Экстремальный труд

ФИНАНСОВЫЙ АНАЛИТИК, назовем его Судхир, пять лет назад эмигрировавший из Индии в США, работает в одном из крупнейших банков Нью-Йорка. Летом Судхир проводит в офисе всего 90 часов в неделю — для него это «бархатный сезон». Все остальное время он трудится по 120 часов в неделю; значит, на сон, еду, отдых и личную гигиену у него остается лишь 48 часов. Он засиживается в офисе, даже когда нет особо срочной работы. Это издержки профессии, но Судхир не ропщет: ему всего 23 года, он работал только в одной компании и уже вошел в число самых высокооплачиваемых американских сотрудников. Джо (имя вымышленное) поднялся по карьерной лестнице еще выше — он управляющий директор крупного

банка. Раньше он думал, что служебный рост принесет ему избавление от переработок, но получилось наоборот — теперь он трудится шесть-семь дней в неделю. Жена и трое детей Джо живут в штате Коннектикут, сам он два дня работает в Нью-Йорке, еще три-четыре проводит в разъездах. Дома Джо появляется только в выходные, но даже тогда его могут в любой момент вызвать к клиенту. «Джо не смог даже приехать на похороны бабушки, и нам пришлось их отложить», — вспоминает его жена. Минь Мэй — управляющий директор и член исполнительного комитета стремительно развивающейся компании ProLogis, которая специализируется на инвестициях в недвижимость и ведет крупные проекты в Азии. Мэй отвечает за продвижение на китайский рынок: за последние три года компания инвестировала в строительство зданий общей площадью примерно 1 млн кв. м. На работе ему приходится полностью выкладываться. Отправляясь на шестидневные переговоры с представителями китайских властей, он обычно планирует объехать пять разных городов. Его поездки — это непрерывная череда встреч, плавно переходящих в поздние обеды, на которых заводятся знакомства и укрепляются важные связи. Работа у Мэя напряженная, но он от нее в восторге: «Выйти на рынок, где до тебя никто ничем подобным не занимался, потрясающе интересно и очень важно. В Китае мы построили оптовые центры, которые способствуют дальнейшему экономическому росту страны».

Не меньший энтузиазм испытывает и Джонель Солтер, которая руководит строительством нефтяной платформы ВР в Северном море. На ней лежит огромная ответственность за здоровье и безопасность 80 рабочих в открытом море. Джонель — первая темнокожая женщина, занявшая такой пост в BP, и ей пришлось потрудиться, чтобы завоевать авторитет в преимущественно мужском коллективе. Но Джонель нравится быть первопроходцем, и она благодарна руководству, давшему ей в наставники женщину — Гро Килланд, управляющего директора ВР в Норвегии. Вот что говорит Джонель о своей работе: «Несмотря на весь свой опыт, никогда нельзя быть полностью уверенным, что сделаешь все правильно в критической ситуации. А ведь еще нужно выбрать верный стиль руководства. Это как экзамен, и как же здорово его сдать!»

Судхир, Джо, Мэй и Джонель — ударники, а точнее, «экстремалы» труда. Они не одиноки в этом мире — в каждой отрасли есть высокооплачиваемые сотрудники, для которых работа стала всем. Они кладут жизнь на алтарь карьеры, и эту их страсть можно оправдать только бешеными заработками.

Что это — новая порода профессионалов? Не совсем. Важные и ответственные должности существовали всегда — как всегда существовали и трудоголики, способные превратить любую работу в экстремальную. Но что-то все-таки изменилось. Если раньше профессионалы экстра-класса были любимцами публики и свободное время проводили в праздности и веселье, то теперь они трудятся не покладая рук. Они с готовностью берутся за ответственные задания и получают зарплаты, которые раньше никому не снились, — и число таких сотрудников неуклонно растет. В феврале 2004 года в рамках «Рабочей группы по скрытой утечке мозгов» мы начали исследовать феномен, получивший название экстремальной работы. Чтобы определить масштаб распространения «трудоемких» должностей, в конце 2005 года мы при содействии четырех компаний: American Express, BP, ProLogis и UBS — провели два крупных опроса. Нам также было важно узнать отношение людей к экстремальной работе и выяснить, какая мотивация лежит в ее основе, — для этого мы собирали фокус-группы и проводили интервью (более подробная информация представлена на врезке «Исследование экстремальной работы»). Затем мы рассмотрели полученные данные сквозь призму структурных изменений, вследствие которых трудоголики стали символом американской экономики и культуры. В итоге мы получили «портрет» карьеры, поглощающей человека, — она приносит удовлетворение и высокое материальное вознаграждение и в то же время представляет определенную опасность для людей и общества.

Американская мечта на стероидах

Первое, что мы поняли: успешные профессионалы работают чересчур много. Сорокачасовая неделя, похоже, становится атавизмом. Теперь даже 60-часовая занятость, по данным журнала Fortune, многим кажется неполной. Наше исследование показало, что 62% высокооплачиваемых сотрудников работают более 50 часов, 35% — более 60 часов и 10% — более 80 часов в неделю. Прибавьте к этому стандартный час на дорогу и получится, что пять дней в неделю люди уходят из дома в 7 утра и возвращаются в 9 вечера. Те же, кто трудится в экстремальном режиме (то есть, помимо должностных обязанностей, выполняют дополнительную, не подлежащую оплате работу), практически живут в офисе. Большинство из них (56%) работает по 70 и более часов в неделю, а 9% — и вовсе по 100. Насколько это отличается от того, что было раньше? Чтобы оценить масштаб изменений, обратимся к ответам респондентов (достоверной статистики пока не существует). Сорок восемь процентов опрошенных утверждают, что в настоящее время трудятся в среднем на 16,6 часа в неделю больше, чем пять лет назад. Это соответствует данным других опросов, один из которых, в частности, был недавно проведен Питером Куном и Фернандо Лоцано — специалистами Национального бюро экономических исследований. Они выяснили, что число сотрудников с высшим образованием, работающих 50 часов в неделю, с 1980-го по 2001 год выросло на 8% (с 22,5% до 30,5%).

А что же отпуска? Они все больше сокращаются. Сорок два процента трудовых экстремалов берут 10 и менее дней в году (что намного меньше положенного по закону), а 55% утверждают, что им нередко приходится отменять свои планы. При этом они говорят, что никто их не принуждает и они по собственному желанию задерживаются в офисе и не берут отпуска. Так делает и Джей (имя вымышленное), креативный директор крупной компании, работающей в индустрии развлечений. Он не помнит, когда последний раз отдыхал, — вся его жизнь проходит на работе. Он одержим идеей вывести свою студию на новый уровень и заняться выпуском видеоигр. «Если все получится, я буду первым, кому это удалось, — говорит он с неподдельным энтузиазмом. — Попытки остальных сотрудников потерпели фиаско. Я должен покорить этот Эверест».

Давайте задумаемся: в чем разница между простой сверхурочной и экстремальной работой? В определении экстремальной работы, которое мы сформулировали после продолжительных бесед с фокус-группами, учитываются не только затраченные часы (и их оплата, естественно), но и напряженность режима, делающая эту работу особенно стрессовой. Итак, мы выделили десять отличительных черт экстремальных должностей. Если человек сталкивается по меньшей мере с пятью из них (при 60-часовой или более продолжительной рабочей неделе), его смело можно назвать экстремалом труда (см. врезку «Элементы экстрима»). Среди опрошенных нами американских высокооплачиваемых сотрудников таких людей оказался 21%, а опрос работников международных корпораций дал более впечатляющие результаты — 45%.

Что ни говори, а экстремальная работа — уже не редкость. Мы выяснили, что нагрузка на профессионалов высокого уровня (вне зависимости от их возраста, пола, рода деятельности и страны проживания) значительно выросла за последние годы. Оказалось также, что экстремальные должности есть везде: в крупных производственных компаниях и на Уолл Стрит, в индустрии развлечений и СМИ, медицине и юриспруденции, консалтинге и бухгалтерском учете.

Логично было бы предположить, что такая работа ломает людей или повергает их в полное отчаяние. Но нет — все происходит с точностью до наоборот! Подавляющее большинство опрошенных нами американских экстремалов труда (66%) утверждает, что любят свою работу (подобные признания сделали 76% сотрудников крупных международных корпораций). Они не считают себя трудоголиками и не ищут спасения — экстремальная работа для них не крест, а предмет гордости. По выражению культуролога Кэтрин Оренстейн, они — воплощение «американской мечты на стероидах». Трудовые экстремалы не жертвуют собой. Почти 2/3 из них (64%) признают, что сами повышают напряжение и темп своей работы, — это личности типа А («деятельные»). Экстремалы не считают себя рабами, напротив, они убеждены в собственной значимости.

Почему растет трудовой экстремизм?

Существует множество поводов для трудового безумия. Некоторым нравится преодолевать трудности и чувствовать удовлетворение от собственных достижений. Других привлекают высокая зарплата, талантливый коллектив и признание заслуг. Участники нашего опроса чаще всего называли сразу несколько причин (см. врезку «Зачем вам это?»).

Изучая список мотивирующих факторов, обратите внимание на пол респондентов. Мужчины ставили денежное вознаграждение на третье место после стимула / возможности проявить себя и работы в обществе коллег-профессионалов. Женщины — на пятое, последнее, место. Процитируем Дебру Лэнгфорд, давшую нам типичный ответ: «Деньги безусловно очень важны. Но взять меня: незамужнюю афроамериканку с определенными финансовыми обязательствами, — конечно, я должна осмотрительно подходить к карьере! Когда я согласилась перейти в Time Warner, чтобы отвечать там за подбор кандидатов на руководящие должности, я знала, что это выгодно не только по деньгам. Я делаю очень важную работу, и люди признательны мне за это — вот что имеет для меня огромное значение».

Примерно о том же говорила и Сьюзан Собботт, президент отделения OPEN American Express. Она перешла в AmEx, потому что хотела быть членом команды и участвовать в общем деле, в ценность которого верила. «Я довольно долго работала финансовым аналитиком на Уолл Стрит, — рассказала она. — Потом получила диплом MBA и задумалась: не вернуться ли в банковскую сферу, заняться инвестированием, стать консультантом. Я тут же представила себе чек на крупную сумму, который обычно ассоциируется с подобной работой.

Но самым важным для меня — куда важнее количества нулей в зарплате — было найти “правильную” организацию, где в окружении талантливых людей я могла бы вырабатывать новые бизнес-стратегии и развивать великий брэнд».

Все это очень интересно, но не стоит забывать, что люди, принимающие решения о работе, находятся не в вакууме. Количество экстремалов труда растет, и на макроуровне это явление можно связать с существенными переменами в глобальной экономической среде (усилением конкурентного давления, колоссальным прогрессом в области коммуникационных технологий, сменой культурных ценностей и т.д.).

Конкурентное давление. Начнем с того, что конкуренция стала более напряженной, как на уровне сотрудников, так и на уровне целой корпорации. Постоянные слияния и сглаженная иерархия внутри компаний привели к тому, что на каждую новую вакансию претендуют все больше и больше людей. По данным исследовательской организации Catalyst, в 2005 году крупнейшие мировые компании, вошедшие в список Fortune 500, объявляли о новых вакансиях на высшие руководящие посты в 368 раз реже, чем десять лет назад (11 241 против 10 873). Значит, конкурентная борьба за эти должности увеличилась в разы. Прибавьте к этому огромный поток новых специалистов, хлынувший на рынок в результате широкомасштабных кампаний по привлечению женщин и меньшинств, и получите реальную картину конкурентной борьбы. По мере того как компании становятся все более и более экономными, сотрудники теряют уверенность в завтрашнем дне — этот феномен описан в книге Луиса Учителя «The Disposable American». Сокращение штата естественно приводит к тому, что на плечи нескольких сотрудников ложатся непомерные обязанности. Вице-председатель одной из четырех крупнейших бухгалтерских фирм рассказал нам, что объем его работы так вырос, что он вечно что-то откладывает на потом. «Вся беда в том, — признался он, — что у меня не доходят руки до самых важных и ответственных дел».

Экономисты Роберт Франк и Филип Кук утверждают, что экономика США — чем дальше, тем это очевидней — функционирует по принципу «победитель получает все». Именно такая тенденция характерна для сглаженных иерархий. Поскольку даже за небольшими успехами в работе следует колоссальное вознаграждение, появляется мощный стимул трудиться лучше и больше конкурента. Посмотрите, как за последние десятилетия изменилась модель профессионального роста. В 50-х годах прошлого века сотрудник, хорошо работающий с девяти утра до пяти вечера, мог рассчитывать на постепенное, хотя и не такое уж впечатляющее, продвижение по службе. Эта модель во многом была добрее и гуманнее современной, но при этом она ограничивала возможности молодых амбициозных людей, готовых без устали трудиться и ждущих соответствующих поощрений. Сегодня все работают уже по их правилам: воплощением американской мечты стал Дональд Трамп. Наибольшую активность в последнее время проявляют молодые индийцы, китайцы и представители других национальностей — сообразительные, трудолюбивые и «дешевые».

Еще одним стимулом для роста трудового экстремизма стала популярность аутсорсинга: она влечет за собой опасность лишиться работы. Помимо

этого повышение расходов на медицинское страхование и другие льготы толкают компании к тому, чтобы по максимуму «выжимать» своих сотрудников, не платя им сверхурочные.

Тяга к экстриму. В то время как конкурентное давление в корпорациях порождает трудовой экстремизм, изменения в обществе способствуют росту его привлекательности. Кэтрин Оренстейн утверждает, что экстрим становится частью массовой культуры. Например, огромную популярность приобрели экстремальные виды спорта — в 1995 году они даже обзавелись собственной версией Олимпийских игр, Играми Х. Обыкновенные люди выполняют опасные трюки на телешоу «Фактор страха», которое вызывает страшный трепет у домоседов. А уставшие от однообразных упражнений посетители спортклубов теперь могут заняться кикбоксингом и скалолазанием.

Эпитет «экстремальный» как описание работы «белых воротничков» мы впервые услышали четыре года назад — отвечая на наши вопросы, его употребила Мэрилин, топ-менеджер одного из лондонских инвестиционных банков. Она обожала экстремальные виды спорта: затяжные прыжки с парашютом, сноубординг, триатлон, прыжки с высоты на тросе, серфинг, альпинизм, которые способствуют выбросу адреналина и содержат элемент опасности. Мэрилин посоветовала нам прочесть книгу Йона Кракауера «Into Thin Air» (отчет о неудачном путешествии скалолазов-любителей), чтобы понять, что заставляет людей искать приключения и действовать на пределе физических возможностей. Она сравнивала экстремальный спорт со своей работой. С одной стороны, на ней лежал непомерный груз ответственности. Семидесятичасовая рабочая неделя, изнурительные командировки, неослабевающая ежедневная нагрузка — из-за всего этого ей приходилось работать на пределе сил, как физических, так и умственных. С другой стороны, работа захватывала ее. Подобно спорту, должность инвестиционного банкира обладала возбуждающей и притягательной силой. «Это же круто! — убеждала нас Мэрилин. — На такую работу подсаживаешься, как на наркотик». В мире экстремального спорта, чем рискованнее, сложнее и (внимание!) бессмысленнее трюк, тем в больший восторг он нас приводит. Мы восхищаемся не только талантом, мастерством и храбростью спортсмена, но и его невероятной, даже чрезмерной, амбициозностью и уверенностью в собственных возможностях. Высокие ставки и чувство опасности — вот суть экстремального спорта. У него не физическая, а экзистенциальная основа: важно покорить не горы и водопады, а свою сущность — так сказать, проверить себя на прочность. Поэтому не удивительно, что массовая культура, возносящая такой спорт на пьедестал, культивирует экстремальное начало и распространяет его на другие сферы жизни. И вот самая напряженная работа перестает быть синонимом рабского труда и переходит в разряд наиболее привлекательной и желанной (об этом же свидетельствует и популярное американское телешоу The Apprentice — в русской версии «Кандидат», которое ведет сам Дональд Трамп). Врач скорой помощи и адвокат по налоговым делам, консультант по вопросам управления и специалист хеджевого фонда — все они с готовностью взваливают на свои плечи непомерный груз. Желание трудиться, рисковать и даже идти на жертвы они объясняют особенностями своего характера. Они гордятся, что работают по ночам и могут налетать до 500 тыс. км в год, а 70-часовая неделя для них — доказательство «профпригодности». Они вступают в борьбу со стихией и выходят победителями.

Новые коммуникационные технологии. Экстремальная работа — еще и порождение высоких технологий. Развитие средств связи привело к изменению поведенческих привычек. Люди ни днем ни ночью не расстаются со своими сотовыми телефонами и коммуникаторами. Они так лихо приноровились нажимать на кнопки, что это привело к развитию новой болезни — «палец BlackBerry», а косметический салон в гостинице Hyatt предлагает теперь новую услугу — массаж пальцев рук с бальзамом BlackBerry.

Похоже, коммуникационные технологии одновременно и освободили и закабалили трудовых экстремалов. Шестьдесят семь процентов опрошенных заявили, что для успешной работы необходимо постоянно быть доступным для клиентов. По словам молодого инвестиционного банкира, «аналитику непозволительно отвечать на электронные письма через час, даже если он сидит на собрании». А вот другая участница нашего исследования, бухгалтер из Далласа, рассказала, что начальник позвонил ей в выходной,

во время празднования дня рождения пятилетнего сынишки, и заставил принять участие в полуторачасовой телеконференции, — видите ли, у кого-то из клиентов что-то там сорвалось. Итак, 72% респондентов заявили, что современные технологии помогают им в работе, 59% — что из-за них продлевается рабочий день, а 64% — что они крадут время, отведенное на семью.

Работа как центр общественной жизни. Из всех рассматриваемых нами социальных изменений самым значительным стало то, что офис превратился в центр общественной жизни. Когда вы работаете с лучшими друзьями и все важные и интересные встречи происходят в офисе (а это случается все чаще и чаще), перспектива задерживаться на рабочем месте перестает быть такой уж пугающей. По мнению американского политолога Роберта Путнама, круг общения американцев, особенно горожан, в последние годы значительно сократился — он назвал такую тенденцию «боулингом в одиночку». С этим можно поспорить, ведь знакомства, которые раньше возникали в общественных местах, теперь устанавливаются на работе. Куда критичнее настроена автор книги «The Time Blind» Арли Рассел Хохшилд: исследовав взаимоотношения супругов, склонных к трудовому безумию, она пришла к выводу, что их семьи нельзя назвать полноценными. У экстремалов труда вечно не хватает времени на личную жизнь, в итоге она перестает их интересовать и домой их уже не тянет. Да и что их ждет дома? Пустой холодильник и ребенок, забывший, как выглядят родители. Разве в таких условиях отдохнешь от работы? Уж лучше задержаться в офисе, тщательно спланировать встречу с филиалами или составить очередной проект презентации. Хохшилд утверждает, что для многих дом и работа поменялись ролями. Дом стал источником стресса и вины, а работа — идиллическим островком в бессердечном мире, местом, где успешные специалисты получают свою долю внимания, восхищения и уважения.

Больше интеллектуальной работы. Офис превратился в центр общественной жизни еще и потому, что природа самой работы частично изменилась. Теперь для успешной деятельности людям требуются знания: умственный труд взял верх над физическим. Сегодня рабочий день заканчивается по-новому: если раньше сотрудникам нужно было долго убирать инструменты, то сейчас достаточно лишь выключить компьютер. Компании стараются нанимать людей с одинаково высоким интеллектом, а постоянный обмен идеями и знаниями, который происходит в офисе, скрашивает длительное пребывание на рабочем месте. Можно сказать, что, когда сотрудники получают больше пищи для мозгов, им это очень даже нравится.

Кто уж точно без ума от своей работы, так это Алекс — федеральный прокурор по делам о мошенничестве с ценными бумагами. Он трудится до ночи и домой возвращается не раньше одиннадцати. У него совсем не остается времени на еду: он может пообедать энергетическим батончиком PowerBar и поужинать бутербродом с арахисовым маслом и джемом. Когда он приходит домой, двое его маленьких детишек уже спят — хотя он взял себе за правило по утрам отвозить дочку в детский сад. Алекс жалуется: чтобы выкроить время на семью, ему приходится пренебрегать общением с женой. Недавно они вдвоем выбрались в джаз-клуб… и Алекс отключился после первой же рюмки.

Чему же тут удивляться? Он работает в среднем 75 часов в неделю, а когда участвует в процессе — и все 95.

И тем не менее Алекс получает от работы огромное удовольствие. Объясняя, почему он готов много трудиться, Алекс приводит в пример один прошлогодний процесс, «по сравнению с которым дело Enron просто отдыхает». Тогда Алекс не только добился наказания для преступника, но и помог пострадавшей стороне получить компенсацию. Единственная проблема его замечательной работы — огромный объем. «Дело в том, что сделать все невозможно, — жаловался Алекс. — Нам не хватает денег и людей… За последние пять лет у меня сложились отличные отношения с несколькими агентами ФБР: они часто приносят мне дела с неопровержимыми доказательствами, но взять я могу лишь малую часть. Это жутко больно и обидно, но работать больше я просто не могу».

Расширение компаний. Когда организации выходят на мировую арену, рабочий режим становится все более и более экстремальным. Чтобы контролировать деятельность компании в разных частях света, приходится больше ездить и дольше работать. В нашем исследовании, например, участвовал топ-менеджер одной нефтяной фирмы, под началом которого трудились люди в Анголе, США и Китае. Он признался, что из-за этих сотрудников вынужден был сидеть в офисе чуть ли не круглые сутки. Другие опрошенные рассказывали, как работали по ночам, как умудрялись ежедневно перелетать с континента на континент и при этом не засыпать на важных собраниях. Самой распространенной была история о том, как сложно вставать ночью для участия в международных телеконференциях. Обязанности и зона ответственности руководителей растут, когда компании расширяются и открывают представительства в других странах. Возьмем для примера Гвен (имя вымышленное) — начальника отдела логистики крупного розничного магазина типа «Сделай сам». У нее очень напряженная работа: она должна быстро принимать решения, от которых зависит прибыль компании. Еще три года назад большинство ее поставщиков было из Южной Каролины и Джорджии, а сегодня цепочка поставок простирается до Восточной Европы и Китая. Гвен работает с организациями, расположенными в трех часовых поясах и семи странах мира. Вот что она говорит о своей работе: «Передо мной стоят интереснейшие задачи, и это здорово. Но я часто бываю в разъездах, и мой десятилетний ребенок очень страдает». Проблему загруженности усугубляет и то, что руководители редко могут делегировать важные, но не очень срочные дела (например, Гвен вынуждена сама составлять отчеты о своих расходах). Вдобавок новый подход к организации офисной работы, похоже, отменил работу секретарей: у 71% трудовых экстремалов нет персональных помощников, а 37% не пользуются услугами даже секретарей своего подразделения.

Таковы, по нашему мнению, основные тенденции, ведущие к росту трудового безумия. Возможно, существуют и другие причины — суть не в этом. Главное — понять, что это смесь положительных и отрицательных факторов. Перегрузку нельзя считать лишь результатом разрушающего действия бессердечной капиталистической системы (хотя некоторые исследователи придерживаются такой точки зрения). Экстремалы труда искренне считают свою работу чрезвычайно интересной, и они правы. Увеличение объема интеллектуальной работы и тяга людей к экстриму — объективные общественные тенденции. Признав это, мы сможем легче понять таких людей, как Мадлен (имя вымышленное), старшую управляющую операционным отделом одного из крупнейших международных банков. Рассказывая о своих должностных обязанностях, она не могла скрыть восторг. Незадолго до нашей встречи ее перевели из нью-йоркской штаб-квартиры в Лондон, и работы у нее значительно прибавилось: теперь она должна была разъезжать по трем часовым поясам. Трудности налицо, но мы не услышали от Мадлен ни слова жалобы. Вместо этого она взахлеб рассказывала о том, как безумно интересно управлять крупным международным бизнесом.

Жизнь на пределе

Раз экстремалы и их работодатели всем довольны, есть ли основания говорить о проблеме? Возможно, рост рабочего безумия повышает конкурентоспособность американской экономики?

Даже из нашего опроса видно, что основания для опасений все же есть. Большинство респондентов заявляло, что экстремальный режим отрицательно сказывается на их здоровье и личной жизни. Более 69% опрошенных считают, что чувствовали бы себя лучше, работай они меньше, 58% убеждены, что работа не дает им наладить отношения с детьми, 46% — что напряженный график мешает семейному счастью, 50% — что из-за работы они не могут вести нормальную половую жизнь (более подробная информация о негативных последствиях экстремальной работы представлена на врезке «Чем приходится жертвовать»).

Истории, которыми делились участники нашего исследования, лишь усугубляют впечатление от неутешительной статистики. Например, топ-менеджер одной финансовой организации рассказал, что окончательно лишился доверия отца-инвалида, когда в очередной раз не приехал к нему в выходные. Другой руководитель этой же компании, пытаясь перевести разговор в приятное русло, вспомнил о двухнедельном отпуске, взятом впервые за 14 лет: «Это было что-то, я и не предполагал, что смогу вести такую жизнь. Все время я проводил с сыном, я буквально отдал ему всего себя. К началу второй недели я уже мог не перебивая и не раздражаясь слушать его бесконечные сбивчивые истории о ссоре с лучшим другом и вникать в события последней серии его любимого сериала. И еще мы часами играли в пинг-понг — раньше у меня на это не хватало никакого терпения». Другие участники фокус-группы слушали его затаив дыхание, было видно: они пытаются представить себе, что такое двухнедельный отпуск.

Это то, что касается влияния экстремального режима на человека. Но ведь пострадать может и целая компания, например, если основные сотрудники «сгорят» на работе. Половина опрошенных заявили, что не хотят трудиться в таком напряженном темпе больше года. Более того, следующие поколения менеджеров, известные как поколения Х и Y, похоже, уже не приходят в такой же неописуемый восторг от своей работы, как люди, родившиеся во время демографического взрыва. Всего лишь 19% экстремалов 45—60 лет выразили желание уйти со своей должности через 2 года, однако среди 35—44-летних об этом мечтают уже 30%, а среди 25—34-летних — 36%. Когда самые успешные сотрудники перестанут стремиться к карьерному росту, будет очень сложно планировать преемственность. Показательно, что 65% людей, принявших участие в нашем исследовании, заявили, что откажутся от повышения, если на новой должности им придется выкладываться еще больше.

За пределами отдельно взятой компании последствия трудового экстремизма выглядят еще более устрашающими. Принято считать, что выматывающая работа — удел молодых мужчин. Но под это определение подпадает все больше и больше должностей, и в игру вступают уже не только молодые мужчины. Мы далеко не первые, кто утверждает: неравенство доходов и принцип «победитель получает все» плохо сказываются на состоянии общества.

Больше всего от экстремальной модели труда страдают женщины. Наше исследование показало, что, хотя они и не уклоняются от напряженной и ответственной работы, трудиться столько же, сколько и мужчины, они часто не в состоянии. Особенно это касается матерей, которым приходится соответствовать еще одной экстремальной социальной модели — родительской. Лишь 20% высокооплачиваемых сотрудников, которых мы причислили к категории экстремальных, — женщины. Оказалось, что, трудясь в столь же безумном режиме, они не так горячо, как мужчины, любят свою работу (подробный анализ последствий трудогоизма для женщин-руководителей и для компаний, которые пытаются их удержать, представлен на врезке «Пол имеет значение?»).

Культура полуночников

Сорок четыре процента опрошенных нами высокооплачиваемых сотрудников (в том числе и тех, которых мы не включили в разряд экстремальных), считают, что работают в крайне напряженном темпе. Сегодня многим приходится подолгу засиживаться в офисе, брать на себя дополнительные обязательства и испытывать постоянное давление. Люди с головой уходят в работу, и компаниям сейчас это очень выгодно, однако в долгосрочной перспективе такая самоотдача наверняка принесет немало вреда. Экстремальная модель труда очень избирательно подходит к кандидатам: возникает угроза, что многие талантливые сотрудники окажутся не у дел — особенно женщины, которые при ином раскладе могли бы сделать блестящую карьеру.

Найти выход из сложившейся ситуации не так-то просто. Одни организации стремятся добиться разумного баланса между работой и личной жизнью сотрудников, другие всеми силами пытаются воплотить в реальность политику компании, которая так соблазнительно выглядит на бумаге. Однако на каждую «сознательную» фирму найдется несколько «сомневающихся», которые боятся создать рабочую атмосферу, непривлекательную для деятельных личностей типа А. Они рассуждают так если более размеренный стиль работы приведет к тому, что трудовые экстремалы лишатся привычной мотивации, некоторые наверняка уйдут в другие компании, где их старания оценят по достоинству Вполне вероятно, оставшиеся сотрудники обрадуются уходу коллег-трудоголиков, ведь за годы совместной работы они настрадались от их критики. Но вот руководителей такое развитие событий вряд ли устроит: экстремал должен работать у них, а не у конкурента.

На самом деле нередко именно безумный режим труда привлекает в компании сотрудников (здесь первыми на ум приходят консалтинговые фирмы и инвестиционные банки). Наше исследование со всей очевидностью показало, что, выбирая место работы, люди обращают пристальное внимание на ценности компании: 74% респондентов считают экстремальный режим порождением определенной культуры. Очень точно эту проблему описал Шейн, молодой участник одной из наших фокус-групп. Он рассказал, что однажды все выходные крутился как белка в колесе, выполняя задание шефа, а потом понял, что это никому не нужно. «Все дело в обычаях компании, которые насаждаются сверху», — заявил он нам.

Топ-менеджерам следует иметь в виду: то, что сейчас кажется преимуществом рабочего места, со временем может стать его недостатком. И если сегодня люди приходят в восторг от экстрима, то завтра он может всем порядком наскучить. Поэтому руководителям стоит задуматься, какую модель поведения поощрять в своей организации. Тогда они смогут определить, не стала ли работа сотрудников экстремальной, и если да, то какое влияние она оказывает: бодрящее или удручающее.

Исследование экстремальной работы

В 2004 году Центр жизненной политики создал специальную комиссию, в которую вошли представители 33 частных международных компаний. Их задачей было установить причины крайней усталости женщин-руководителей — эта проблема получила название «скрытой утечки мозгов». Полученные данные показали опасную для женщин тенденцию: руководители стали чаще работать в экстремальном режиме. В 2005 и 2006 годах мы решили сосредоточиться именно на этой проблеме. В результате мы опросили две категории людей: самых высокооплачиваемых сотрудников разных американских компаний и руководителей крупных международных корпораций. Кроме того, мы работали с 14 фокус-группами и провели 35 интервью. В первую категорию опрошенных (американцы) вошли 1564 штатных сотрудника (844 мужчины и 720 женщин) 25—60 лет. Во вторую — 652 мужчины и 323 женщины 25—60 лет, занимающие директорские (и более высокие) должности; 54% из них были гражданами США и Канады, 46% — Европы, Ближнего Востока и Африки. Все данные, приводимые в статье, относятся к первой категории респондентов, если же речь идет о второй группе, это оговаривается отдельно. Все опросы проводились агентством Harris Interactive в онлайн-режиме с 1 ноября 2005 года по 6 апреля 2006 года.

Элементы экстрима

Кого можно назвать экстремалами труда? В рамках нашего исследования мы дали им такое определение: это люди, которые работают по 60 и более часов в неделю, получают высокую зарплату и занимают должности, обладающие как минимум пятью из следующих характеристик:

• непредсказуемый объем работы

• напряженная работа в жестких временных рамках

• широкий круг обязанностей, рассчитанный более чем на одну должность

• рабочие встречи в «свободное» время

• круглосуточная доступность для клиентов

• ответственность за прибыль и убытки

• ответственность за обучение и наем персонала

• частые командировки

• большое количество отчетов

• как минимум десятичасовое присутствие на работе Опрошенные нами сотрудники связывали напряжение и бешеный темп работы с четырьмя факторами: непредсказуемостью (91% респондентов), жесткими временными рамками (86%), рабочими встречами в «свободное» время (66%) и необходимостью постоянно быть доступными для клиентов (61%).

Чем приходится жертвовать

Хотя трудоголизм может казаться очень привлекательным, он не проходит бесследно. Мы выяснили, что экстремальный режим работы отрицательно сказывается на личной жизни, здоровье и благополучии.

Прежде всего под удар попадают семья и домашнее хозяйство. Более 3/4 (77%) опрошенных нами женщин и 2/3 (66%) мужчин признались, что не могут нормально заниматься домом.

Матери-экстремалы уделяют своим детям больше времени, чем отцы. Почти 2/3 (65%) мужчин сказали, что работа мешает им сблизиться с детьми, — на это же посетовала 1/3 (33%) женщин. Шестнадцатилетняя участница одной из наших фокус-групп, в которую вошли дети трудовых экстремалов, рассказала, что отец, работающий в крупной бухгалтерской фирме, обещал ей раньше возвращаться домой после того, как

Один топ-менеджер рассказал, что вся обстановка его лондонской квартиры, в которой он живет вот уже два года, состоит из матраса и спального мешка. Оказалось, что из-за плотного рабочего графика он не может даже заказать мебель и принять ее доставку.

От экстремального режима страдает и здоровье. Более 2/3 опрошенных регулярно недосыпают, у половины совершенно нет времени заняться спортом, многие переедают, злоупотребляют алкоголем или принимают различные лекарства от бессонницы и перевозбуждения.

станет партнером. «Но теперь он работает еще больше, — жаловалась девушка. — Он постоянно измотан. Он уходит, когда я еще сплю, а приходит, когда я уже сплю». Но это кажется ей нормальным: отцы всех ее друзей работают так же.

Трудовое безумие сказывается и на интимной жизни. После 12-часового рабочего дня 45% сотрудников международных корпораций так устают, что не могут и словом перекинуться со своими супругами. Многие то ли в шутку, то ли всерьез говорили, что теперь в постели лежат уже не двое, а четверо: партнеры и их мобильные телефоны.

Пол имеет значение?

Исследование показало, что большинство трудоголиков — мужчины (см. диаграмму «Кто работает в экстремальном режиме?»). Трудовому безумию подвержен 21% сотрудников американских компаний, и лишь 1/5 из них — женщины. В международных корпорациях работают 45% экстремалов, из которых 2/3 — мужчины. Так в чем же дело? Опрос руководителей глобальных компаний выявил такую тенденцию: молодые, способные женщины чаще всего работают меньше (не более 60 часов в неделю), но очень эффективно (укладываются в жесткие временные рамки, постоянно доступны клиентам и т.д.). Женщин на подобных должностях — 39% от числа опрошенных. При этом лишь 30% женщин занимают посты, предполагающие не только высокую эффективность, но и длительную сверхурочную работу. Отсюда вывод: женщины не боятся напряженной и ответственной работы, но позволить себе подолгу задерживаться в офисе не могут. Опрос американских сотрудников показал, что женщины безусловно проигрывают по количеству отработанных часов.

Мы разделили наших респондентов на четыре группы по продолжительности рабочей недели и должностным характеристикам (см. график «Рабочие часы и характеристики»). Больше всего женщины не любят неспешную сверхурочную работу — на таких должностях оказалось всего 2% опрошенных нами сотрудниц. Мужчины относятся к подобной работе куда терпимее. Причина в том, что женщины острее осознают «цену успеха». Они видят, что такой режим труда негативно сказывается на их детях. Обычно родители крайне неохотно признаются, что у них не все гладко с детьми: серьезные проблемы могут быть в обществе, но не в семье. Диаграмма «Экстремальная работа влияет на детей» показывает, что женщины чаще понимают, что с детьми что-то не так, — а значит, чувствуют вину. Женщины сильнее обеспокоены воздействием своей работы на детей — и дело, скорее, не в том, что матери более заботливы, чем отцы, просто мужчинам чаще (25%), чем женщинам (12%) помогают их неработающие супруги.

Каждый день в разных частях света разыгрываются одна и та же драматическая сцена. Вот что рассказала нам юрист одной из лондонских компаний: «Когда утром я ухожу на работу и оставляю двухлетнего сынишку на няню, он вечно устраивает небольшой скандал: цепляется за меня, дуется, давит на жалость. Теперь я точно знаю, что все это несерьезно: Томми — вполне счастливый малыш и любит няню. И все же каждый раз я задумываюсь, для чего я работаю, да еще и по десять часов? Получается, что каждый день я прокручиваю в голове один и тот же вопрос: стоит ли удовлетворение от работы (результат, профессиональное признание, победа интеллекта) того, чтобы бросать Томми? Иногда мне кажется, что нет». Действительно, многие женщины считают это неравноценной заменой. Большинство участниц нашего американского опроса (57%) заявили, что не хотели бы работать в таком режиме больше года. Похожие мысли посещают менее половины мужчин (48%). Трудиться в напряженном темпе еще пять лет готовы лишь 13% женщин и 27% мужчин. Данные опроса служащих глобальных корпораций оказались куда красноречивее: 80% женщин и 58% мужчин мечтают сбавить темп через год, и только 5% женщин и 12% мужчин не прочь поработать так же еще пять лет. Возможно, сложившаяся ситуация не дает амбициозным женщинам пробиться в высший эшелон руководства? Скорее всего, так оно и есть, ведь трудовые экстремалы — прямые кандидаты на начальственные должности. Поскольку все они, как мы склонны думать, — личности типа А, очень обидно, что среди них так мало женщин. Но в то же время у работодателей появляются новые возможности. Некоторые компании (например, Booz Allen Hamilton и American Express) начинают нанимать талантливых женщин, желающих выполнять сложную и ответственную работу, но не готовых трудиться сверхурочно. AmEx разрабатывает гибкие варианты продвижения по службе для эффективных сотрудников. Работающая мать, например, может так построить свой график, чтобы забирать детей из школы. По этому же пути пошли Lehman Brothers и Goldman Sachs. Lehman разработала специальную программу (с компьютерными сетями, наставниками, гибким графиком), чтобы помочь женщинам-профессионалам, бросившим работу в финансовом секторе, вернуться к своей специальности. Похожая программа есть и у Goldman Sachs. Хейди Янг трудится в международной корпорации с гибкой политикой в отношении молодых женщин-специалистов. Она — «менеджер с высоким потенциалом». За три с половиной года работы в инвестиционном отделении UBS в Гонконге она дважды получала повышение и сейчас руководит коллективом из 25 человек. Когда мы познакомились с ней в ноябре 2005 года, она ждала своего первого ребенка и была вполне довольна политикой компании в отношении будущих матерей. И все же она сомневалась в ее реальности: например, если она захочет полностью использовать декретный отпуск, не будут ли ее считать несерьезной, не решат ли, что она сошла с дистанции? Когда мы общались с ней в июле 2006 года, оказалось, что ее опасения, к счастью, не подтвердились. «В компании многое изменилось, — рассказала она. — У меня теперь свободный график. Если я все успеваю, то могу работать, где захочу, вовсе не обязательно все время торчать в офисе. Похоже, начальство поняло, что им нужны женщины».