Что нужно знать об истории России ХХ века | Большие Идеи

・ Экономика

Что нужно знать об истории России
ХХ века

Для правительства Александра III, не торопившегося активизировать реформы отца, община была удобна.

Автор: Мариэтта Чудакова

Что нужно знать об истории России ХХ века

читайте также

Жизнь как проект

Гусинская Ирина

Ваша компания слишком осторожна

Дэн Ловалло,  Дэниел Канеман,  Роберт Уланер,  Тим Коллер

«Наша миссия — дать возможность инновационным предпринимателям совершить глобальный прорыв»

«Счастливые часы» Facebook

Вамси Канури,  Исин Чен,  Шрихари Сридхар

Для правительства Александра III, не торопившегося активизировать реформы отца, община была удобна. Прежде всего для компактного взыскания недоимок — недоплаченных налогов. (Так впоследствии гораздо удобней станет советскому государству забирать осенью «госпоставки» с одного колхозного двора, чем собирать по всем дворам.)

Кроме того, власть считала, что только община может защитить крестьянина от нищеты — или хотя бы, как писал К. П. Победоносцев, «отдалить опасность голодной смерти».

Между тем десятилетие после реформы стало временем демографического взрыва — за 30 лет сельское население России почти удвоилось!.. Людей в селе стало больше, чем могла прокормить земля, — тем более истощенная варварским, не «хозяйским» обращением. И Столыпин задумал бороться с малоземельем естественным для страны с огромной территорией способом: переселять крестьян на свободные и плодородные земли — за Урал.

Конечно, переселяли наспех. Семьи долго ехали в неудобных вагонах (получивших на десятилетия именование «столыпинских»), сотни тысяч возвращались, не сумев обжиться, разоренными. И все же в конце концов в Сибири осело 2,5 миллиона предприимчивых людей.

Мировые цены на зерно падали. В европейской части России крестьяне разорялись — а покинуть переставшее их кормить хозяйство в поисках лучшей доли многие не могли: закон 14 декабря 1893 года запретил крестьянину выход из общины без согласия «мира» (т. е. — общины).

Вот когда развернулась крестьянская коррупция. «Инициативный мужик, — пишут современные историки, — вынужден был кланяться и унижаться перед соседями, ставить полведра, а то и ведро водки — только чтоб отпустили с миром». (С «миром» уже в другом смысле — по-доброму).

С 1906 года ситуация менялась, хотя и с очень большим затруднением. По замыслу Столыпина, крестьянин, решившийся выйти из общины, получал в частную собственность все закрепленные за его семьей, по числу душ, наделы (но не помещичью землю). Разбросанные по разным местам, они сводились теперь — для удобства хозяйствования — в один участок. Крестьяне — те, что не решались переселяться, — могли селиться рядом со своей землей: на хуторах и отрубах.

Кому это столыпинское новшество могло быть невыгодно? Легко догадаться, что в первую очередь лодырям и пьяницам — односельчанам пожелавшего выделиться.

Во-первых, община их подкармливала (за счет как раз работящих мужиков). Во-вторых, при переделах, глядишь, лодырю достанется чужая ухоженная земля. (Час торжества таких незадачливых сельчан, когда они могли забрать у своих работящих соседей не только землю — правда, как оказалось, ненадолго, — но избу и двор, был впереди.)

А в-третьих — это было прежде всего непривычно.

Не берусь с уверенностью судить о других странах, но в России не очень-то любят непривычное.

Так что столыпинская аграрная реформа шла очень трудно.

В одних местах крестьяне боялись выходить из общины, особенно под нажимом власти (к которой в России привыкли относиться с подозрением). В других — община, как уже сказано, с большой неохотой отпускала своих членов на хутора. В третьих — бюрократическое чиновничество совершенно не помогало начинающим фермерам.

В свою очередь, и выделившиеся не очень-то спешили вставать на ноги, начинать самостоятельно хозяйствовать...

Писатель Н. Златовратский (1845—1911), еще учась в гимназии, окончил двухгодичные землемерные классы. Позже служба в деревне познакомила его с бытом пореформенного крестьянства. Вот как рисовал он общинные порядки.

Речь об известном камне преткновения в общине — так называемых неудобьях, неудобице. То есть о кочковатой, заросшей кустарником или болотистой земле, где можно только пасти скот, но почти невозможно косить траву (разве что выкашивать небольшими кусочками). И уж совсем невозможно распахать ее и засеять — сначала над ней надо очень много работать:

« — У вас ведь много неудобной, болотистой земли около деревни сверх усадеб?

— Есть-таки.

— Может, из вас кто хочет обработать эту землю под огород, например?

— Может, отчего ж, не стесняем…

— А потом он уж все время этим огородом будет пользоваться?

— За что так? Надо по справедливости.

— Да ведь он все обработал, расчистил.

— За труды он и пользуется. Три года ему даем. Зачем обижать?

— А потом?

— А потом уж сообща будем пользоваться, потому — земля общая*».

С. Е. Трубецкой вспоминает свой разговор «примерно в 1912 году» с очень хорошими стариками-крестьянами соседнего села.

«Я спросил их, не выделился кто-нибудь из их общины, как это уже наблюдалось в соседних деревнях? — “Нет, — отвечали старики, — никто не выделился”. — “И ошибется, кто выделится”, — спокойно заметил хозяйственный старик Поликарп… — “Почему ошибется?” — спросил я. — “А потому, что палить его будем, — рассудительно сказал другой старик… — Так уж решили – значит, не выделяйся!”».

Вот это — не выделяйся — имело в общине особый смысл.

Община была хранителем уравниловки: живи как все, не хуже и не лучше других. И тем более — не на особицу.

Герцен верил, что крестьянская община может быть использована «в качестве движущей силы социалистических преобразований».

Против столыпинских реформ были многие — по разным причинам. Непримиримыми их противниками были социалисты разных оттенков.

* Цитируем по статье Ю. В. Никуличева «Время, бытие, быт в зеркалах русской литературы ХIХ века» (История России ХIХ—ХХ веков: Новые источники понимания. М., 2001. C. 61).