Елена Шубина

Филолог-русист Елена Шубина возглавляет в издательстве АСТ редакцию, которая выпускает книги наиболее ярких отечественных авторов: Захара Прилепина, Людмилы Улицкой, Дмитрия Быкова, Алексея Иванова и многих других.

HBR — Россия: Каким образом ваша редакция выделилась в отдельный бренд?

Шубина: Книги, которые выходят в нашей редакции, в какой-то момент стали ассоциироваться с моим именем — так это и закрепилось. Это удобно распространителям — тем, кто доносит книги до читателей. Название редакции говорит им об определенном направлении, а также уровне и качестве книг — это русские мемуары, биографии, то, что называют высокой прозой.

Почему вы стали издавать именно современную прозу?

Я давно ею занимаюсь — еще со времен работы в журнале «Дружба народов». Хотя мои интересы были сосредоточены и вокруг 20—40-х годов ХХ века, вокруг творчества Андрея Платонова.

Современная проза дает острое ощущение нерва жизни, того, что называется «здесь и сейчас». Читатели хотят видеть в книге собеседника, для них «вторая реальность» — литература — это еще возможность диалога. Сейчас, надо сказать, создалась уникальная ситуация, когда проза стряхнула с себя морок растерянности (это было в 1990-е) и вступила в этот диалог.

Что для вас хорошая современная литература?

Как и во все времена. В ней должен быть внутренний посыл, донесенный адекватными художественными средствами. В XXI веке роман (или повесть — сейчас это все более относительные понятия), как и в ХIХ и ХХ веке, должен держать интригу; нужен герой, который бросает вызов судьбе, преодолевает препятствия, принимает важные решения. Текст не должен казаться читателю чужим, не имеющим к нему отношения. Это очень важно. К сожалению, мне часто приходится читать тексты, где молодой автор многозначительно нарезает круги вокруг самого себя, демонстративно игнорируя, так сказать, «реципиента», читателя. Нужно уметь рассказывать истории, учиться писать. Ну и конечно, первое и главное — литературный талант, дар, так же, как слух — у музыканта.

Должна ли литература утверждать вечные ценности? Важна ли в книгах этическая составляющая?

Я считаю, что да. Очевидная вещь: если главный герой романа — злодей, то в конце повествования ожидается какой-то нравственный вывод, катарсис. В этом смысле нет разницы между, скажем, трагедией Расина и драмами, написанными сейчас.

Один из самых интересных современных прозаиков Владимир Шаров тонко заметил: люди своим рождением и смертью так или иначе комментируют библейские сюжеты. Я совершенно с этим согласна и добавила бы, что это в той же мере относится к литературным героям.

По-вашему, книги должны влиять на людей?

Да — и эстетически, и нравственно. Они не меняют человека мгновенно, но его систему ценностей формируют. Перефразируя Толстого, люди в конечном итоге делятся на тех, кто читал или не читал «Капитанскую дочку». Но, конечно, литература имеет и свои внутренние задачи. «Улисс» и «Поминки по Финнегану» Джойса требуют, понятное дело, подготовленного читателя — только тогда они станут увлекательным чтением, но это и новое слово в искусстве, открытие новых художественных возможностей и смыслов.

Можете ли вы как издатель предсказать успех книги? Как вы строите издательские планы?

Любой опытный издатель умеет с определенной долей вероятности предугадывать успех. Но кроме опыта и постоянного напряженного раздумывания — что издать, где еще поискать, нужно, что называется, издательское чутье. Наш бизнес очень конкурентный — все время надо быть начеку, широко закидывать сеть, а еще поддерживать постоянный контакт с авторами, литературными агентами, смотреть, что сейчас востребовано и можно ли придумать что-то подобное.

А что сейчас пользуется спросом?

Хорошая беллетристика (хотя сегодня это слово имеет негативный оттенок, на самом деле оно обозначает литературу, обращенную ко многим). Очень востребованы семейные романы, истории частной жизни, биографии, мемуары. Людям хочется какой-то подлинности. Огромный успех Людмилы Улицкой объясняется не только ее талантом, но и тем, что она умеет рассказывать эти истории, чувствует своего читателя. Сейчас большой интерес к 1960—1970 годам, к диссидентской теме, к сталинской эпохе как времени больших страстей. Еще я заметила, что люди читают то, к чему они привыкли, что им читать комфортно. Тиражи книг успешных писателей почти не меняются — у всех свой стабильный круг читателей. А вот что, как мне кажется, перестало вызывать интерес, так это «альтернативная история» («что могло бы быть, если…» — тренд 1990-х). Мы это уже пережили.

Можно ли по тому, что читают люди, судить о состоянии общества?

Мне кажется, Толстого сейчас читают больше, чем Достоевского. Я объясняю это тем, что общество очень утомлено, а чтение Толстого при всем внутреннем напряжении — это все-таки спокойное собеседничество, спокойный разговор. А интерес к 1960-м в литературе — это интерес к якобы спокойным временам, к советскому стилю как к чему-то эстетически оформленному. Мне кажется, так выражается потребность во внутренней опоре.