Юрий Вяземский: «Я не
телевизионный человек»

Интеллектуальная гуманитарная олимпиада для старшеклассников «Умницы и умники» выходит на российском ТВ почти тридцать лет. Писатель, профессор, заведующий кафедрой мировой литературы и культуры МГИМО Юрий Вяземский — ее бессменный автор и ведущий. Именно с его подачи десятки юных эрудитов поступают в МГИМО без экзаменов.

HBR Россия: Ваша программа рассчитана на школьников, но ее очень любят люди старшего возраста.

Вяземский: А это как раз моя основная аудитория. Программа нацелена на умных людей и формально предназначена для детей или, скорее, для всей семьи. Но, по моим оценкам, бабушки и дедушки, а также папы и мамы смотрят ее гораздо чаще, чем молодежь.

Вы задаете детям сложные вопросы. Сами их придумываете?

Да, придумываю сам. Вопросы непростые, потому что «Умницы и умники» не викторина, рассчитанная на миллионы людей. Моя цель — в форме вопросов и ответов рассказать о различных областях культуры, истории, литературы. Например, поговорить о зороастрийцах, как они жили и чем их верования отличались от других религий. Человек, который не в теме, вряд ли сможет ответить, как назывался пояс верующего зороастрийца и сколько раз его обматывали вокруг себя. В игре «Кто хочет стать миллионером» такой вопрос стоял бы ближе к трем миллионам, и то там бы предложили четыре варианта ответов. А в моей передаче такого выбора нет. В целом я стараюсь, чтобы тот, кто ориентируется в культурном пространстве и неплохо соображает, мог бы без специальной подготовки ответить где-то на треть вопросов. А на все ответить может разве что Анатолий Вассерман.

А как вы подбираете темы передач?

Я довольно свободен в своем выборе, к тому же сфера культуры в широком смысле бездонна. Разумеется, какие-то темы повторяются, потому что меняются и зрители, и дети. С другой стороны, я учитываю контекст. Как не поговорить о Пушкине в год его юбилея или про театр в Год театра? У меня есть хороший помощник — исполнительный директор студии «ТВ-Образ», шеф-редактор программы, она же моя жена и муза Татьяна Смирнова. Я обычно прогоняю вопросы через нее, и она отбирает то, что более интересно и доступно. Кстати, мне нравится выбирать темы, где сам не очень хорошо разбираюсь — в этом случае начинаю погружаться в них вместе с участниками программы.

Школьники целый месяц готовятся к съемкам. Вы даете им список литературы?

Список литературы не даю никогда — это мой принцип. Так же варварски я обращаюсь и со своими студентами, потому что человек, который хочет чего-то достичь, должен включить поисковую активность и сам найти источники. В цифровой век люди потребляют готовую информацию и отвыкают искать что-то самостоятельно. И становятся совершенно беспомощными, если под рукой нет поисковика. Это страшное явление. Отказал автопилот — и летчик уже не в состоянии посадить самолет. А когда человек ищет сам, то помимо источников, которые необходимы для решения конкретной задачи, он видит, что есть и другие. И у него открывается горизонт.

Как вам пришла в голову идея «Умниц и умников»?

В свое время я сотрудничал с Российской государственной телерадиокомпанией «Останкино» (сейчас это канал ОРТ), и в 1992 году мне позвонили из детской редакции, сказали, что ценят меня и как автора, и как ведущего. Предложили сделать программу, у которой было тогда только название, — «Умники». В то время не было ни школьных олимпиад, ни ЕГЭ, и мне показалось, что детям нужен заманчивый приз — поступление без экзаменов в МГИМО. Я договорился с проректором Анатолием Торкуновым, который через полгода после этого стал ректором. Фактически программу мы создали вместе, поэтому одну из пяти ТЭФИ, которые получила передача, я подарил ему.

Поскольку дети соревнуются, то формат проекта — олимпиада. А олимпиада — это Древняя Греция. Состязание по-древнегречески — «агон», то есть участники — агонисты, наблюдатели на трибунах — теоретики («феория» означает зрелище, праздник). Судьи — ареопаг. На нашем «стадионе» три дорожки. Красная самая короткая и самая сложная — здесь два этапа, на которых нельзя ошибаться. На желтой дорожке три этапа, но один раз можно дать неправильный ответ. Наконец, на зеленой надо ответить на четыре вопроса и можно сделать две ошибки, но есть риск, то за это время тебя обойдут другие участники.

Как вы отбираете детей на передачу?

Когда-то нам ежемесячно присылали 4—5 мешков писем, но после того, как появились ЕГЭ и многочисленные письменные олимпиады федерального уровня, желающих стало намного меньше. Сегодня поступить в МГИМО через ЕГЭ и олимпиады гораздо легче, чем победить в программе. К нам в основном идут те, кто хочет сразиться со мной, показаться на телевидении или защитить свой регион. Восемь лет назад появилось интеллектуальное движение для старших школьников «Умники и умницы», в котором сегодня участвуют 35 регионов. Они проводят у себя аналогичные состязания для десятиклассников, но вопросы здесь уже не я придумываю. Трех победителей я приглашаю в свою передачу, иногда еще одного-трех призеров.

Сколько человек за эти годы поступили в МГИМО с вашей подачи?

Не знаю, не подсчитывал. К тому же мои самые любимые умники — те, которые в передаче не выиграли, но потом самостоятельно поступили в МГИМО. Когда проекту исполнилось 20 лет, ребята предложили отметить юбилей, но я отнесся к идее скептически. Тогда они сами организовали великолепный концерт в МГИМО, пришли более тысячи человек, люди сидели на ступеньках. Я даже подумал, что, может быть, за «Умниц и умников» мне многие грехи простятся.

Как вы думаете, почему ваш проект стал долгожителем на ТВ?

Мне сложно судить об этом. Как говорит моя жена, я человек не телевизионный, и это правда. Дело точно не в рейтинге, да и утро субботы, когда передача выходит в эфир, время абсолютно не рейтинговое. Видимо, привлекаю своего зрителя. Однажды абсолютно пьяный бомж узнал меня на улице и начал выражать позитивные чувства в адрес моей передачи, причем делал это исключительно отборным матом. Вот так я понял, что пришла всенародная слава.

Вашу программу иногда сравнивают с другой интеллектуальной передачей-долгожителем — «Что? Где? Когда?».

Программа «Что? Где? Когда?» старше моей, я фактически вырос на ней. Кстати, наша операторская команда именно оттуда. Это более азартная игра, потому что соревнуются команды, плюс передача идет в прямом эфире. Но главная цель знатоков — угадать ответ и выиграть, а у нас важнее содержание. Вряд ли можно азартно соревноваться, выясняя, что говорил о смысле жизни Наполеон и что писал про любовь Достоевский.

А вообще интеллектуальных проектов на ТВ крайне мало, и в основном это долгожители — я имею в виду КВН, «Что? Где? Когда?», «Умниц и умников». Можно назвать их «эндемичными» — они придуманы в России, без оглядки на другие страны. Такой вот самостийный формат, которого больше нигде нет. В нашей стране много умных людей, которые тянутся к разнообразным знаниям, причем они не обязательно из академической среды — это и охранники, и доярки, кто угодно.

То есть западный зритель не оценит «Умниц и умников»?

Я когда-то спросил своего американского коллегу, можно ли запустить подобный проект в США. «Нет, Юрий, это совершенно невозможно, — ответил он. — В Америке телезритель должен все отгадывать и не чувствовать себя идиотом. В этом смысле “Умницы и умники” — абсолютно русская программа». Однажды женщина лет 60, которая на рынке тапочками торгует, сказала мне: «Я смотрю только Гордона и вас». В то время ТВ-ведущий Александр Гордон по ночам вел беседы с учеными — физиками, химиками, биологами и т. д. А потом она пояснила: «Понимаете, это же так интересно, когда задают умные вопросы, и дети на них отвечают. А когда грустно, то просто хочется жить». Вот это и есть русская душа. Американец такую передачу смотреть не будет.

Что изменилось в «Умницах и умниках» за три десятилетия?

Изначально и формат был другой, и выходили мы в другое время. Детей наряжали в какие-то костюмы, пытались что-то разыгрывать. За это время телевидение сильно изменилось, и мы меняемся вместе с ним. Единственное, что останется неизменным — базовые условия состязания. Я обычно говорю, что готов поменять правила, если внесут фундаментальные изменения в футбол — например, поставят дополнительные ворота или раздадут футболистам несколько мячей.

А как, на ваш взгляд, изменились дети?

Я не социолог, чтобы делать какие-то выводы. Ко мне часто подходят родители и спрашивают, что надо делать, чтобы дети читали. Я интересуюсь: «А вы сами часто читаете?» Нет, отвечают, работать же надо. Тогда что мы хотим от детей, они копируют поведение взрослых, и никакие уговоры здесь не подействуют. Если вместо живого чтения ребенок смотрит только ролики на YouTube, это его, безусловно, обедняет, потому что он не развивает свою фантазию, и Наташа Ростова всегда будет такой, какой ему показали. Провожу я, например, собеседование с будущими участниками программы, спрашиваю, в каком году было Ледовое побоище. Ребята отвечают быстро — в 1242 году. Но сразу теряются, если я предлагаю им тремя-четырьмя штрихами нарисовать портрет Александра Невского, объяснить, чем он отличался от других князей. Один подросток даже заметил, что я задаю вопросы, которых нет в ЕГЭ. Но «Умницы» — это не школа и не ЕГЭ.

Кстати, а как вы оцениваете роль ЕГЭ в школьной подготовке? Многих старшеклассников просто натаскивают на сдачу экзаменов.

Натаскивать, безусловно, нужно, потому что дети хотят поступить в хорошие вузы. Но я не могу сказать, что ЕГЭ принес что-то позитивное. Обещали, что он будет играть роль социального лифта, но когда в этот лифт кинулись столько людей, вряд ли мы среди них сможем обнаружить много эйнштейнов. Демократия создает большие сложности для выращивания элиты, потому что элита, как правило, недемократична. Например, Великая афинская демократия убила мудрейшего человека Греции — Сократа. На мой взгляд, правильный экзамен должен состоять из двух частей — так делают в ГИБДД, выдавая водительские права. Сначала теоретическая часть, вопросы о правилах дорожного движения, а потом всегда практика — можешь ли ты реально управлять автомобилем.

Чем вы занимаетесь помимо телевидения?

Пишу книги. Я ведь по основной профессии сочинитель, член Союза писателей СССР. Кроме того, преподаю в МГИМО. Восемь лет я собирал материалы и готовился писать роман о рождении всей европейской культуры, о V веке до Рождества Христова. Объездил с женой всю Грецию, был в таких закоулках, куда туристы вообще не заглядывают. Век Перикла — удивительный, потому что в эти десятилетия появились основы практически всего. Родились три великих драматурга, которые создали театр — Эсхил, Софокл и Еврипид. Скульптор Фидий, которого Микеланджело называл своим единственным учителем. Родились отец истории Геродот, отец градостроительной системы Гипподам. Философ Протагор, с которого началась человекоориентированная философия. Не говоря уже о Сократе. Но когда я собрался сесть за роман, мне откуда-то голос говорит — не будешь писать на эту тему. А будешь про Иисуса Христа, Иуду и Понтия Пилата. Я сопротивлялся, но чувствовал, что сопротивление бесполезно. В голове появилась новая картина — полная луна, сад, вооруженные люди с факелами, которые пришли арестовать человека в голубом хитоне, окруженного 11 учениками. А 12-й ученик подошел к учителю и его поцеловал — якобы так он подал знак стражникам. В одном Евангелии особо подчеркнуто — «поцеловал звучно». Но зачем? Стражники и так знали, за кем пришли, к тому же учитель был безоружен. «Исследуй это», — сказал мне голос. Я написал несколько книг. («Сладкие весенние баккуроты. Великий понедельник», «Детство Понтия Пилата. Трудный вторник» и др. — «HBR Россия»). А потом перебрался в IX век, когда создавалось русское государство, и попытался соединить его с современностью. Так появился мой роман «Бесов нос».

Каким вы видите будущее вашего телепроекта?

Во времена Великой французской революции был один деятель, которого звали Сийес. Однажды его спросили, что он делал в эпоху террора. На что Сийес ответил: «Самое главное, что я выжил». Поэтому когда меня спрашивают о будущем, я могу сформулировать кратко: «Выжить бы».