Сергей Ениколопов: «В России многие ненавидят себя,
соседей, страну»

В последнее время уровень агрессии в обществе постоянно растет: любое инакомыслие или непривычное поведение вызывает у людей в лучшем случае раздражение. С чем это связано, почему мы с готовностью находим себе новых врагов, с какими проявлениями агрессии сталкиваемся каждый день и как с этим бороться, рассказывает Сергей Николаевич Ениколопов — кандидат психологических наук, руководитель отдела медицинской психологии Научного центра психического здоровья, ведущий научный сотрудник кафедры психологии личности факультета психологии МГУ им. М. В. Ломоносова.

Давайте сразу определим основные понятия, которые будем использовать: агрессия и насилие. Какая между ними связь?

Агрессия — это мотивированное нанесение вреда. Иногда к этому определению добавляют «…человеку, который не желал бы с собой подобного обращения». Но, по-моему, такое уточнение неверно, поскольку оно автоматически исключает аутоагрессию и суицид. Слово «мотивированное» очень важно: агрессивное действие всегда намеренное, а не случайное. Поэтому даже бездействие — ­например, когда человек, умеющий плавать, сидит и смотрит, как кто-то тонет, — проявление агрессии.

Насилие — также мотивированное действие, однако это не нанесение вреда, а принуждение. Мы все в той или иной мере жертвы насилия: родители загнали нас в школу, научили завязывать шнурки, пользоваться ножом и вилкой. Все это было нам навязано, пусть и из лучших побуждений.

Мы часто путаем агрессию и насилие, ведь эти явления тесно связаны и даже в языке иногда отражаются неверно. Скажем, обычно говорят «семейное насилие», хотя речь идет об агрессии. Ученые эти понятия разводят, однако в каждодневном общении в этом нет смысла: мы и так отлично понимаем, о чем идет речь.

Правильно ли я понимаю, что на другом полюсе от агрессии находится толерантность?

Да, или, иными словами, терпимое отноше­ние друг к другу. Чаще всего мы неосознанно ведем себя терпимо: с сослуживцами, со знакомыми, с прохожими. Даже если они нам не нравятся, мы на них не набрасываемся. Это бытовое проявление толерантности.

В последнее время стали много говорить об этнотолерантности. Но не стоит забывать, что эта проблема не новая. Занимаясь ею, нужно учитывать опыт империй, ведь империя всегда полиэтнична, а имперское мышление — толерантное. Взять ту же Российскую империю: армией командовал Михаил Богданович Барклай-де-Толли, шефом полиции, отвечавшим за национальную безопасность, был Александр ­Христофорович Бенкендорф. Люди понимали, что не в национальности дело. Как только имперское мышление дает сбой, наступает крах империи. Так что в этом отношении у нас идеальная страна для полевых исследований.

Какова функция агрессии?

Это один из эффективных способов защитить свое «я», свои границы. В сложной ситуации у нас три варианта защиты: бегство, атака и ступор. Ступор изучен хуже всего. Я знаю много жертв уголовного насилия, которые хотели бы убежать или закричать, но не могли. Два других варианта — активные: убежать или уничтожить источник угрозы.

Когда у человека высокая температура, его все раздражает, но не потому, что все вокруг плохое, а потому что плохо ему самому. Агрессия в этом смысле как градусник: температура есть, а что за болезнь — непонятно. Если человек агрессивен, нужно выяснять, что с ним не в порядке. Агрессия — показатель неблагополучия.

Собственного или среды?

И того, и другого. Один из индикаторов уровня агрессии и благополучия страны в целом — количество корыстных убийств и самоубийств. Например, в 1967—1969 годах этот показатель у нас резко упал, в 1990-е вырос вдвое, а сейчас вновь снижается. Однако надо учитывать, что общество реагирует на меняющуюся ситуацию с некоторой задержкой. Так что спад убийств в конце 1960-х — это реакция на социальный оптимизм начала шестидесятых, а нынешняя ситуация — следствие стабильных 2000-х.

Можно ли сказать, что агрессия — оружие слабого?

Да, но только не физически слабого, а человека со слабой «я-концепцией», идентичностью. При этом она может быть оружием человека как с низкой самооценкой, так и с высокой. Само­влюбленные люди часто ведут себя агрессивно, поскольку видят в окружающих угрозу своему нарциссизму. Для женщины, считающей себя самой красивой, опасность представляют мужчины, не обращающие на них внимания, и хорошенькие девушки. Они — источник угрозы, и их нужно тем или иным способом уничтожить.

Как показало одно из наших исследований, в межнациональном конфликте наиболее агрессивно ведут себя люди, низко ­оценивающие свою нацию. Эпиграфом к этому исследова­нию могут стать слова Гилберта Кита Честертона: «Все хорошие люди — интернационалисты, все плохие — космополиты, поэтому каждый должен быть националистом». Националист (без шовинизма!) — это патриот, он высоко оценивает свою нацию, уверен в себе, терпим, толерантен и, следовательно, может вступать с представителями других культур в хорошие отношения. Напротив, тот, кто не уверен в себе и невысоко ставит свою культуру, обычно агрессивен по отношению к сильнейшим. Скажем, те, кто не считает американцев лучше себя, относятся к ним спокойно, кто считает (пусть и не признается в этом), постоянно на них нападает, хотя бы на словах. С помощью агрессии люди и нации с заниженной самооценкой заявляют: «мы ничуть не хуже». Так ведет себя, например, ИГИЛ. Мы тоже с готовностью подхватываем спускаемый сверху образ Америки как врага, потому что не можем осознать, кто мы: у нас плохо с самооценкой.

Мы подхватываем образы и других врагов. По ощущениям многих людей, уровень ­агрессии в России вырос в связи с событиями на Украине.

Кажется, Камю сказал: люди, которые голосуют за коммунистов в Париже, не так любят жителей Москвы, как ненавидят жителей Парижа. В России многие ненавидят себя, соседей, страну. Удобно списывать на других собст­венные неудачи и никчемность. У нас много людей, не вписавшихся в новую действительность: Россия в каком-то смысле уникальна — за время жизни одного поколения она перешла из одной формации в другую. При этом до сих пор у нас нет ответа на вопрос, справедливо ли было поделено богатство — и одни озолотились, а другие обеднели. Это опять же приводит к недовольству и агрессии. Масла в огонь подливает телевидение, показывающее жизнь богатых, преуспевающих. Люди чувствуют себя неудачниками, озлобляются. И тут им дают возмож­ность выпустить пар, предлагая черно-белую картинку: вы за Украину или за Россию? Это простой выбор — никто не хочет думать о нюансах.

Каков уровень агрессии в России по сравнению, скажем, с Европой? Опять же по ощущениям, он гораздо выше.

Конечно, выше, хоть и не намного. Это важно понимать, например, тем, кто предлагает разрешить россиянам носить оружие. Не надо поощрять людей в агрессии, если они и так высоко агрессивны. С другой стороны, если бы не агрессивность, победили бы

мы во Второй мировой войне? Думаю, нет. Мы бы недолго продержались — как французы, которые еще в XIX веке во время наполеоновских войн «выбили» у себя всех агрессивных.

Как измеряется уровень агрессии? Чтобы проводить меж­страновые сравнения, нужна универсальная методика.

За основу берется часто исполь­зуемый американский опросник ­Басса-Перри, в котором фигурируют четыре показателя: гнев, враждебность, физическая агрессия и вербальная агрессия. Разные страны используют его с поправкой на свои национальные особенности. Мы адаптировали эту методику, оставив всего три показателя: у нас, как и в ряде других европейских культур, физическая и вербальная агрессия не различаются. Американцы — нация вербальная: США создавали люди с разным менталитетом и темпераментом, и, чтобы они могли правильно понимать друг друга, ­появилась традиция все проговаривать. Американцы спокойно рассуждают о том, о чем у нас не принято даже заикаться. Так что если американец обещает оторвать вам руки-ноги, едва ли он воплотит свою угрозу в жизнь — он лишь сообщает о своем к вам отношении. А у нас «пацан сказал — пацан сделал»: если вас грозятся покалечить, стоит быть начеку.

Как в России в целом отно­­­сятся к проявлениям агрессии и ­насилия?

Чтобы исследовать легитимизацию насилия (как человек или группа людей принимает насилие и агрессию), мы создали собственный опросник. Мы исследовали три сферы: семью, политику и спорт. Выяснилось, что жители России не передают государству право на насилие. Они не верят власти и предпочитают разбираться со всем самостоятельно. Об этом говорит хотя бы тот факт, что люди не сообщают об огромном количестве ­насильственных преступлений, ­полагая, что ­государство не найдет или не накажет преступника. Обычно право на насилие властям дают граждане правовых стран, у нас же государство само забирает себе это право. В отличие от политики, мы вполне приемлем агрессию и насилие в спорте и в еще большей степени — в семье. В России допустимо наказывать ребенка, бить жену, мужа. В семейной жизни насилие у нас применяется очень широко. Мы также выяснили, что люди, которые легитимизируют насилие во всех трех сферах, с ­большей вероятностью совершают насильственные преступления.

Обусловлена ли агрессивность генетикой?

Степень агрессивности определяется разными факторами, в том числе генетическими. Их можно условно распределить по уровням: нижний — наследственность, далее — гормональный фон (количество серотонина, тестостерона), затем — воздействие внешних факторов, скажем стресса или алкоголя. Верхний уровень — воспитание, обучение, культура. Высокоагрессивные люди, научившиеся контролировать себя, могут найти мирный способ выпускать пар — скажем, с помощью спорта. Они выкладываются на тренировках, на соревнованиях, а в жизни ведут себя кротко и тихо, и никто даже не догадывается, что они могут быть агрессивными.

Могли бы вы привести примеры того, как культура влияет на проявление агрессии?

Исследователь проблем мира и насилия Йохан Галтунг выделил три формы насилия: прямое (убийство, репрессии и т. д.), структурное (всевозможные формы геноцидов, эксплуатации) и культурное (все, что оправдывает насилие). Мы удивляемся, почему фашисты вдруг стали уничтожать евреев и немецкая нация легко пошла у них на поводу. Так вот за этим стояла немецкая наука, которая все это обосновывала, и люди ей верили.

Любые дефекты культуры отража­ются на нашем поведении. Один из них, свойственный России, — снисхождение к пьяному: мы прощаем ему неправомерные действия, в том числе семейное насилие. Другой дефект, также сказывающийся на семейном насилии, есть в культурах многих стран. Это отсутствие иерархических отношений между людьми, которое провоцирует борьбу за первенство. Ошибочно полагать, что только мужчина бьет женщину, — наоборот бывает даже чаще. В странах, сохранивших иерархию (например, восточных и южных), семейного насилия почти нет. Представители традиционных культур понимают, у кого какая роль в обществе, и это ­сдерживает ­агрессию: зачем ­кому-то что-то доказывать, если все и так знают свое место? Когда этой структуры нет, растет, например, количество изнасилований, потому что основной мотив насильников — власть, подкрепление собственной самооценки.

Рост количества изнасилований и негативное отношение к женщине в целом вызваны еще одной культурной особенностью многих стран — использованием женского образа в неожиданных целях, например, рекламных. Изображение красивой женской ноги может служить рекламой пылесосу и даже шагающему экскаватору. Человек из субъекта превращается в объект, и обыватель привыкает к тому, что между металлическим предметом и женщиной нет никакой разницы.

Как религия связана с уровнем агрессии в обществе?

Обычно считается, что религия снижает общий уровень агрессии. В то же время — и эта точка зрения вызывает озабоченность — она способствует росту ксенофобии, интолерантности, потому что агрессия к «своим» ниже, чем к «чужим»: чужак всегда опасен. Я видел одну работу, показывающую, что, как это ни парадоксально, из всех христиан наименее агрессивные по отношению к другим — православные. Но исследование проводилось не у нас, так что речь идет о греках, сербах.

Исследование агрессии двух категорий мусульман и православных (неофитов, то есть недавно обратившихся к религии, и тех, кто всю жизнь был религиозным), которое я проводил, показало интересную вещь. Выяснилось, что неофиты — авторитарные, высокоагрессивные, враждебные и радикальные, а «воцерковленные», наоборот, толерантные.

Чем это объясняется?

Все изменения в «я-концепции» ведут к агрессии. Когда человек переходит в новую конфессию или ипостась, он становится святее Папы ­Римского и всем это доказывает. ­Вспомните ранних большевиков и нацистов, упивающихся чувством собственного превосходства. Не случайно и мулл, и православных священников убивают не представители другой религии, а свои, считающие себя истинно веру­ющими. Неофит опасен. А человек, для которого религия или идеологема всегда были частью его «я», уверен в себе и никому ничего не доказывает.

Говоря об агрессии, вы приводили в пример убийства, само­убийства, изнасилования. А какие есть скрытые, неочевидные формы агрессии?

Одна из латентных форм агрессии — буллинг, то есть травля одного из членов коллектива. О буллинге часто говорят применительно к школе, но он распространен и в армии, и на рабочем месте. Еще одна форма, которую у нас мало изучают, — моббинг, или групповая агрессия, цель которой — выжить человека из коллектива. Орудия косвенной агрессии — злые шутки, доносы, сплетни, намеки. Из-за смены полоролевых отношений и исчезновения иерархии, о котором я говорил, косвенная агрессия часто направлена на женщин: существует множество незаметных (и поддерживаемых начальством) способов «поставить сотрудницу на место».

Руководству и работодателю наверняка может быть выгодна неявная агрессия в коллективе.

Иногда — да: она позволяет начальнику манипулировать людьми, держать их в тонусе, стимулировать конкуренцию («не зажиреете у меня», «побегаете», «вы с Ивановой никогда не подружитесь, я буду то одну поощрять, то другую, и вы будете как две пришпоренных лошади»). Некоторым руководителям агрессия в коллективе позволяет почувствовать собственную значимость: люди приходят к ним как к третейскому судье, плачутся в жилетку.

Даже школьные учителя «играют» на детской агрессии. Исследование буллинга в школе показало, что многие из них делают вид, что не замечают этого явления, а на деле активно его используют: у них тишина в классе, все работают, потому что знают, что на задней парте сидит Иванов, который, если что, врежет по лбу.

Однако по большому счету ­агрессия, особенно направленная против талантливых сотрудников, мешает работе. Если речь идет не о конвейерном производстве, работодателю выгодно иметь в коллективе ярких, творческих людей. Японцы, например, специально устраивают своего рода бюро рационализаторов и изобретателей и убеждают сотрудников, что «высовываться» полезно, что нужно проявлять себя, быть индивидуальностью. Так что руководителям, вместо того чтобы проводить тренинги по сплоченности, стоило бы разобраться, почему их подчиненные не сплочены.

Можно ли сказать, что от скрытой агрессии страдает определенный тип людей?

С одной стороны, это неагрессивные люди, которые не могут за себя постоять. Они часто оказываются козлами отпущения: те, кто их унижает, чувствуют единение друг с другом. С другой стороны, жертвами могут стать люди с высокой самооценкой, сильные, успешные — объекты зависти. Иногда они переоценивают собственные силы и ведут себя, с точки зрения менее удачливых товарищей, нагло и вызывающе. Противостоять агрессии они не могут, потому что нападают на них большой группой.

То есть бороться с такими проявлениями агрессии, особенно в трудовом коллективе, бесполезно?

Зачастую да. Можно, конечно, сделать вид, что ничего не происходит, но долго так не протянешь. В некоторых случаях проще уйти. Но, прежде чем уходить, нужно разобраться, почему на вас нападают. Может, ваши обидчики спелись и любой чужеродный элемент вызывает у них отторжение? Может, вы талантливее и они понимают это? Может, вы сами сплетник и нехороший человек? А может, вы всем навязываете свою дружбу или, наоборот, держитесь особняком? Нужно ответить для себя на этот вопрос, ведь жизнь показывает, что мы склонны вновь наступать на те же грабли.

Как, по-вашему, можно снизить агрессию в обществе?

Все начинается с воспитания, в первую очередь культурного. Человек должен понимать, что Федор Михайлович Достоевский, когда писал о Раскольникове, не призывал убивать старушек. В школах нужно учить коммуникации, чтобы дети умели слушать, понимать собеседника, чувствовать его настроение. Чтобы они научились ценить разнообразие культур и уважать чужие традиции, чтобы поняли, что никому нельзя навязывать свои принципы и идеалы, — иначе произойдет катастрофа. Необходимо также правильное патриотическое воспитание, исключающее шовинизм и допускающее ироническое отношение к себе и своей культуре. Самоирония и юмор очень важны для снятия агрессии. Человек, не обладающий чувством юмора, опасен для окружающих.

Большую роль в становлении личности играет социализация. Раньше она проходила во дворе: дети общались с друзьями разного возраста, наблюдали за ними, учились у них. Сейчас мы по большому счету ­потеряли двор, и социализация проходит только в школе, с одноклассниками. Из-за этого дети не усваивают важных программ поведения и не знают, как поступать во многих жизненных ситуациях. Если говорить об агрессии, то это особенно опасно для девочек: у них нет социализации агрессии. Грубо говоря, их не учат драться. А ведь когда учишься драться, узнаешь ограничения, правила: до первой крови, лежачего не бить, двое в драку — третий отходит и т. д. Поэтому современные девочки часто оказываются агрессивнее мальчиков, они не понимают, что такое жестокость и насилие. Так что для них нужны специальные обучающие программы.

Снизить уровень агрессии в обществе могут также СМИ, в частности телевидение. Известно, что просмотр фильмов, демонстрирующих насилие, «убивает» эмпатию и задает сценарность поведения. Поэтому необходимо понизить градус жестокости на телеканалах. В этом смысле показателен опыт США. В 1960—1970-е годы там больше 70 процентов экранного времени было отдано показу насилия. И только в 1980-е насилие было выдавлено на кабельные каналы. Этому способствовали раскрученные властью слушания в Конгрессе. Но поскольку в Америке работает механизм обратной связи, на кабельных каналах процент насилия также сокращается: зрители жалуются на засилье жестокости, и рекламодатели уходят с этих каналов. Очень важно, чтобы нечто подобное произошло и у нас.