На
чужом поле

Если решать проблему, пуская в ход неподходящие приемы, обязательно получается ерунда, чем бы вы ни управляли. Самый свежий пример — события вокруг постановки «Тангейзера» в Новосибирском театре оперы и балета. Менеджеры от культуры выставили себя в смешном виде, уволили сильного интенданта, каких наперечет, заменив его очень спорной фигурой, и не принесли никакой пользы обществу — поверим, что интенции были благие.

Напомню фабулу. Новосибирский театр поставил оперу Вагнера с явным замахом на «Золотую маску» — в нетривиальной трактовке молодого, но уже заметного режиссера Тимофея Кулябина. В декорации одной из сцен был использован постер с образом распятия, помещенного в сомнительный контекст. Тех, кто понимает язык современной оперной режиссуры, а это сугубо элитарное искусство, подобным не смутишь, но вырванный из контекста постер действительно шокирует.

Он и стал яблоком раздора. Православные фанатики сочли себя оскорбленными. Прокуратура ­инициировала судебное разбирательство, в ходе которого и директор театра Борис Мездрич, и режиссер ­Тимофей Кулябин были оправданы. Но Минкульт все же уволил Мездрича, при котором театр собрал целую коллекцию высших театральных наград.

Если не обращать внимания на бьющую в глаза абсурдность действий управленцев, сами по себе столкновения из-за авангардных произведений искусства — это нормально. Ставить неудобные ­вопросы — одна из задач искусства. Православные имеют право возмущаться постановкой, художники — отстаивать свое право на свободу высказывания, а любители оперы — бороться за право на то, чтобы никто, тем более церковные иерархи и чиновники, не пытался вставать между ними и искусством. Демократия не предполагает, что продвинутое меньшинство или косное большинство навязывает свою волю остальным, она подразумевает, что все договариваются со всеми. ­Столкновения такого рода помогают обмениваться мнениями и находить точки примирения.

Наблюдая за развитием событий вокруг «Тангейзера», волей-неволей проводишь параллели со скандалом вокруг прошлогодней постановки «Смерть Клингхоффера» в Metropolitan Opera. В Новосибирске православные сочли оскорбленными свои религиозные чувства, а в Нью-Йорке спектакль обвинили в антисемитизме и оправдании терроризма. У нас было возбуждено административное дело, у них люди пикетировали театр, призывали бойкотировать его постановки. Пресса включилась и там, и здесь. У них главной темой стали те самые границы творческой свободы. У нас все свелось к тому, что одни пытались защитить Мездрича и Кулябина, а другие требовали над ними расправы. О сути происходившего на сцене дискуссии быть не могло, потому что мало кто успел ­посмотреть спектакль. У нас постановку снял с репертуара вновь назначенный Владимир Кехман. Там ­генеральный менеджер Metropolitan Opera Питер Гелб публично объявил только об отмене ­международных трансляций оперы, но спектакля в репертуаре больше нет.

Кажется, там пошумели и успокоились, а у нас сделали выводы и приняли меры. Но на самом деле там выигрыш для общества значительнее: оппоненты услышали друг друга и, возможно, пере­осмыслили свое мнение. Здесь все только запуталось и усилило конфронтацию между людьми. Штука в том, что скандальная постановка — это сфера общественной дискуссии, а не применения законов или чиновничьих мер.