Корпоративный актив

Меня весьма сложно отнести к приверженцам нашего ком­мунистического прошлого, и все же я готов утверждать: бывшие комсомольские деятели делают карьеру лучше, чем остальные их сверст­ники. На этот вывод наталкивает исследование, которое в прошлом году проводила наша компания.

Мы задались вопросом: как адаптировались к новым условиям граждане, вполне преуспевавшие в СССР? В стране были десятки тысяч людей с сомнительной эффективностью — эти «популяции» искусственно поддерживало государство.

В итоге в России высокая смертность (хотя врачей на 100 тысяч жителей у нас больше, чем в США) и наука, которая в целом не представляет мирового инте­реса — я не говорю об отдельных именах. Было очень интересно понять, как эти люди вписались в новую жизнь. Успешность определяли просто: доходы респондентов должны быть выше, чем у сверстников.

Поначалу мы даже не выделяли «комсомольцев» в отдельную группу. Но по ходу исследования обнаружили любопытную тенденцию. Оказалось, что социальный опыт комсомольских активистов сослужил им хорошую службу — они прекрасно адаптировались. Многие добрались до карьерных вершин.

Тому есть несколько объяснений. Комсомол был системой, которая выявляла и пестовала полезных ей людей. В элиту попадали те, кому управление было в радость. Ведь никаких реальных рычагов влияния у них не было. Вот рядовой комсомолец просто посылает активиста куда подальше — и ничего ему не сделаешь; я знал такие примеры. Естественно, человек, ­которому не нужна была дополнительная общественная нагрузка и которому вовсе не нравилась перспектива быть посланным, в актив никогда не стремился.

Другой важный момент — самоидентификация комсомольских лидеров. Интересно, что большая группа людей, которые вступили в организацию и вроде бы играли по ее правилам, но держали фигу в кармане, сейчас социальные аутсайдеры. Ничего удивительного: искренние по отношению к своему окружению люди легче адаптируются к новым условиям, чем двоедушные. А молодая комсомольская элита всегда отождествляла себя с комсомолом. Она принимала его правила абсолютно искренне. И так же легко эти люди включились в новую жизнь после краха Советского Союза.

Активисты должны были участвовать в разнообразных мероприятиях, у них была определенная нагрузка, обязанности — так они приобретали бесценный социальный опыт. В итоге по окончании вуза такие ребята не только получали хорошую специальность (а учились они лучше остальных — иначе в элиту было бы сложновато выбиться), в придачу у них уже были навыки управления небольшими коллективами. Что важно, они ощущали себя «офицерами империи». Каждый понимал: ради общих интересов он может оставить профессию и заняться чем-то другим или уехать из родного города. В СССР таких людей были тысячи: партийная система отбора кадров работала отменно.

Сравним с нынешней ситуацией: знания, которые молодой человек получает в вузе, так себе, про «нацеленность» я вообще молчу. Вот бизнес и жалуется на кадровый голод.

Проблема в том, что сегодня нет систем, в которых молодежь могла бы обрести такой же социальный опыт, как в комсомоле. Я вижу решение в том, чтобы создавать негосударственные бойскаутские организации. Они давно и успешно существуют в США, через это сито прошли многие из тех, кто сегодня управляет страной и крупнейшими корпорациями. На самом деле в России сейчас есть такого рода клубы, «Коллекция приключений» например. Уже замечено, что среди окончивших школу экстерном — наиболее целеустремленных, активных детей — много выпуск­ников «Коллекции приключений». Но пока такие организации — редкость. Их создание — глобальная задача, но в ее решение мог бы внести свою лепту и бизнес, раз уж он так заинтересован в кадрах.