Почему последствия стресса важнее, чем
его интенсивность

«Нервы на пределе. Почему стресс — не слабость, а биология, и что с этим делать» — книга о том, как современная наука объясняет стресс и почему важно рассматривать его не как признак слабости, а как биологический процесс, встроенный в работу организма. Авторы — доктор медицинских наук, профессор Ричард Маккензи, занимающийся исследованиями метаболизма и физиологии в Университете Роэхэмптона, и Питер Уокер, научный журналист и автор The Guardian и The Observer — убеждены, что современное общество создает «фон хронического напряжения»: постоянная перегрузка, тревожные новости, давление производительности, дефицит сна. Они предлагают альтернативный подход: прежде чем «бороться со стрессом», нужно понять его биологическую основу.

Книга издана в России издательством МИФ, «Большие идеи» публикуют отрывок из нее.

Стресс, социальный статус и работа

Долго существовавший стереотип, что стресс на работе испытывают лишь мужчины-руководители, постепенно развенчали ученые, однако переубедить общественность оказалось непросто. Вы, возможно, помните, что окончательно разоблачил этот миф Роберт Карасек в начале 1980-х: его исследование доказало, что самая стрессовая работа требует времени и концентрации и не дает возможности проявлять гибкость и инициативу.

В этой главе мы не раз убедимся, что высокий статус отнюдь не всегда способствует стрессу. Чаще бывает наоборот: стресс усиливается из-за отсутствия контроля.

Анне все это хорошо известно. Четыре года назад она начала работать на крупном складе потребительских товаров. В ее задачи входит предварительная сортировка заказов, которые затем отправляются в дистрибуторский центр. В работе используется универсальный сортировщик: высокотехнологичная система, сочетающая элементы робототехники и искусственного интеллекта для обработки большого количества посылок.

«Я беру коробку с работающего конвейера или палеты, передаю ее роботу, а робот ее сортирует, — говорит Анна. — Я не контролирую эту операцию. За мной постоянно наблюдают камеры. Роботам нужно передавать коробки с определенной скоростью. Если я задержусь, об этом узнают и зафиксируют время задержки. Если оно окажется больше пяти или десяти минут, начнутся вопросы».

Подобное отслеживание позволяет руководителям Анны высчитать общее время простоя за смену (отлучки в туалет в него тоже входят). «Если сходить в туалет шесть раз за десятичасовую смену, наберется примерно час простоя, но это же не простой, — говорит Анна. — Меня это не напрягает, но у некоторых людей бывают проблемы с пищеварением и прочие проблемы со здоровьем. Летом сотрудники пьют много воды, и эта вода тоже должна выходить».

Когда Анна временно начала работать в ночные смены, темп работы оказался «просто безумным, сто километров в час» — не только психологически, но и физически сложным. «Я очень уставала и испытывала очень сильный стресс. Приезжала домой по утрам и валилась с ног, выйдя из машины, — вспоминает она. — Спина болела оттого, что я постоянно на ногах. На складе нельзя ни к чему прислоняться, даже если работы мало».

Анна пока еще не брала пробы слюны на кортизол во время смены. Но любой эксперт по стрессу готов поспорить, что уровень кортизола окажется высоким. Так почему же Анна продолжает там работать? Отчасти из-за дохода: он выше, чем на других аналогичных должностях. Ее взяли в штат, теперь она работает в дневную смену, и они с партнером могут планировать свои рабочие часы с учетом расписания своих детей, младших школьников. Анне оплачивают отпускные и больничные. На последней работе — в логистике одной известной британской компании — ее отправляли домой, когда посылок было мало, и эти дни простоя шли в счет отпуска. Если Анна уже брала отпуск в этом году, ей приходилось работать на выходных или сверхурочно, чтобы компенсировать неожиданные выходные. «Работа на складе стрессовая, но все равно лучше, чем на предыдущем месте», — признается она.

Каждому поколению кажется, что оно испытывает небывалый стресс по сравнению с предыдущим. В Викторианскую эпоху людей пугали последствия изобретения железнодорожного транспорта и телеграфа, в 1970-е настало время футурошока и тревоги из-за перехода от индустриального общества к информационному и «одноразовой» экономике. В наше время происходит новая революция, связанная с искусственным интеллектом и другими технологиями. Кроме того, сейчас перестал повышаться уровень жизни. В последние сорок лет, что прошли со смерти Ганса Селье (основовположник теории стресса — прим. ред.), дискуссия вокруг стресса в основном связана с работой, и ученые наконец-то пришли к выводу, что стрессу подвержены не только руководители. Своеобразным признанием, что стресс влияет на здоровье нации, стал британский «Акт о здоровье и безопасности на рабочем месте» 1974 года, в котором говорилось, что работодатель несет ответственность не только за физическое, но и за психическое благополучие сотрудников.

В одной увлекательной научной работе об истории современного стресса приводятся цитаты британцев, рассуждающих на тему стресса в 1980-е и 1990-е в рамках проекта «Массовое наблюдение» — устной истории повседневной жизни. Проект продолжался с 1930-х по 1960-е годы и был возобновлен в 1981 году.

«В этом месяце мне прописали легкие транквилизаторы. Врач сказал, что у меня «стресс», — говорит учительница средней школы и намеренно выделяет голосом слово «стресс», что свидетельствует о том, что тогда это понятие еще не вошло в обиход.

Хотя стереотип о том, что стресс — болезнь мужчин-руководителей, опровергли, люди еще долго продолжали в него верить. В The Sunday Times 1985 года приводилась шкала из шестидесяти профессий от самых стрессовых до наименее напряженных: вверху находились шахтеры, полицейские и строители, внизу — воспитатели детских садов. Никто не сомневается, что первые три профессии связаны со стрессом, но разве можно всерьез полагать, что его не испытывают воспитатели детского сада? Только если вы никогда не имели дела с маленькими детьми. Скорее всего, профессия оказалась внизу шкалы, так как была «женской».

Насколько подвержены стрессу современные люди? Американское психологическое общество ежегодно публикует подробный отчет о стрессе на основе масштабного опроса. Согласно последнему отчету, четверть американских взрослых оценили свой уровень стресса от 8 до 10 по 10-балльной шкале. Причем у молодежи уровень оказался выше. Лишь 9% респондентов старше шестидесяти пяти лет указали уровень стресса выше 8 баллов; у респондентов моложе тридцати пяти этот процент составил 34. Из этой группы 82% опрошенных связывали стресс с финансовыми тревогами. Женщины и представители этнических меньшинств испытывали больший стресс, и это отражалось на здоровье. Две трети из «стрессовой группы» страдали стресс-ассоциированным хроническим заболеванием: гипертонией или артритом.

В Великобритании ситуация не лучше. Около 2,8 млн британцев находятся на длительном больничном из-за проблем, связанных со стрессом. Люди от 20 до 30 лет намного чаще людей старше 40 теряют работу по причинам психического нездоровья.

Отличается ли современный стресс от того, которым страдали наши предки? Смотря как его измерять. Безусловно, у британца, живущего в XXI веке, много преимуществ по сравнению с его викторианским предком: система соцобеспечения, продолжительность жизни на несколько десятков лет больше, уровень детской смертности ниже примерно в шестьдесят раз. Однако феномен стресса многогранен.

Одно из лучших объяснений этого феномена принадлежит американскому биологу Роберту Сапольски, который, как ни парадоксально, сделал свои открытия, наблюдая за животными. Более двадцати лет Сапольски изучал сложное взаимодействие группы павианов из района Серенгети в Кении. Он усыплял их дротиками со снотворным, брал образцы крови и измерял кортизол. Сапольски — один из лучших научных писателей, понятно объясняющих феномены из всех областей науки; далее мы подробнее поговорим о его исследованиях. А пока рассмотрим его наблюдения из научной работы, опубликованной всего пару лет назад, где он подытоживает свои сорокалетние исследования стресса. В перечне «неочевидных нюансов и факторов» он приводит исследование, доказывающее, что стрессоустойчивость различных видов во многом зависит от контекста.

«Эффективность стрессора гораздо больше зависит от степени отклонения от нормы, чем от остроты проблемы, — пишет Сапольски. — Для птиц, мигрирующих между Арктикой и тропиками, чрезвычайно низкая температура ожидаема, так как ГГНС (гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковая система) воспринимает ее как норму для Арктики, а вот наступление неожиданных холодов в тропиках может стать угрожающим жизни аллостатическим (стрессовым) событием».

Эта идея — ключевая для понимания стресса как феномена современной жизни и индивидуального опыта: стресс — это не соревнование. Неизбежно найдется кто-то, чья ситуация объективно хуже вашей, какой бы метод измерения стресса вы ни выбрали. Последствия стресса — вот что на самом деле важно.

Читайте также: Семь статей, которые помогут справиться со стрессом