«Здоровому народу не нужна идея, он и
так существует»

Борис Гребенщиков, один из основоположников русского рока, для нескольких поколений был и остается кумиром, проводником высшего знания, авторитетом во всем, что касается музыки. Играть с ним почитают за честь известные зарубежные музыканты, а концерты «Аквариума» — на лучших мировых площадках и в отдаленных уголках России — неизменно собирают полные залы.

HBR: Ощущаете ли вы связь с Россией?

Гребенщиков: Я и есть Россия, вся связь — во мне. Рыба не замечает воды, она для нее естественна. Я — естественно русский, поэтому мне не нужно ничего доказывать, не нужно искать русскую национальную идею. Здоровому народу не нужна идея, он и так существует. Сформулировать — значит ограничить.

Вы неоднократно говорили, что в России ничего не меняется. Хорошо это или плохо?

 Это наше свойство. И я бы не стал уповать на перемены. Возможны новые варианты старых пороков, но сами пороки вряд ли уйдут. Еще Карамзин говорил: «Воруют». Как это изменить? Посадить весь народ в концлагерь? Уже сажали. Стали меньше воровать? Нет.

Политические изменения тоже невозможны?

Что-то, вероятно, начнет меняться, только когда люди станут относиться к себе по-другому, уважать тех, кто вокруг них, и самих себя. Для этого требуется образование. Но даже попытки ввести всеобщее образование не привели к серьезным переменам. Как только эту уздечку сняли, все опять вернулось в старое русло.

То есть уздечка — в каком-то смысле благо?

Одновременно и да и нет. Это лишение свободы и в то же время больший порядок. С возникновением интернета у людей появилась такая масса возможностей, что, если государства не натянут на это узду, это может привести к очень интересным последствиям. Возможно, человечество даст ход назад и начнет регламентировать интернет. Но я убежден, что любое подавление свободы ведет к краху. Свобода — это свойство человеческой души. Поэтому желание лишиться свободы или лишить свободы других приводит к болезням души.

А ценности людей меняются?

Они меняются на уровне поп-культуры, влиянию которой мы все так или иначе подвержены. Если у всех есть пистолеты, рано или поздно кто-нибудь захочет пойти и разобраться. Но ценности по-настоящему образованных людей не меняются: гуманизм остается гуманизмом.

Вы играете с западными музыкантами, записываетесь на Западе. Видите ли вы разницу в том, как люди работают здесь и там?

Чтобы получить хорошую запись песни, люди там готовы писать по сто-двести вариантов. Для них важно, чтобы наконец получилось точно то, что нужно. Русские уже после пятого варианта говорят: «Пойдем уже выпьем». Это ячество, возведенное в десятую степень: как я хочу, так и будет, — а хочу я не столько сделать что-то, сколько себя показать.

Чувствуете ли вы ответственность перед слушателями?

Я чувствую ответственность перед высшими силами, которые регулируют процесс творчества. Если я чист перед Богом, перед собой, то перед слушателями тем более.

Вы изучали разные духовные практики и религии. Какая из них вам ближе?

Говорить о разных религиозных практиках — то же самое, что сравнивать разные культуры и разные языки. Все они описывают немного разные грани одного и того же, говорят об одном разными словами. Некоторые религии, конечно, заявляют, что правы только они. Но на высшем уровне все смыкается. Много троп на вершину горы — но вершина горы одна.