Выбор судьи Вербилкина | Большие Идеи

・ Психология

Выбор
судьи Вербилкина

Вербилкин давно привык, что при его появлении все встают, и перестал получать от этого удовольствие. «Встать! Суд идет!» — привычная фраза еще вызывала в нем гордость за профессию, но самолюбие не грела. «Суд решил», «суд считает», «суд постановил» — звучало совсем не так, как «Вербилкин сказал». Но на этот раз он впервые почувствовал, что решение будет принимать не абстрактный суд, а лично он, Виктор Сергеевич Вербилкин.

Автор: Оксана Шевелькова

Выбор судьи Вербилкина

читайте также

В поисках идей: апрельский выпуск

Сможет ли Nokia снова возродиться из пепла?

Рита Гюнтер Макграт

Как алгоритмы могут стать справедливее любого HR-специалиста

Бен Даттнер,  Томас Чаморро-Премузик,  Фрида Полли

Выясните свою карьерную мотивацию

Борис Гройсберг

Вопросы с подтекстом

— Ваша честь, разрешите продолжить?

Вербилкин, очнувшись от грез, кивнул.

— Что касается трансфертных цен. Они, с моей точки зрения, сами по себе не являются незаконным явлением и не представляют из себя ничего экзотического. — Во взгляде стоявшего за свидетельской трибуной министра, одетого в дорогой полосатый костюм, читалось сознание гражданского долга.

Вербилкину на миг почудилось, что большой человек — сам министр нефти Андреев! — стоит навытяжку именно перед ним, решительным и сильным духом мужчиной Виктором Сергеевичем Вербилкиным, и что перед каким-нибудь другим председателем Дубровского суда он бы так не стоял. Уважает!

Подсудимый Серпинский вернул Вербилкина к реальности, с кривой улыбочкой задав Андрееву откровенно идиотский вопрос: — А может ли нефть в районе добычи стоить столько же, сколько в Роттердаме?

«Ну какого рожна столько же, — пронеслось в этот момент в голове у Вербилкина — до Роттердама еще за перевоз возьмут... Похоже, это он над Пилатом нашим, прокурором Васнецовым, потешается... да и поделом, в общем-то...»

— Может быть, Серпинский перестанет задавать вопросы свидетелю как специалисту в области ценообразования?! Вопросы с подтекстом! — Смысл издевательства дошел и до самого прокурора.

«Опять этот детский сад. Что я, воспитатель их разнимать? Не могли кого покультурнее найти...»,— подумал судья Вербилкин. Хамоватый прокурор раздражал его сегодня больше обычного. Даже неудобно за него перед свидетелем. Министр Андреев первый раз присутствовал на допросе и был преисполнен уважения к суду. Вербилкин впервые участвовал в допросе министра и тоже был преисполнен уважения. Он даже привстал было, когда член правительства покидал зал суда. Но тут же сел обратно, вспомнив, что судебная власть независима от исполнительной и главный тут он, Вербилкин.

Перерыв! Выйдя наконец из зала, Вербилкин с облегчением стянул с себя ставшую ненавистной черную мантию. Как всегда, он внимательно осмотрел ее, прежде чем повесить в шкаф. «Опять стирать пора», — с грустью подумал судья. Он свернул символ правосудия, аккуратно положил его в пакет и забрал с собой в машину. «Не забыть потом в багажнике, — озабоченно размышлял Вербилкин, садясь за руль. — Роттердам, значит, говорите, город контрастов...»

Следователь и судья

Вербилкин вел машину привычным маршрутом. На углу Малой Пироговки остановился и зашел в магазин: дома закончились хлеб и яйца.

— Какие люди! Сергеич! Сто лет тебя не видел! Хотя вру, сегодня видел. По телеку. В новостях. Ты прям звезда теперь! — От прилавка с мясными изделиями к Вербилкину поспешно двинулся грузный мужчина лет 50-ти, державший в руке плотно набитый пакет с продуктами.

— Привет, Семен! Да, давно не виделись… — забормотал Вербилкин, узнав в здоровяке майора Семена Васильева, с которым вместе проработал несколько лет в Дубровском УВД, пока Вербилкин не ушел в судьи.

— Слушай, Вить, пошли ко мне? Чаю попьем, жена салат настрогает по-быстрому. Или у тебя звездная болезнь? Обижать Семена Виктор Сергеевич не собирался.

Дома Васильев включил телевизор. «Сегодня в Дубровском суде состоялся допрос очередного свидетеля защиты. Министр нефти Андреев давал показания в течение трех часов», — тарабанил диктор. На экране крупным планом показывали то министра, то Вербилкина, а чаще всего — Серпинского.

— Как он вообще, твой олигарх? — не удержался от очевидного вопроса Семен.

— Почему мой-то? — возмутился Вербилкин.

— Ну а как же? Всюду только и слышишь «Вербилкин и Серпинский», «Серпинский и Вербилкин». Без него ты кто был? Судья Вербилкин. А теперь ты кто? — Кто? — Вербилкин напрягся, ожидая услышать о себе что-нибудь близкое к правде.

— Теперь ты «судья Вербилкин, который…». Вошел в историю. Прославился.

— Да уж, вошел… Я туда, между прочим, не собирался. И за что мне все это? — задал Вербилкин давно мучивший его и, в сущности, риторический вопрос, который неизбежно вызывал покалывание в боку.

— Так ты ж сам ушел из следователей. Никто не гнал. За зарплатой судейской подался. Пожизненное содержание, квартира — куда нам до вас. На новенькой иномарке вон ездишь, а я мою «девятку» чиню чаще, чем с женой сплю. — Семен успевал жевать бутерброд и рассуждать о насущном.

Да, переход Виктора Сергеевича в судьи когда-то серьезно улучшил материальное положение семьи Вербилкиных. И даже расположенный напротив дома хоспис перестал будить мысли о бренности земного существования и тому подобных неприятных вещах. В конце концов, между Дубровским судом и Высшим был еще суд Верховный. А там Вербилкина ценили. Честный пропорционально зарплате, умный, но в меру — в общем, добросовестный работник российской судебной системы.

Он быстро продвинулся по карьерной лестнице и дослужился до поста председателя Дубровского суда. Но теперь благосклонность начальства не грела душу Виктору Сергеевичу.

Вербилкин почувствовал знакомое тревожное покалывание. Боль возникала где-то в области кармана, в котором лежало подписанное президентом Путиным удостоверение судьи — им Виктор Сергеевич очень гордился. Судья глотнул чаю.

— Да, олигарх наш тоже на «мерседесах» ездил… В коттеджах жил… А сейчас что? Как говорится, не зарекайся… Но вообще он мужик ничего, крепкий, принципиальный. Только кому это нужно? Кабы не его принципиальность, я бы сейчас в отпуске был, в Тайланде на пляже грелся. И никаких забот. А вместо этого торчи без отдыха в Москве и суди его.

— Так и пусть посидит за народное добро! Государство надувать — все горазды, а Родину защищать — хрен вам! Дай ему, Витек, на всю катушку, чего ты паришься! — Старший следователь Семен сурово уставился на Вербилкина.

— Дай, дай… Устиновой из Добрынинского тогда проще было. Посадить настоящего олигарха, да за налоги — милое дело. Всех бы их туда, в Читинскую область, и с конфискацией. Но Серпинский уже семь лет за решеткой. Я, выходит, должен не владельцу заводов, газет, пароходов приговор выносить, а сидящему зэку срок добавлять. И потом, я судья, а не пацан из подворотни. Я хочу осудить и затем ночью спокойно спать. А наши умники прокуроры обвинительное заключение пишут, как мой сын сочинение про Евгения Онегина в девятом классе. Когда ему потом чуть двойку за год не поставили... Вы предъявите нормальное обвинение, дайте мне четкие доказательства, а не эту филькину грамоту. Эх… Как судить в таких условиях? — Вербилкин насупился, вспомнив творчество Васнецова и его товарищей.

— Ну как знаешь. Тебе видней, конечно. Хотя я бы на твоем месте… — Семен аж приподнялся и развернул мощные плечи, когда представил, какой порядок он навел бы на месте Вербилкина.

Приятели какое-то время молча прихлебывали успевший остыть чай. Вербилкин глянул в телевизор. Красивая молодая актриса смотрела на него горячим осуждающим взглядом. Это судью Вербилкина раздражало. Нашли себе Жанну Д’Арк.

— Ладно, Семен, пойду я. Завтра тяжелый день. Я человек маленький, — зачем-то добавил он.

В поисках выхода

Через пару месяцев Вербилкину неожиданно вспомнился тот разговор с Семеном. «Да, его бы на мое место», — думал Виктор Сергеевич, выходя из своего кабинета и спускаясь по лестнице. Две женщины, курившие у входа в суд, прервали разговор и сочувственно посмотрели вслед уходящему председателю.

—Да, сдает Вербилкин-то наш. Вон какой мрачный ходит. Говорят, у него со здоровьем что-то не то?— Полная темноволосая женщина, судья по гражданским делам, посмотрела на свою коллегу.

— Не знаю, не знаю. Не люблю я слухи обсуждать. Но было бы неудивительно. Даже боюсь представить себя на его месте. Ведь не отвертишься, как скажут, так и сделаешь. Сама знаешь нашу проклятую систему. Бедный он мужик, в сущности. — Ответила та, нахмурив брови.

— Скажешь тоже, бедный. Просто так председателем не становятся, особенно в нашем суде — все-таки сколько «шишек» на территории прописано, мало ли кого в суд занесет. Но вообще хорошо, что мы с тобой «цивилисты», уголовные проблемы нас мало волнуют, — резюмировала начавшая беседу судья.

Женщины перекинулись еще парой фраз о здоровье и погоде и поспешили на парковку: очередной рабочий день Дубровского районного суда подошел к концу.

Виктор Сергеевич выезжал из переулка. Покалывание в боку уже стало привычным. Когда боль вдруг исчезала, ему начинало чего-то не хватать, возникал страх. «Выход. Должен же быть выход…» — Мысли Вербилкина стучались о черепную коробку. Ему отчаянно не хотелось в историю. Слава или позор… Ему не надо было ни того, ни другого. «А что если… Нет… Это неправильно… А с другой стороны… Они галиматью пишут, а я приговаривай?..» Подъехав к дому, Вербилкин решился. Он отправит дело на доследование, пусть Васнецовы поработают, а он позориться из-за них не намерен.

— Виктор Сергеевич? Здравствуй! — Звучавший в телефоне гнусоватый «бабский» голос Екатерины Васильевны Титовой, председателя Моссуда, пронизывал Вербилкина до дрожи. — Ты с делом-то не затягивай. Сам знаешь. К Новому году надо, чтобы все. Васнецову увлекаться не давай. Он парень хороший, бойкий, но заводится легко. И смотри там мне, без эксцессов. Я на тебя полагаюсь. И не только я. Так что давай, мужик, не подведи.

Вербилкин посмотрел в трубку: оттуда доносились короткие нервирующие гудки. Он сел на диван и включил телевизор. «Что касается дела Серпинского, то я уже высказывался много раз на этот счет. Я, так же как известный персонаж Владимира Высоцкого, считаю, что вор должен сидеть в тюрьме». — Властный голос человека, подписавшего удостоверение, проникал в самый мозг судьи Вербилкина. «Нет, не надо! Я не хочу! Это давление на суд!» — Виктор Сергеевич остервенело жал на пульт. По другим каналам было то же самое. «Ах, чтоб вы все!» — возмутился судья.

На следующий день

Анна Николаевна прикурила сигарету и посмотрела на сидящего напротив Виктора Вербилкина. Они не виделись больше десяти лет, с тех пор, как бывший старший следователь Дубровского УВД отправил в леса Мордовии на семь лет своего первого подсудимого и мучился по этому поводу бессонницей. Когда-то Анна была старостой их с Вербилкиным курса в Высшей милицейской школе, но в работе следователя быстро разочаровалась и ушла в писательницы. Среди своих знакомых она была известна прямотой нрава. За это они Анну Николаевну ценили, однако общались с ней не часто. Но когда ей позвонил Вербилкин и предложил посидеть в небольшом уютном кафе недалеко от Киевского вокзала, Анна Николаевна не удивилась. Она ожидала этого звонка.

— Почему ты не спрашиваешь, как жизнь? — Виктор Сергеевич поморщился от сигаретного дыма.

— Мне кажется, несколько глупо задавать этот вопрос самому судье Вербилкину. — Анна Николаевна повела плечами, продолжая пристально смотреть ему в глаза.

— Да что все заладили: «судья Вербилкин», «судья Вербилкин». Со всех сторон пальцем тычут. Государство мне все-таки зарплату платит. Почему я должен против правил идти? Можно подумать, будь на моем месте Тимошенко или Великанов, все было бы иначе.

— Ты полагаешь, государство тебе прибавку к зарплате даст? И орден. За заслуги третьей степени. Ты пораскинь мозгами, зачем ты им дальше будешь нужен? Приговор «судьи Вербилкина» только один раз требуется.

— Причем тут орден! До пенсии бы дотянуть. Может, еще и обойдется без «по собственному». В конце концов, у меня десять лет безупречной службы. Что я, зря пахал? Не могу я взять и коту под хвост все пустить. Плетью обуха не перешибешь, не даром говорят, между прочим.

— Может, и обойдется, конечно. А может, и сам напишешь. Какой из тебя судья после этого? Думай, думай Виктор. Это твой выбор. Только твой. — С этими словами Анна Николаевна встала из-за стола, оставив Вербилкина наедине со своими мыслями.

Судья Вербилкин

— Встать! Суд идет!

Виктор Сергеевич Вербилкин бодро взошел на трибуну, поправил очки, на секунду задумался.

— Именем Российской Федерации. Суд приговорил. Подсудимого Серпинского Бориса Леонидовича. Оправдать.

Виктор Сергеевич с хитрым прищуром глянул в зал. Прокуроры, адвокаты, подсудимые, известная актриса, малоизвестный политик, пара пенсионеров, правозащитники… Все застыли в оцепенении. «Вербилкина в президенты!» — неистово закричала седая растрепанная женщина с плакатом. Зрители очнулись и бешено зааплодировали. Корреспонденты информационных агентств спешно передавали сенсацию.

— Почему вы решили оправдать подсудимого? Вы чувствуете себя героем? Сколько вам заплатили? Как вы относитесь к Путину? — В лицо Вербилкину ощетинились микрофоны со всего мира, фотографы отталкивали друг друга, пытаясь протиснуться из-за спин операторов.

— Ит воз сентенс фром май харт. — Виктор Сергеевич привыкал давать пресс-конференции. К нему пробился представитель известного издательства, протянул визитку и попросил написать мемуары. На душе у судьи Вербилкина было легко. Слава оказалась делом приятным, хотя и немного утомительным.

«Пап, а в институт меня теперь никогда не возьмут?» — Виктор Сергеевич с недоумением уставился на пришедшее только что sms от сына. Не успел он осмыслить этот странный вопрос, как телефон опять завибрировал, прогоняя остатки эйфории.

— Что, совершил подвиг? Ну-ну. Тебе бы не в Гастеллы, а на Первый канал. Фабрика звезд. Аттракцион невиданной справедливости. — Председатель Моссуда Титова шипела, как удав Каа. — Ничего, у меня в коллегии люди крепкие, не чета тебе, интеллигенту. Васнецов вон уже кассацию пишет. Ты сам-то как писать будешь — по состоянию здоровья или как кандидат в президенты? Вербилкин окончательно вернулся в реальность и погрузился в тягостные размышления. «В президенты? Кто ж позволит? И оно мне надо? Это еще хуже, лучше судьей остаться. Да, остаться бы. Не дадут… Они не прощают. А может, в бизнес податься? Глядишь, олигархом стану. Ага, как Серпинский... Уф… Что же делать?.. Эх, сам виноват, дурак… Почести на хлеб не намажешь». — Вербилкин почти впал в отчаянье. И проснулся. Телевизор молчал. Виктор Сергеевич потянулся, облегченно вздохнув. Он знал, что делать.

Через полтора часа судья Вербилкин входил в переполненный зал.

— Встать! Суд идет!

— Именем Российской Федерации. Суд приговорил…

Мог ли судья оправдать подсудимого? Ситуацию комментируют эксперты

Сергей Пашин, федеральный судья в отставке, член Независимого экспертно-правового совета, заслуженный юрист РФ

Судья в данном случае может и должен оправдать подсудимого. Может — потому что только он в этом деле олицетворяет справедливость государства, только он вправе подписать акт правосудия — приговор. Должен — потому что не уверен в виновности представшего перед судом человека. Конституция России требует толковать сомнения такого рода в пользу обвиняемого. Недоказанная виновность равна доказанной невиновности. Но это в теории.

Судебная реформа в нашей стране не привела к возрождению независимой и влиятельной судебной власти. Судебная система усложнилась (появились конституционные и арбитражные суды, Дисциплинарное судебное присутствие), но осталась частью бюрократической машины. Управляется она административно-командными методами, и роль приводных ремней в этой конструкции играют председатели судов. Они угождают чиновникам и силовым структурам, от них зависит благосостояние и карьера судей. Лояльность судей обеспечивается также «правоохранительными» органами, негласными методами «оперативного сопровождения» процессов.

Судейское сообщество давно отказалось от своего Кодекса чести, переименовав его в Кодекс профессиональной этики. С каждым годом этот документ разбухает, и сейчас в Совете судей готовится новый детализированный его вариант. Между тем, Анатолий Кони выразил всю судейскую этику двумя словами: «Это ты!». Великий русский юрист призывал судей видеть в подсудимом своего собрата, пусть и оступившегося.

Конечно, от судей нельзя требовать поголовного героизма. У них много привилегий, но мало гарантий. Однако осуждение невиновного — грех несмываемый и непростительный. Наша беда не в слабости гарантий, а в оскудении совести.

Дмитрий Леонтьев, доктор психологических наук, профессор факультета психологии МГУ им. М.В. Ломоносова

Многие из нас, находясь под влиянием обыденных представлений о существовании неких сил, определяющих наши поступки, убеждены, что на поведение человека можно определенным образом воздействовать.Но не стоит забывать, что у каждого из нас есть рефлексивное сознание. Когда оно «включено», человек способен выбрать любой из возможных вариантов поведения — каким бы трудным ни был этот выбор. Способность совершать над собой усилие, принимать самостоятельные решения не всегда предсказуема. Иногда в ситуации выбора эту способность демонстрируют люди, от которых ее совсем не ждешь. Человек может даже перечеркнуть свою прошлую историю. Такие случаи нечасты, но история человечества накопила их уже изрядно.

Конечно, от всех нельзя требовать самостоятельности. Однако человек, наделенный статусом судьи, должен обладать соответствующей компетентностью и личностными достоинствами для того, чтобы делать собственный и независимый выбор. Чтобы судить по своей совести, по своей компетентности. Судья сам определяет, чему следовать, и принимает решения под личную ответственность. Если он не может сделать собственный ответственный выбор, то он профнепригоден.

С точки зрения психологии, у героя этой истории была возможность и оправдать, и осудить Серпинского. Он судья с большим стажем, значит, он обладал всеми качествами для того, чтобы принять решение и нести за него ответственность. В данной ситуации это крайне трудно, но работа судьи нелегка по определению, поэтому судьи во всех обществах имеют очень высокий статус и соответствующие материальные блага. Кто сказал, что должно быть легко?

Дмитрий Дмитриев, управляющий партнер юридической компании «Правовой департамент»

Я считаю, что судья мог вынести оправдательный приговор. Современная российская история знает несколько примеров, когда судьи не боялись принимать решения вопреки системе, например судья Ольга Кудешкина. Просто подобные политические дела могут разрешаться еще задолго до самого судебного заседания.

Характерным примером может служить история с судьей Волгоградского областного суда Марианной Лукьяновской. Она изменила меру пресечения обвиняемому, задержание которого было оформлено с процессуальными нарушениями. Как сообщила она потом журналистам, ее вызвал к себе председатель суда, который сказал, что она приняла неправильное решение и ей лучше уйти в отставку.

Подбор судьи в подобных делах также не случаен. Кандидат должен быть максимально лоялен системе. Вербилкину система, возможно, сделала предложение, от которого он не смог отказаться и, к сожалению, у него не хватило силы воли на то, чтобы вынести оправдательный приговор.