Не
ругайте урбаниста

Все помнят картинку инаугурации Путина 7 мая 2012 года, на следующий день после беспорядков на Болотной. Пустынный город, избранник без избирателей, Москва без москвичей. Документальное свидетельство разлада президента со столицей: никаких ликующих толп, тщательно отобранных крупных планов, оцепления вдоль маршрута следования кортежа. Казалось бы, ничего страшного. Горстка недовольных в Москве, зато за спиной — вся Россия.

Что означает конфликт Города и верховной власти? Может ли город (и вся страна) развиваться в таких условиях? Об этом написана книга французского историка «Империя и город: Николай II, “Мир искусства” и городская дума в Санкт-Петербурге». Она рассматривает годы правления последнего императора всея Руси и его противостояния с Санкт-Петербургом.

После убийства Александра II в сознании будущего императора Николая II сложился собирательный образ города-врага. Сыграла свою роль и неприязнь Николая II к городскому люду: мещанам, студентам, мастеровым, рабочим, купечеству. Для императорской четы их как бы и не было, а были только три силы: царь-батюшка, дворяне и народ-землепашец. В 1901 году, когда в Москве начинаются студенческие волнения, император пишет великому князю Сергею Александровичу: «Что значат эти беспорядки и проявления неудовольствия известной среды в городах в сравнении со спокойствием нашей необъятной России?».

«Известная среда» тем временем все активнее заявляет о себе, причем помогает ей в этом крупный капитал, который может развиваться только в условиях городской России. На Нижегородской выставке 1896 года, задуманной как мощная демонстрация главных промышленных достижений страны, разражается скандал: по инициативе устроителей праздника (Саввы Морозова, Саввы Мамонтова и их активного союзника, министра финансов Витте) государя встречает почетная охрана из детей купечества. Купчишки вместо дворян! Вот он, подрыв древних устоев, а ведь все симпатии царя обращены к «веку минувшему». Это проявляется в моде на ложнорусский стиль, на костюмированные дворцовые балы, где все наряжаются стрельцами и боярами, на закрытые военные смотры, которые отрезаны от города и демонстративно не имеют к нему отношения. Показательно путешествие царя в Париж, где его принимали с неподдельным энтузиазмом: ликующие толпы высыпали на улицы, в салонах появилась мода à la russe. Но и это было императорской чете в тягость. Государь может свысока взглянуть на город, но городу не пристало глазеть на государя. Так, по крайней мере, было в России.

Между 1870 и 1910 годами петербургское население утроилось и достигло без малого двух миллионов. Город уже не мог не учитывать благополучие своих жителей — их здоровье, удобство, досуг. «Городское дело — пасынок русской современности, а между тем русская цивилизация может быть осуществлена только через города. У нас же города прозябают», — сокрушался юрист и политик Лев Велихов. Модернизация города становится цивилизационным вызовом. Архитектор Леонтий Бенуа представляет в Министерство внутренних дел записку о необходимости общего плана «оборудования Санкт-Петербурга». Единообразная и стройная реконструкция, на манер османовского Парижа, в сочетании с удобным и дружелюбным (как сказали бы сегодня) общественным пространством — вот идеал современного города. Искусствовед Георгий Лукомский говорит в 1912 году о «земле обетованной для зажиточных классов населения». Кафе, теннисные площадки, футбольное поле и парки — словом, как пишет Лукомский, «город-сад, о котором до сих пор у нас много писали лишь на страницах журналов».

Однако красота — это еще не все. В Санкт-Петербурге, важнейшем европейском мегаполисе, нет даже нормальной канализации! «Если городские сметы составляются без дефицита, то лишь при том условии, что ­многие насущные городские нужды, каковы, например: устройство правильной системы очистки города, расширение и улучшение водоснабжения и освещения, возведение новых больниц, капитальный ремонт городских зданий и другие остаются неудовлетворенными за недостатком средств» (из донесения градоначальника Клейгельса Николаю II в 1895 году). Проходит 15 лет, и на город обрушивается эпидемия холеры — болезни, о которой в Париже и в Лондоне давно забыли. Модернизация Санкт-Петербурга становится вопросом жизни и смерти.

Ева Берар. «Империя и город: Николай II, “Мир искусства“ и городская дума в Санкт-Петербурге», Изд-во НЛО, 2016

Что такое модернизация? «Современный город, в истинном значении этого слова, есть социальный институт», — говорил инженер, предприниматель и знаток европейского градостроительства Федор Енакиев. В Петербурге появляются так называемые общества обывателей и избирателей, цель которых ­«ознакомление жителей с техникой и порядками городского хозяйства и налаживание более тесных контактов между ними и гласными [членами Думы], то есть опыт прямой демократии», — пишет Ева Берар. На муниципальных выборах общества обывателей получают большинство голосов, и эта неконтролируемая гражданская инициатива всерьез беспокоит правительство. Столыпин инициирует их закрытие на том основании, что «частным обществам не может быть предоставлена деятельность, параллельная деятельности городской думы, по вопросам, подлежащим ее, думы, компетенции». На желании горожан лично участвовать в пере­устройстве города поставлен крест. Вскоре планы по созданию канализационной системы утонули­ в политических­ и финансовых распрях между правительством и Думой, государь же, как обычно, демонстрировал полнейшее равнодушие к проблемам своей столицы. Когда после революции Петроград лишается столичного статуса, в нем по-прежнему нет ни чистой водопроводной воды, ни современной канализации — она появится лишь незадолго до начала Второй мировой войны.

История показала, что модернизировать города можно и в условиях полной несвободы. Сегодня, впрочем, это не так просто: жители жаждут участвовать в обсуждении и принятии планов, и снести что бы то ни было без решения суда уже нельзя. Но урбанизация Петербурга в начале прошлого века, как и нынешняя урбанизация Москвы, дают пример, как теперь модно говорить, развития по «гибридному» варианту. Власть как бы работает ради удобства и благосостояния своих граждан, но в то же время предпочитает их не видеть. Отсюда ощущение зачищенного города — без людей, без уличной торговли, без сутолоки, без жизни. «Город пышный, город бедный // Дух неволи, гордый вид // Свод небес зелено-бледный // Скука, холод и гранит». Как же похоже на сегодняшнюю Москву! А между тем, как говорил в 1904 году писатель и общественный деятель Александр Никитин, «городской воздух приносит свободу». При колеблющейся власти, которая боится свободы для своих граждан-горожан и в то же время пытается создать видимость демократических практик, урбанизм обречен на непоследовательность и, в конечном счете, на провал.