Хотите
научиться думать?

Путешествия в пространстве — по безбрежным просторам России — и во времени (вглубь отечественной истории), несомненно, расшевеливают наш ум.

Только что всего лишь за 48 часов — с 5-ти утра 7 сентября (выехали из Москвы на машине) до 5-ти утра 9 сентября (вошла в свой дом) немало удалось увидеть, кое-что сделать и заново оценить.

Торжок (200 с гаком км от Москвы) 25 раз посетил Пушкин. И тень поэта, ей-Богу, до сих пор витает над городом…

В 10 часов меня ждали 90 школьников. Началась блиц-викторина — по русскому языку, литературе и русской истории ХIХ—ХХ вв. Хорошие книги лежали тут же на столике — за правильный ответ каждый мог выбрать сам, по своему вкусу.

Первый мой коронный вопрос:

— Как звали капитанскую дочку? Имя, отчество и фамилия!..

…О, это надо видеть!.. Как писал бессмертный Гоголь, «перо мое вяло, мертво, с тонким расщепом», чтобы описать, как напряжение памяти появлялось на юных лицах — и тянулась наконец чья-то рука или ручонка!.. Заметьте — случая не было, что в какой-то из более сотни (за лет десять моих поездок по стране) аудиторий школьников не нашелся ответ на этот (как и на другие!) вопрос!..

Вспомнила — только однажды. В Москве, в педагогическом колледже. Через год эти 19 девиц без следа мысли или напряжения памяти на челе отправятся преподавать в начальную школу…

А в Торжке библиотекари на встрече после викторины рассказывали — дети не хотели расходиться:

— Как, уже все?..

Понравилось шевелить мозгами.

…Мы так привыкли ругать — и поделом! — сограждан за потребительское, некритичное отношение к телекартинке, за привычную несправедливость в оценке деятелей нашего недавнего прошлого. И главное — за леность ума.

И не принимается во внимание, что рядом с ними живет другая Россия — в возрасте от 12 до 18 лет.

Этих людей — с живым, неубитым чувством справедливости (каждый видел, как горько плачет ребенок, наказанный не за свою вину, и как горячо вступается он за невиноватого приятеля!..), с готовностью к думанью — не учитывают в своих анализах и оценках ни социологи, ни политологи, ни публицисты.

А ведь в них-то — вся суть! Время неумолимо движется, и сегодняшние бездумно голосующие за что угодно через 5—7 лет будут сильно потеснены с электоральной площадки своими подросшими детьми. Сохранят ли их дети эту юную тягу к справедливости и честности или сольются с туповатым и равнодушным «большинством»?..

Недалеко от Торжка, в Никольском — свидетельства нашего общественного лицемерия. Под шумные лозунги о мнимом величии России разрушается ежедневно и ежечасно наше отнюдь не мнимое, подлинное культурное величие — творения русского Брунеллески, потрясающего архитектора конца ХVIII века Николая Львова, свояка поэтов Державина и Капниста…

Когда входишь в Воскресенский храм (Ротонду, как еще ее называют) с ободранными стенами, в полном запустении и в середине задираешь голову вверх — видишь поистине флорентийский купол!..

Высоченная, величественная лестница ведет ко входу в храм — и разрушается не столько от времени (уж очень прочно все было слажено), сколько рукотворно. Валяется внизу огромный камень, сброшенный с самого верха лестницы — уже третий раз. Кем?!

— Не инопланетянами, — ответила местная жительница, борющаяся за Львова несколько лет практически в одиночку.

Почему?!

Ведь такое отношение к своей культуре мы не увидим НИ В ОДНОЙ западноевропейской стране — а мы перед ними задираем свой нос все выше и выше.

Сообщаю о главных препятствиях инвестициям — по закону 2003 года все объекты культурного наследия должны пройти новую регистрацию (старая — 1961 года). И что? Почему до сих пор не определен собственник?! Вопрос — к тамошнему начальству. Многие читатели этого текста — уверена — лучше меня, далекой от бизнеса, знают ответ на этот вопрос.

Но зато я знаю — честь и слава была бы тому сыну отечества, кто, преодолев препятствия, вернул бы России и храм, и усадьбу Львова, и многое другое. И внуки его говорили бы гордо:

— Это наш дед сделал!..

После Торжка и Никольского — 900 км на машине до Коноши. Библиотека имени Иосифа Бродского (туда, как и в Торжок, привезли мы немало книг — на новые книги денег им практически не дают).

А оттуда недалеко — в Норинскую, туда, где был в 1964—1965 годах в ссылке «тунеядец Бродский», будущий Нобелевский лауреат.

18 февраля 1964 года.

«Судья Савельева: Чем вы занимаетесь?

Бродский: Пишу стихи. Перевожу. Я полагаю…

Судья Савельева: Никаких «я полагаю». Стойте как следует! Не прислоняйтесь к стенам! Смотрите на суд! <…> А вообще какая ваша специальность?

Бродский: Поэт. Поэт-переводчик.

Судья Савельева: А кто это признал, что вы поэт? Кто причислил вас к поэтам?

Бродский: Никто. (Без вызова). А кто причислил меня к роду человеческому?».

13 марта 1964 года.

«Судья Савельева: А что вы сделали полезного для родины?

Бродский: Я писал стихи. Это моя работа. Я убежден… я верю, что то, что я написал, сослужит людям службу, и не только сейчас, но и будущим поколениям».

Музей — замечательный. Друзья Бродского, навещавшие его в ссылке, помогли восстановить детали его быта. Очень умно и талантливо сделан и своеобразный музей в библиотеке в Коноше; Бродский в последние месяцы ссылки работал фотографом, и его фотографии отпечатали поразительно теплое отношение поэта к своим односельчанам…

В этих двух музеях стоит побывать всем. Я не злой человек, но очень хотела бы, чтобы там побывали внуки судьи Савельевой. А также — дети сегодняшних российских судей, вынесших немало неправедных приговоров. Посещение таких мест поневоле заставляет думать. Обдумывать, так сказать, свои действия — под знаком истории.