Почем нынче привлекательность? | Большие Идеи

・ Этика и репутация

Почем
нынче привлекательность?

В корпоративно-офисном мире внешняя привлекательность стала порицаемым недостатком — совсем, как в церкви, где даже мысли об эротике считаются греховными.

Автор: Евгения Чернозатонская

Почем нынче привлекательность?

читайте также

Эджайл на службе осмысленности

Даррелл Ригби,  Сара Элк,  Стив Берез

Не дайте нервному истощению застать себя врасплох

Стивен Д'Суза

«В России каждый стартапер по своей природе мазохист»

Магомед-Амин Идилов

Джон Керри: «Я ищу тех, кто умнее меня»

Элисон Биард

Пословица «не родись красивой, а родись счастливой», безусловно, появилась раньше достоверной статистики, доказывающей, что красивым и везет чаще. Причем не только в любви и браке: привлекательных и сексапильных повышают по службе быстрее, а напрягают на работе меньше. Их зарплаты на 10—15% больше. Эти данные приведены в книге Кэтрин Хаким «Honey Money. The Power of Erotic Capital» («Сладкие денежки. Мощь эротического капитала»). Специалист по статистическому анализу, социолог Хаким — главный научный сотрудник Лондонской школы экономики. До этого она 20 лет проработала в британском комитете по статистике и в министерстве труда. То, что она пишет в книге, основано на множестве исследований и опросов — достаточно сказать, что библиография включает 677 источников. Удивительно, но помимо анализа данных Хаким дает и рецепты монетизации эротического капитала.

В прошлом активная феминистка, Хаким отмечает парадокс: в современном мире сексуальная привлекательность стала объектом насмешек, чуть ли не порицаемым недостатком. Но природу не обманешь: люди, наделенные живостью, грацией, уверенностью в себе, нравятся всем — от младенцев до президентов компаний. «Некоторые живут в волшебном мире. Они привлекательны внешне, обладают легким характером, веселы, дружелюбны, уверены в себе, с ними приятно, и наконец, у них бездна обаяния. Таким людям хочется помогать, хотя у них не так много проблем и эти проблемы легко рассасываются сами собой», — пишет Хаким. Ей самой принадлежит и термин «эротический капитал», и способ его измерения. Кстати, благодаря Facebook и прочим социальным сетям измерять его стало проще: Facebook возник как система оценки сексуальной привлекательности студенток их однокашниками, а активность в социальных сетях многие считают современной разновидностью эксгибиционизма.

У привлекательности две составляющие: красота и приятность в общении. Часто они идут бок о бок, усиливая друг друга. Красивому ребенку в коляске прохожие улыбаются чаще. И это продолжается во взрослой жизни: когда вам улыбаются, вы быстро научаетесь улыбаться в ответ, не стесняетесь обращаться к людям с просьбами и привыкаете получать от них то, что вам нужно, ведь трудно отказать человеку, который вам нравится. Тем не менее, пишет Хаким, «эротический­ капитал — самый недооцененный, хотя для каждого из нас он не менее важен, чем капитал экономический (деньги, которыми мы распоряжаемся), интеллектуальный (что мы знаем), социальный (кого мы знаем)».

Хаким приехала в Великобританию с Ближнего Востока в 16-летнем возрасте и, прожив в стране без малого сорок лет, так и не смирилась с западным взглядом на проблему гендерного неравенства. У нее сложилась собственная теория. Она считает, что у женщин по определению больше эротического капитала, чем у мужчин, ведь они больше занимаются своей внешностью, а мужчины сильнее реагируют на визуальные стимулы. В то же время «премия за красоту и обаяние» выше у мужчин. Это видно хотя бы по заработкам голливудских актеров: женщины в кино делают то же самое, что и мужчины, «только на высоких каблуках», — но платят им меньше. Хаким связывает гендерное неравенство с динамикой спроса и предложения. У мужчин интерес к сексу и эротике заведомо выше и медленнее снижается с возрастом. За удовлетворение сексуального интереса им приходится платить: деньгами, уважением, долгосрочными обязательст­вами, браком и готовностью помогать в воспитании детей. Чтобы снизить стоимость женского эротического капитала, мужчины строят идеологические барьеры: мол, пользоваться этим капиталом безнравственно и только несчастные женщины могут столь низко пасть. Цена женского эротического капитала особенно занижена в пуританском англо-саксонском обществе. Действует патриархальная установка: внешняя привлекательность — просто часть женского обличья, поэтому за нее не надо доплачивать. Но способность привлекать внимание, создавать приятную атмосферу — очень ценный актив во множестве профессий. Западные предрассудки только мешают людям достигать еще большего, пуская в ход этот актив. Да и феминистки льют воду на ту же мельницу — носятся с идеей, что «подбирать на работу хорошеньких» несправедливо. Наоборот, им следовало бы призывать компании доплачивать за красоту. В гендерном вопросе возобладало орвелловское double thinking: мужчины обладают истинным капиталом — деньгами и статусом, а то, что есть у женщин, включая эротический капитал, будучи «даром природы», попросту не считается. У женщин отнимают их главный козырь. Не надеясь выиграть, они вовсе разучаются желать и тем более просить большего, привыкая уступать мужчинам. Именно по этой причине, кстати, они меньше получают на работе — им просто не приходит в голову просить о прибавке и вообще вести переговоры относительно собственного вознаграждения и карьеры.

Деньги и сексуальность всегда шли рука об руку. Но в англо-саксонской культуре эту связь пытаются разорвать всеми возможными способами. Носителям патриархальных ценностей трудно признать как данность такие явления, как сексуальные услуги или даже брачный контракт. А во Франции, наоборот, закон требует, чтобы люди, вступая в брак, определились, станут ли они складывать свою собственность воедино или каждый остается при своих.

«Сексономика» разных стран зависит от демографии и культурных традиций. Скажем, в Китае политика «одна семья — один ребенок» привела к тому, что соотношение полов при рождении составило 120 мальчиков на 100 девочек (это результат технического прогресса: пол плода определяют на ранних сроках и, если это не мальчик, беременность прерывают гораздо чаще). Девушки в Китае уже почувствовали, что они в дефиците, и вовсю пользуются своим эротическим капиталом. В целом, в незападных культурах эротический капитал и сексуальность женщин обмениваются по гораздо более выгодному курсу, чем в западных.

Есть как минимум два сексуальных «рынка» — один для долгосрочных связей, другой — для короткихи разовых. Они функционируют более или менее независимо друг от друга. На «краткосрочном» рынке сексуальных услуг женский эротический капитал котируется по хорошему курсу. А у долгосрочных отношений более сложный обмен и отсроченное вознаграждение: совместные инвестиции в недвижимость и в детей, общие интересы (религия, политика, спорт, искусство), друзья, развлечения и все то, что цементирует отношения.

Британский писатель швейцарского происхождения Ален де Боттон как-то, выступая по телевидению, заметил: «Современные люди гордятся своей сексуальной раскрепощенностью. Они смеются над викторианским обществом, в котором секс нельзя было упоминать. Но нынешние корпорации ограничивают любые проявления сексуальности. Причина в том, что секс — это удовольствие. Компании не хотят, чтобы их сотрудники думали, что секс приятнее, чем работа. На него наложили табу. Но когда что-то абсолютно табуировано, оно проскальзывает через заднюю дверь. Запрет на секс вводили и другие институции, например церковь. Причина та же — ревность. Церковь тоже не хотела, чтобы прихожане отвлекались от Бога на прочие радости».

* деятельность на территории РФ запрещена