«Многие считают, что фермерство —
это авантюра»

Почему в России доминируют крупные агрохолдинги, а не фермерские хозяйства, что выгоднее всего выращивать и какое будущее ждет экопоселения? Об этом рассказывает директор Центра аграрных исследований РАНХиГС Александр Никулин.

HBR — Россия: Чем занимается ваш центр?

Никулин: Наш центр является идеологическим преемником «Центра крестьяноведения и аграрных реформ», который был создан в начале 1990-х британским социологом Теодором Шаниным и российским историком Виктором Даниловым. Одна из задач — возрождение междисциплинарных исследований сельской России, традиций земских статистиков и профессоров-аграрников дореволюционного и послереволюционного времени, а также введение российских исследований в современный международный контекст. У нас работают не только экономисты, но и географы, историки, социологи. А нашим идейным лидером мы считаем выдающегося ученого Александра Чаянова, который был расстрелян в 1937 году. В музыке есть Моцарт, в литературе — Пушкин, а в аграрных науках — Чаянов.

В России еще до революции стоял так называемый аграрный вопрос. В чем он заключался?

В начале XX века было три вопроса, из которых потом проросла русская революция — аграрный, рабочий и национальный. И именно аграрный стал первой ступенью социального взрыва. В его основе — перекрест двух проблем. Во-первых, взаимоотношения крупного и мелкого аграрных производств. Во-вторых, соотношение коллективного и частного начал в земледелии. Это своего рода апории — противоречия аграрного вопроса. В медийном поле и сейчас до хрипоты спорят, какая форма производства эффективнее, но я не разделяю эти крайности. Россия — большая многоукладная страна, все формы имеют право на существование.

Чем крупное хозяйство принципиально отличается от мелкого и частного?

Размер земельного участка роли не играет. Например, в ряде регионов России есть фермерские хозяйства, которые обрабатывают по 10—25 тыс. га земли, тогда как у среднего советского колхоза было в среднем 5 тыс. га. Разница в том, что у руководителей крупного аграрного предприятия (агрофирма, колхоз, совхоз) нет прямой связи с землей, с наемными работниками — между ними существуют бюрократические управленческие иерархии. Тогда как крестьянское или фермерское хозяйство — это, прежде всего, семейное производство. Наемные работники если и есть, то их немного, и они все равно подчиняются принципу семейного единоначалия.

Почему в России основной сельхозпроизводитель — крупные холдинги, а не множество мелких фермеров?

В современном сельском хозяйстве многое зависит от финансовых потоков. И там, где государство централизованно поддерживает концентрацию крупных инвестиций в аграрную отрасль, доминируют крупные предприятия. Это, например, Россия, Украина, Казахстан, страны Латинской Америки. Бразильские социологи рассказывали, что министра сельского хозяйства там называют министром агрохолдингов, потому что он возглавлял крупнейшую компанию. Правда, у них также есть министерство сельского развития, которое курирует малые формы бизнеса и сельские сообщества.

После дефолта 1998 года в России сложилась благоприятная конъюнктура — оказалось, что сельским хозяйством заниматься выгодно, по крайней мере, зерновым. Помню расчеты, опубликованные в начале 2000-х, — средства, вложенные в производство зерна, превышают отдачу даже от нефтяного бизнеса. И когда у государства появились инвестиции для сельского хозяйства, стали думать, как их распределять. С крупными игроками договариваться было проще, чем с распыленными мелкими производителями. Конечно, в России поддерживают и фермеров, но объемы этой поддержки несопоставимы с поддержкой крупного бизнеса. Кроме того, свою роль сыграло аграрное лобби. Так крупный агробизнес стал доминирующей силой на рынке.

Это хорошо или плохо?

Плюсы крупного бизнеса очевидны — концентрация капитала, техники, рабочей силы, инноваций. Но есть и минусы. В отличие от промышленности, сельское хозяйство имеет дело с громадными площадями, их очень трудно контролировать. К тому же все земли разные по качеству. Второй момент — контроль за работниками. Нужен громоздкий аппарат, неизбежно возникает неформальная экономика.

Кроме того, все сверхкрупные аграрные предприятия в финансовом плане чудовищно прожорливы. Когда они говорят об успехах, стоит подсчитать, сколько это стоило. Фермерские и личные подсобные хозяйства более экономны, у них часто хуже техника и меньше урожайность, но как хозяева они более рачительны.

Наконец, холдинги очень агрессивны и часто пресекают развитие других форм хозяйств. Мы как-то сделали контент-анализ по публикациям вокруг аграрного рейдерства и обнаружили много криминальных историй: захваты земли и имущества у агропредприятий и фермеров, особенно в плодородных регионах. Это реальная проблема во всем мире, которая так и называется land grabbing — земельное ограбление.

А сколько у нас сейчас фермерских хозяйств?

В начале 2000-х годов в стране насчитывалось максимум 262 тыс. фермеров. Это немного. Причина в том, что в 60—70 годы ХХ века в селах происходило тотальное «раскрестьянивание» — Россия превратилась в страну наемных сельскохозяйственных работников. Когда у сельских жителей спрашивали, кем они себя ощущают, люди говорили: «Мы не крестьяне». И перечисляли индустриальные профессии — доярка, скотник, шофер, механизатор. Очень трудно вернуться к ментальности крестьянства. Многие считают, что фермерство — это авантюра. Чудо, что нашлась хоть четверть миллиона людей, которые попробовали. Не у всех получилось. По недавней сельскохозяйственной переписи в России осталось 135 тыс. фермеров. То есть за неполные 20 лет их количество сократилось почти в два раза. Но, несмотря на это, в 2000 году они производили около 2,5% сельскохозяйственной продукции страны, а сейчас — 10%.

Каков оптимальный размер хозяйства, чтобы оно было эффективным?

Этот вопрос изучал еще Чаянов. Ахиллесова пята России — отсутствие достаточного числа производителей среднего уровня. Представьте пирамиду, на вершине которой господствуют 700 гигантских агрохолдингов. Плюс есть несколько тысяч аграрных предприятий поменьше, но тоже весьма крупных. А с другой стороны — миллионы мелких и мельчайших семейных хозяйств. Если вообразить условно усредненное идеальное предприятие в наших условиях, то его оптимальный размер — примерно 2,5 тыс. га земли, до 30 работников, от 400 до 1000 голов крупного рогатого скота. Например, в Краснодарском крае такой тип предприятия практически лишен недостатков как мелких, так и сверхкрупных форм. Но именно таких хозяйств у нас крайне мало.

А как обстоят дела в других странах?

Сельское хозяйство США, Франции, Голландии держится на многочисленных фермерских хозяйствах, там нет крупных холдингов в нашем понимании. Семейные хозяйства состоят в различных кооперативах, которые зачастую крупнее наших агрохолдингов. Но в отличие, скажем, от колхозов, где все было обобществлено и крестьянин, по сути, становился наемным работником, фермер остается свободным предпринимателем. Например, он производит молоко. Куда сдавать излишки? Все страдают от перекупщиков, которые устанавливают заниженные цены. А кооператив действует в интересах фермеров. Финская компания Valio представляет собой сообщество сельхозкооперативов. Россия могла пойти по этому пути в годы нэпа, но в итоге коллективизация создала систему колхозов и совхозов.

Почему мелкие хозяйства в России не объединяются, если это выгодно?

По разным причинам — фермеры боятся, не верят, не хватает экономических и юридических знаний. Кого-то обманули руководители кооператива, присвоив имущество. Кроме того, для кооперации тоже нужны инвестиции. У нас есть АККОР — Ассоциация крестьянских (фермерских) хозяйств и сельскохозяйственных кооперативов России, но даже в 1990-е годы у нее было больше ресурсов, чем сейчас.

Сельское хозяйство в России вообще рентабельно? Оно может существовать без господдержки?

Хороший вопрос. Я как-то спросил у владельца крупного молочного агрохолдинга, рентабелен ли его бизнес. Он признался, что хозяйство пока нуждается в дотациях, но в перспективе выйдет на самоокупаемость. Я заметил, что колхозы всю жизнь так говорили, и все знают, чем это закончилось. Предприниматель в ответ только расхохотался. Думаю, что подавляющее число крупных компаний рентабельны условно. За последние 15—20 лет у нас появилось целое кладбище разорившихся агрохолдингов. Фермеры Западной Европы, Северной Америки и Австралии в разы превосходят нас по производительности труда. Мы, в свою очередь, несколько превосходим страны БРИКС и находимся примерно на уровне ЮАР.

Какими продуктами мы себя обеспечиваем полностью?

К 1990 году мы наблюдали впечатляющий спад в сельском хозяйстве, производство во многих аграрных отраслях упало до уровня начала 1960-х годов. Но за последние 15 лет наша отрасль добилась успехов, и это отнюдь не пропаганда. Сегодня на подъеме производство зерновых, кукурузы, сахарной свеклы, подсолнечника. Именно этими культурами занимаются агрохолдинги. Зерновые теперь убирают в три раза меньше работников, ведь современные трактора и комбайны также в 3—4 раза производительней их устаревших советских аналогов. Кроме того, мы полностью обеспечиваем себя свининой и мясом птицы — Россия слезла с импортной иглы, хотя многие еще помнят окорочка Буша. А наиболее проблемный сегмент — молочное животноводство. Здесь спад пока переломить не удается.

А овощи и фрукты? В магазинах все только импортное.

Здесь тоже идут процессы обновления, но медленнее. Нам трудно быть конкурентоспособными, потому что овощи и фрукты требуют много солнца. Для парников и теплиц нужно электричество. Если в Турции можно выращивать помидоры в открытом грунте, то они всегда будут дешевле наших, как бы мы ни старались.

Санкции как-то помогли российским производителям?

Крупному агробизнесу санкции, безусловно, помогли. И государство выделило ему дополнительные средства в рамках поддержки импортозамещения. А мелкие и средние производители признаются, что особо ничего не почувствовали. Вообще капитализм в сельском хозяйстве способствует расслоению регионов. У нас есть ряд субъектов РФ (менее 20), где производительность труда и объемы производства уже на порядок выше, чем в советское время. Например, Башкортостан, Татарстан, Московская и Ленинградская области. Фантастических результатов добилась Белгородская область — пионер в развитии новых форм сельского хозяйства. Здесь налицо успехи агрохолдингов — область производит до 20% от всего объема мяса птицы и свинины в РФ. Кроме того, местные власти поддерживают и мелких производителей, находя для них ниши, неинтересные для холдингов. Например, ни один агрохолдинг не занимается козами — эти животные размножаются исключительно в фермерских и крестьянских хозяйствах. Много семейных форм бизнеса, где люди занимаются пчелами, выращиванием грибов, ягод и т. д. И в то же время более половины российских регионов все еще не могут выйти по показателям сельскохозяйственного производства на уровень 1990 года.

У нас же неустойчивый климат, зона рискованного земледелия.

Климат, конечно, влияет. Но возьмите Швецию — погодные условия сопоставимы с нашим Нечерноземьем, но при этом производительное сельское хозяйство. Проблема прежде всего в кадрах — из сел уехали квалифицированные работники. Формально у нас около 60 профильных вузов, но даже в советские времена они были самыми отсталыми. Выход — привлекать мигрантов. Хозяйства на Юго-Востоке России уже нанимают работников из Средней Азии. Другой выход — повышать производительность труда.

А чем еще можно заниматься в селе, кроме как работать на земле?

Сельская среда сегодня трансформируется. История знает случаи ускоренной урбанизации, но бывают также периоды, когда люди возвращаются в сельскую местность. Например, когда рухнула Римская империя, на руинах Колизея снова пасли коз. За последние 150 лет мы наблюдали по всему миру рост мегаполисов, но сейчас в Западной Европе и США сельское население стабильно — около четверти всех жителей. Примерно 2—3% занимаются фермерством, а остальные содержат гостиницы, магазины, принимают туристов. В России примерно такая же картина — 27% людей живут в деревнях и селах, и с 1990-х годов картина практически не меняется. Правда, число занятых в сельском хозяйстве уменьшилось. В советское время примерно 14% населения работали на земле, а остальные жители сел имели другие источники дохода — учителя, врачи, пенсионеры и т. д. Сейчас работников сельского хозяйства осталось 5—7%.

Что делают остальные?

В последнее десятилетие примерно 45 тыс. российских фермеров перестали работать на земле, зато около 40 тыс. из них занялись другими видами малого бизнеса. Мне как сельскому социологу приходится много путешествовать по России. Раньше остановиться было негде, разве что снять угол у бабушки. А сейчас даже в глухих местах есть комфортабельные гостиницы. Вдоль основных трасс — уютные кафе. В более развитых зонах можно найти сельские развлечения — музеи, поездки на лошадях, собаках. Горожане ездят на фермы посмотреть производство — например, сыра. Словом, мы сегодня идем по пути трансформации сельской местности в рекреационные зоны. Средний класс начал уделять внимание культуре питания, покупает экологически чистые продукты. И свежий воздух — тоже ресурс.

А что вы думаете про дачников?

Дача — популярный элемент национальной культуры в России, странах Скандинавии. По количеству дач на душу населения мы впереди планеты всей. Но человек вынужден раздваиваться: в будни он работает в городе, а в выходные едет по пробкам на дачу, и там тоже нужно вкладываться. Тем не менее, дачники не дают окончательно погибнуть многим селам. По официальным данным, у нас примерно 150 тыс. сел и деревень, но 30 тыс. из них числятся только на бумаге. И где-то десяток тысяч держатся благодаря дачникам, которые там проводят лето.

Как вы видите дальнейшее развитие села?

Развитие сельской России — это не только вопрос производства. Еще Чаянов говорил, что главная проблема в селе — не экономика, а культура. Люди уезжают, потому что плохие дороги, плохое образование, туалет на улице, часто нет даже водопровода. Хорошо хоть в последнее время развивается интернет, тут у нас неплохие позиции по сравнению с другими странами. Если обустроить сельскую местность, многие представители креативного класса, те же программисты, могли бы здесь жить постоянно.

Вы имеете виду экопоселения, когда единомышленники специально селятся вместе?

В том числе. Одно из экзотических направлений развития сельской местности в России и в мире — так называемые экопоселения. Некоторые горожане заинтересованы в альтернативном существовании в сельской местности, но хотят не просто сбежать из мегаполиса, но еще и привнести свою идеологию. В Европе и США этот процесс начался еще в 1970-е годы с поселений хиппи. В России экопоселения растут быстрыми темпами, за последние 15 лет мы обогнали весь Евросоюз. Сейчас у нас их от 300 до 400, и в каждом от нескольких десятков до нескольких сотен хозяйств. Жители таких поселений придерживаются разных концепций — например, движение «анастасийцев», эзотерические сообщества и т. д. Эти чудики и сумасшедшие, как их называют, не получают ни копейки из бюджета и вкладывают в сельскую местность собственные ресурсы. Я бывал в нескольких подобных поселениях, например «Ковчег» в Калужской области, где около 140 домохозяйств. Оказалось, среди жителей преобладают программисты, на втором месте — музыканты. Поиск новых идей для сельского развития — это всегда новый уклад, и чем больше будет подобных укладов, тем лучше. Но этими процессами нужно уметь искусно дирижировать, целенаправленно выстраивать многоукладную аграрную политику, а у нас кроме поддержки крупного бизнеса пока мало что получается.