Что нужно знать об истории России
ХХ века

Могли ли нравиться действия Столыпина — виселицы по всей стране? Но что было делать главе правительства, когда императорская семья не могла даже поехать из Петербурга в Москву на похороны ближайшего родственника — слишком велик был риск?..

Сама вдова губернатора просила императорскую чету (то есть родную сестру и зятя) не покидать Царское Село. Император не мог свободно передвигаться по стране, которой правил!..

За десятилетия, протекшие с 1870-х годов, Россия была уже наводнена глубоко идейными террористами-смертниками. Похоже, что в этом отношении мы и впрямь оказались, как поется в давней песенке советских лет, «впереди планеты всей».

Месяц спустя после назначения премьер-министра в приемную его государственной дачи (где летом жила и его семья) вошли в форме жандармских офицеров трое террористов. C возгласом «Да здравствует свобода, да здравствует анархия!» они швырнули бомбы — в портфелях.

27 посетителей были убиты на месте. 32 ранены. Шестеро скончались позже.

С балконом второго этажа рухнули на землю маленький сын Столыпина (остался жив) и 14-летняя дочь; два года после этого девочка не могла ходить — у нее были раздроблены обе ноги. Но первой фразой, которую услышал от Столыпина приехавший на место происшествия чиновник, была такая: «Это не должно изменить нашей политики; мы должны продолжать реформы; в них спасение России». Конечно, это был незаурядный человек.

Через неделю был принят указ о военно-полевых судах. Они могли быстро выносить смертные приговоры и вешать приговоренных.

Автор этой книги с 19 лет и по сию пору — убежденная противница смертной казни. Но вовсе не знаю, какой совет могла бы дать премьеру при таком размахе террора, окажись я в его времени.

Вскоре вся Россия зачитывалась «Рассказом о семи повешенных» Леонида Андреева, выдержавшим за десятилетие с 1908-го по 1918 год двадцать восемь изданий.

Реальной основой была казнь семерых членов «боевого летучего отряда» (среди них — две девушки). Они готовили покушение на министра юстиции и были выданы провокатором Азефом. Рассказ завершался психологически достоверными (по отзывам приговоренных к смерти и затем помилованных) картинами: в заснеженном лесу по двое уводят обреченных к виселице, перед этим они прощаются друг с другом. Описание задевало за живое.

Об авторском чтении вспоминал большевик Н. С. Ангарский: «Сам автор с трудом выдерживал тон спокойного рассказчика о страшных вещах. Мы едва сдерживали слезы. Закипала ненависть, хотелось бороться и отомстить палачам за все: за ужас русской жизни, за гибнущих в тюрьмах, на каторге, на виселицах… Такова была потрясающая сила искусства».

…Когда его партия пришла к власти, Ангарский стал издателем. Оценил начинающего писателя Михаила Булгакова. Напечатал повести «Дьяволиаду», «Роковые яйца» и очень старался напечатать «Собачье сердце» — верил, что повести, беспощадные к советской власти, могут быть ей полезны.

Потом оказался в советском концлагере. Затем его выпустили. Затем взяли второй раз. В 1940 году безвинно расстреляли.

И мы уже не узнаем, к кому именно у него «закипала ненависть» в советской камере смертников 1940 года — среди членов своей партии, ожидающих вместе с ним расправы от других членов этой же партии. Но зато точно знаем, что ни один рассказ о советских смертниках напечатан в те годы не был — не только десятками изданий, но и одним. И никто вообще ничего не узнал о страшных последних часах сотен тысяч невинных жертв.

Депутат от партии кадетов Родичев прямо на заседании Думы назвал петлю виселицы (атрибут военно-полевых судов) столыпинским галстуком.

Столыпин тут же вызвал его на дуэль.

Родичев, увидев, что его мало кто поддерживает, принес необходимые извинения. Однако словцо прилипло к Столыпину.

В советское время премьер так и войдет в школьное и вузовское преподавание «столыпинскими галстуками» и «столыпинскими вагонами». О трудностях, с которыми Столыпин столкнулся и был принужден их решать, равно как и о его заслугах, в советские годы, конечно, и речи не было.

Что за реформы он надеялся провести? По одной — крестьяне уравнивались в гражданских правах с другими сословиями, то есть освобождались от власти общины. Им предоставлялось право свободного — без специального разрешения общины — получения паспортов и выбора места жительства (через четверть века с небольшим, в 1932 году советская власть лишит их того и другого).

Указ, конечно, не мог обуздать каждую общину в громадной стране. От хорошего закона до его исполнения в России всегда была очень длинная дистанция.

Далее Столыпин рассчитывал достигнуть действительной свободы вероисповедания и устранить позорные ограничения для евреев.

В те годы все помнили недавний — 1903 года — ужасный кишиневский еврейский погром. Стариков, беременных женщин, маленьких детей убивали только за то, что они — евреи. Жгли их дома и бросали живыми в огонь.

Полиция не предприняла нужных и быстрых действий. И в российском образованном обществе сложилось устойчивое мнение, что погром происходил с ведома и даже с поощрения правительства, хотя на самом деле для правительства это скорее стало весьма неприятной неожиданностью. Но страсти темной толпы умело разжигались теми, для кого антисемитизм стал профессиональным занятием. Вина власти была в том, что она не ставила этому преград.

То, что погромы оставались, в сущности, безнаказанными, усиливало революционные настроения и толкало евреев в ряды революционеров.

Играла свою печальную роль черта оседлости: большинство евреев не имело права на постоянное жительство восточнее границ прибалтийских земель, Польши, Белоруссии и Украины (частей Российской империи), вообще в крупных городах — Киеве, Севастополе, Ялте, а также в селах.

Множество способных юношей, традиционно для еврейских семей жаждавших знания, были отсечены от гимназического и университетского образования процентной нормой: не более 3—5% в больших городах.

Как следствие — «не только богатые, но и среднезажиточные еврейские семьи посылали детей за границу — в университеты Германии, Австрии, Франции. Молодые люди возвращались в Россию не только с хорошим европейским образованием, но и с ненавистью к российской государственной власти, стесняющей жизнь еврейского народа несправедливыми и жестокими на их взгляд ограничениями. Подобные ограничения повсюду в Западной Европе были давно отменены. Так из культурной еврейской молодежи российская власть делала убежденных революционеров»*.

*История России. ХХ век: 1894—1939. М., 2009. Генеральный директор проекта и отв. редактор проф. А. Б. Зубов. С. 136 — 137. Курсив наш.