О физиках-лириках
и лириках-физиках

На что вы чаще полагаетесь, когда принимаете решение: на интуицию или логику? А вы уверены, что, действуя по наитию, вы совершенно не «включаете» логику? И наоборот: всегда ли рациональные выводы вы делаете без участия подсознания? Исследования академика Евгения Фейнберга показывают, что непреодолимого барьера между «физиками» и «лириками» никогда не было. Более того, в последнее время все важнее становится способность человека к интуитивному мышлению.

Альберт Эйнштейн не раз говорил, что первоначально оценивал верность основных уравнений общей теории относительности, исходя из их красоты и внутренней замкнутости, то есть интуитивно. Когда же верность его теории была подтверждена астрономической экспедицией Артура Эддингтона, будущий нобелевский лауреат сказал: «Я бы очень удивился, если бы это было не так».

Образ Эйнштейна несколько противоречит общепринятому представлению о человеке, посвятившем себя «сухой» науке. Действительно, проблема взаимопонимания между ученым и художником существует с незапамятных времен. Два подхода к познанию мира — логический и интуитивный — зародились еще в античности: с одной стороны, наука Евклида и Архимеда, с другой — творчество философов и художников.

С развитием науки раскол между двумя типами мышления все больше углублялся. Особенно горячо эта проблема обсуждалась в 1960-е годы: в нашей стране она породила знаменитый спор между «физиками» и «лириками». Примерно в это же время в Англии выходит книга Чарлза Перси Сноу «Две культуры и научная революция». В ней автор утверждал, что ученые и художники стоят на разных полюсах, разделенные стеной непонимания и даже вражды, и общего языка им не найти. Две культуры, о которых писал Сноу, сформировались в силу двух разных стилей мышления: математического и художественного. Действительно, их представители расходятся даже в том, что именно считать истиной.

Между тем в пылу жарких споров о двух культурах как-то забылось, что крайности сходятся и что на самом деле два подхода не могут существовать друг без друга. Одно из ярких подтверждений этого тезиса (помимо трудов Эйнштейна) — творчество поэта-будетлянина Велимира Хлебникова, который пытался с помощью поэтических средств найти числовые законы времени, влияющие на судьбы человечества, и математические закономерности мироздания.

Я всматриваюсь в вас, о, числа,

Узнать, что будет Я, когда делимое его — единица.

А в известном сборнике футуристов «Пощечина общественному вкусу», вышедшем в 1912 году, Хлебников опубликовал таблицу «Взор на 1917 год», в которой, по мнению исследователей его творчества, с удивительной точностью предсказал год падения царской России.

Но эти примеры — скорее исключение. Образ сухаря-математика и безалаберного, не способного произвести простейшего арифметического действия художника — по-прежнему распространенный стереотип.

Казалось бы, от Фейнберга, который за свою долгую научную карьеру изучал распространение радиоволн, акустику, физику атомного ядра, элементарные частицы и космические лучи, можно было ожидать подкрепления этого стереотипа. Однако в книге «Две культуры. Интуиция и логика в искусстве и науке» он говорит о происходящей сейчас революции — слиянии двух на первый взгляд непримиримых мировоззрений — и о том, что знаний без «внелогических элементов» в принципе быть не может.

Фейнберг утверждает, что в XX веке произошло «коренное изменение методологии математики и физики (а значит, и вообще естественных наук, где роль интуитивного суждения яснее различима)»: роль интуиции была признана не менее важной, чем роль логики.

Автор книги выделяет два типа интуиции: «интуицию-догадку» (для такого предположения обязательна проверка логикой или экспериментом) и «интуицию-суждение» (оно не требует строгих доказательств и характерно, в частности, для философии). Разница между ними такая же, как между теоремой и аксиомой. При этом интуиция-суждение в науке отличается от религиозной веры: интуитивное суждение не может содержать логических нестыковок и противоречить уже имеющимся знаниям. Религия же все это не только допускает, но, более того, предполагает веру в «чудо».

Интуиция — основной элемент искусства, а оно учит, что «логически недоказуемое может быть неукоснительно правильным, что интуитивное решение, не обосновываемое рационально, не доказуемое логически и даже противоречащее убедительно звучащему дискурсивному рассуждению, способно быть гораздо более справедливым и верным, чем это рассуждение. Оно дает познание того, что такая ситуация типична для жизни человека и общества, пронизывает эту жизнь; того, что без способности преодолевать недостаточность логического вывода, без доверия к интуиции, восстающей против дискурсии, человечество не может существовать не в меньшей степени, чем без способности к логическому и вообще дискурсивному мышлению».

Показательно, что разрабатывать эту тему Фейнберг начал в 1980-х годах. Тогда сильны были позиции тех, кто считал, что скоро компьютер во многом заменит человека. Ближе к концу первого десятилетия XXI века, несмотря на быстрое развитие информационных технологий и компьютерной техники, оптимизма у сторонников этой идеи поубавилось. Конечно, без компьютеров уже невозможно представить себе нашу жизнь, но нельзя сказать, что они заменяют собой человека. Скорее, происходит некое взаимное проникновение: «электронный мозг» берет на себя сложные расчеты, на которые у человека ушло бы слишком много времени. Системы обработки данных — это лишь вспомогательные устройства, позволяющие своим владельцам «освободить голову» для более творческих и, следовательно, более важных дел. Например, специальные программы (в бизнесе CRM- и ERP-системы и т.п.), анализирующие тысячи параметров и даже самостоятельно делающие определенные выводы, — это всего лишь инструменты: пользуясь ими, человеку проще принять решение, в том числе и на основе интуиции, которой вряд ли когда-нибудь будут обладать компьютеры.

Если в XVIII—XIX веках произошла промышленная революция — человек освободился от грубого стандартизованного физического труда, возложив его на машины, — то сейчас, по мнению Фейнберга, идет «интеллектуальная революция»: человек передает компьютерам стандартизованные умственные операции.

Выводы Фейнберга во многом универсальны, так что после прочтения его книги и понятие «искусство управления» может приобрести новые оттенки. Действительно, если во всех решениях следовать сухой логике, то результат может оказаться хуже, чем если полагаться на интуицию и вдохновение. Как пишет Фейнберг, «искусство действенно, если слушатель, зритель заражается подобным по существу творческим процессом. Поэтому подлинно художественное произведение оставляет простор для этого сотворчества, для “домысливания”, “до-фантазирования”».

Может быть, руководителю стоит прислушаться к этим умозаключениям? Почему бы не выразить, скажем, стратегию компании или планы на будущий год в виде художественного произведения (не обязательно законченного)? Кто знает, а вдруг сотрудники не просто поймут и примут «послание» начальства, но и творчески доработают его на пользу всей организации. Возможно, здесь пригодится опыт словенского скрипача Михи Погачника, который на бизнес-тренингах иллюстрирует свои мысли классическими музыкальными произведениями (интервью с ним опубликовано в мартовском номере «HBR—Россия»).

Идеи Фейнберга пригодятся менеджерам (ведь их специальность находится на стыке гуманитарных и естественных наук), а им хорошо известно, как непросто бывает принять сознательное решение при обилии информации. «Если даже ограничиваться факторами, содержащими в себе числовую меру (уровень механизации, характеризуемый количеством человеко-часов, приходящихся на механизированный и немеханизированный труд; доля трудящихся, занятых непосредственно на производстве, или соответствующая доля фонда зарплаты; необходимые запасы сырья; уровень ритмичности и т.д. — количество подобных факторов всегда огромно), то и тогда возникает проблема придания относительных весов каждому из факторов… При наличии огромного количества фактов эта задача очень непроста. Поэтому обычно пользуются упрощенными моделями, считая заранее, что важны только немногие интуитивно выбранные показатели…

Таким образом, интуитивная оценка при попытках ее формализации все равно принципиально сохраняет внелогический, не сводимый дискурсивно к числам элемент. И здесь доверие к вводимым оценкам основано только на внутреннем убеждении, на удовлетворении, от которого требуется, чтобы оно было в достаточной мере “всеобщим”».

Мнение российского академика отчасти подтверждается и результатами последних исследований. Например, профессор психологии из Университета Радбауда (Неймеген, Нидерланды) Ап Дейкстерхойс считает, что в современных условиях избытка информации крайне трудно сознательно отделить значимые данные от незначимых, поэтому, принимая решение, нужно больше доверять подсознанию, иными словами — интуиции.

По мнению Фейнберга, о возрастающем значении интуиции свидетельствуют, в частности, тенденции в искусстве: атональная музыка уже не вызывает прежнего неприятия, а в живописи и скульптуре давно уже «прижился» абстрактный стиль. Все эти кардинальные перемены говорят о том, что сейчас происходит «новое усиление роли интуитивного элемента, повышение требований к ассоциативной способности и к синтетическому восприятию у слушателя, зрителя, читателя». Это вызвано тем, что одновременно интенсивно развивается «научное» мышление и растет его авторитет. Поэтому в качестве противовеса необходимо резко активизировать интуитивное восприятие, которое «должно спасти человеческое познание (в частности, и подлинно научное) от ограниченности, оттупика, от идиотизма исключительного господства логичности».

Конечно, в своей книге Фейнберг не просто поет хвалебную песнь интуиции. Его труд стал своеобразным мостом между двумя берегами, рукой, протянутой для рукопожатия «физиком» — «лирикам». Отмечая, что в науке всегда есть место творчеству, а искусству не обойтись без логики, автор предупреждает о том, как важно соблюдать меру. «Чрезмерное доверие к интуиции, чрезмерно легкое ее использование может привести ученого к ложным результатам и даже к лженауке. С другой стороны, чрезмерно формально-логический, формально-дискурсивный подход в науке может привести к ее бесплодности, а в социальных и этических проблемах — “к дьяволу”».