читайте также
В 1970 году в знаменитом эссе «Социальная ответственность бизнеса — наращивать прибыль» Милтон Фридман высмеял любые попытки корпораций работать на «желательную для общества цель» — мол, это «подрывает основы капиталистической системы».
И с тех пор на различных конференциях, в том числе на недавно прошедшей Inclusive Capitalism Conference, участники всячески доказывали неправоту Фридмана, расколовшего акционеров и общество и поставившего во главу угла интересы акционеров. Нужно, думают многие, выровнять баланс интересов.
Однако сам не стихающий вот уже полвека спор свидетельствует, что Фридман остался победителем — великолепное достижение в сфере общественных наук. Великий спорщик выиграл, выиграл потому, что умно задал рамки спора, а не потому, что внутри этих рамок блистательно применял логику.
Поскольку призыв Фридмана дать одним сто процентов, а другим ничего, был откровенно провокационным, все аргументы противников начиная с 1970 года сводились к попыткам снизить цифру 100% и оттягать что-то у акционеров. И таким образом противники Фридмана бессознательно (и всецело) принимали изначальную предпосылку: противопоставление интересов акционеров и общества: клиентов, сотрудников, местных жителей.
С тех самых пор оппозиционеры вынуждены доказывать, что компромисс, то есть ущемление стопроцентного права владельцев, не наносит ущерба основам капитализма. Таким образом, бремя доказательства переносится на противников Фридмана: он будет прав, пока его не опровергнут, они — заведомо неправы, пока не докажут свою правоту. Вот почему и спустя полвека спор не сдвинулся с места.
Была бы оппозиция умнее, она бы сразу нанесла удар по лежащей в основе этой концепции предпосылке, задав вопрос: а где доказательство, что интересы акционеров и прочих людей взаимно друг друга исключают? И тогда выяснилось бы, что Фридман не представил даже малой доли доказательств в пользу того, что компромисс существовал до 1970 года. Также не обнаружилось бы никаких эмпирических фактов, свидетельствующих, будто стопроцентное преимущество акционеров в ущерб всем прочим членам общества оборачивается заметной выгодой для самих акционеров.
Фридману, разумеется, не пришлось искать доказательств в пользу своей точки зрения. Любой экономист забьется в конвульсиях, если вы отнимете у него концепцию компромисса, ведь все они начинают с единой исходной точки: общественного компромисса между пушками и сливочным маслом. Компромисс — символ веры экономиста. Если компромисс не составляет краеугольный камень вашего мировоззрения, вы попросту не можете быть экономистом.
Я экономист, но ко мне эта теория как-то не прилипла. Видимо, слишком много читал Аристотеля, и мне он показался умнее прочих философов. Его рассуждение о счастье гораздо точнее определяет способы повышения ценности для заинтересованных лиц, чем все рассуждения современных экономистов. Аристотель утверждает, что счастье — не в погоне за счастьем, оно — неизбежное следствие достойной жизни.
Примените этот принцип к корпорациям. Если они ставят себе целью наращивать прибыль акционеров, то, скорее всего, акционеры останутся в убытке: алчность отпугнет клиентов, сотрудников и весь мир. Если же цель — хорошо обслужить клиентов, предоставить сотрудникам сказочное место работы и внести вклад в жизнь общества — появляется надежда на то, что акционеры будут весьма удовлетворены.
Такова исходная посылка, и я буду ее придерживаться, пока кто-нибудь не найдет хотя бы малейший аргумент в пользу совершенно бессмысленной концепции моих оппонентов.
Читайте по теме: