Марат Гельман: об искусстве, политике
и эстетике

Марат Гельман галерист, директор музея современного искусства PERMM, поддерживает лучших представителей отечественного художественного пространства и вписывает их имена в мировую историю искусств.

Какова задача современного искусства?

Говорить об общей задаче современного искусства можно только вне рамок самого искусства. Эта задача — включить Россию в мировую художественную среду, противостоять возврату к прошлому. Наша политическая среда стремится к прошлому, политики говорят вроде бы о будущем, а на самом деле — о прошлом, она не хочет быть частью мира. Художники же говорят только о будущем, пусть и о разном. А внутри художественной среды у каждого свои задачи. Санкт-Петербургские художники из группы «Паразит», например, противостоят тому, чтобы их город превращался в музей, открыточный, ненастоящий, город для туристов.

Сегодня многие художники борются с властью. Как вы относитесь к сращению искусства и политических акций?

Для российской художественной сцены это очень хорошо. Когда произошли события на Болотной, вдруг оказалось, что художники отстали от общества. Они так успешно встраивались в коммерческие и властные институты, что в какой-то момент перестали быть авангардом общества. А если искусство не идет впереди общества, зачем оно нужно? Общество содержит людей искусства, поэтому у них должна быть какая-то миссия. Художественная среда оказалась перед дилеммой: либо признавать поражение, либо становиться частью общественных процессов. Я убежден, что в деятельности художника должен быть социальный аспект.

Можно ли сказать, что в современном искусстве идея важнее эстетики?

Современный художник создает образ. Визуальный образ. Но если начинать копаться, то в разное время «важным» было разное. Когда-то важным было создать «идеальное», потом «подобное», наконец «красивое». В эпоху модернизма — «новое».

Сегодня эстетика: композиция, соотношение цветов, гармония — перестала быть предметом искусства и является скорее научными, чем творческими задачами, связанными с оптикой нашего зрения. Зеленое и голубое приятней глазу, чем желтое. В современную эпоху художник отвечает на вопрос «зачем?», а не «как?».

Как знакомство с современным искусством влияет на человека?

Когда мы делали первую выставку в Перми, зрители говорили: «Это здорово, но это не искусство, потому что мы тоже так можем». Через некоторое время эти же люди, продолжая говорить «я тоже так могу», стали говорить: «Я тоже художник» и предлагать свои проекты. Встречаясь с современным искусством, человек вопрошает себя и вытаскивает из себя художника. У нас это до сих пор предъявляют как претензию искусству. А на самом деле это одно из его преимуществ: оно не трепет в зрителе рождает, а желание творить. Это очень важно. Дистанция между зрителем и художником резко сократилась. Искусство стало более демократичным.

Насколько важна просветительская работа в плане современного искусства?

Важна — особенно в России. Мы пропустили модернистский период истории искусства. Так получилось, что он практически полностью совпал с советским периодом. Из наших мозгов изъяли целый фрагмент. Сегодня люди не понимают, что язык искусства изменился, и не видят разницы между реальностью и искусством, поступком и художественным жестом. Они подходят к ним с одинаковыми критериями и преследуют художника, изобразившего какое-нибудь явление. Это настоящее мракобесие. Просвещение — единственный способ интегрировать художественную среду в социум. Я говорю именно о просвещении, а не об образовании, так как образование — это длительный процесс, а времени у нас нет.

То есть отношение к искусству отражает состояние нашего общества?

Конечно. Сравните акцию Pussy Riot с акциями Александра Бренера в 1990-х. Бренер на Лобном месте вызывал Ельцина на бой. Его забрали в кутузку и на утро выпустили. Когда шла вторая Чеченская война, он ворвался в Елоховский собор, срывал с себя одежды, переворачивал стулья, кричал «Чечня, Чечня». Ущерб от него был гораздо больше, чем от Pussy Riot. Его снова забрали — оштрафовали на 500 рублей. Сегодня об этом почти никто не помнит, а о Pussy Riot знает весь мир, при том что художественные жесты были практически идентичны. Так что художники проверяют состояния обществе — при Бренере оно оказалось здоровым и правильно отреагировало на его акции, а сейчас общество и власть в первую очередь не здоровы.

Не жалеете ли вы, что в свое время участвовали в предвыборной кампании Путина?

Думаю, что все, кто привел Путина к власти, об этом немного жалеют. Но нашей вины в этом не много. Но еще больше я жалею о другом. Я участвовал в предвыборной кампании 1996 года — тогда, испугавшись, что к власти может прийти коммунист, мы нарушили демократическую процедуру выборов. Мы разрушили этот механизм ради высокой цели — но теперь этим пользуются все. Это была большая ошибка. Если бы мы этого не сделали, демократические институты были бы сохранены, а коммунисты все равно через четыре года проиграли бы.