Жестокие игры

В офисе

Ира стояла посередине офиса на одной ноге и, закинув назад голову, старательно тянула вверх обе руки. Сохранять равновесие на высоких шпильках было непросто. Но Ира очень старалась. Коллеги расположились вокруг нее и ритмично хлопали в ладоши в такт звучавшей изо всех динамиков мелодии. Так начиналось утро. В компании «Стройинвестде-тальпоставка» был месяц цветов. Каждый день все сотрудники — от уборщицы Марины Николаевны до старшего вице-президента Игоря Викторовича Зеленого — должны были по очереди изображать цветок. При этом каждый раз новый. Генеральный директор Всеволод Николаевич Ковригин всегда лично присутствовал на мероприятии. Это был красивый мужчина тридцати двух лет. Он стоял у входа в свой кабинет и, опершись рукой на покрытую лаком мощную дубовую дверь, с ироничной улыбкой наблюдал за шаткими попытками Ирины сохранять равновесие.

— Сергеева, это что, ромашка? Тебе бы килограммов десять сбросить. Кабачок какой-то, а не ромашка. А ноги? Тьфу. Ты посмотри на свои ноги. Знаешь, у моей тети есть такса, так вот у нее ноги стройнее будут. — Всеволод Николаевич смотрел в упор на Ирину. У него был специальный «взгляд для сотрудников» — спокойный, холодный, не выражающий ничего — ни злости, ни радости, ни презрения.

— Всеволод Николаевич, у нас квартальный отчет горит, и других дел навалом, не успевала я в спортзал, — извиняющимся голосом бормотала Ира, не смея взглянуть на Ковригина.

— Кошелки неповоротливые. Устроили из бухгалтерии богадельню. Не умеете работу планировать — увольняйтесь. А сидеть вечерами в офисе нечего. Будут потом говорить, что я сотрудников эксплуатирую и Трудовой кодекс не соблюдаю. — После этих слов Ковригин вошел в кабинет и закрыл за собой дверь.

Закусив губу, чтобы не разрыдаться, Ира села за стол и невидящим взглядом уставилась в монитор. Всеволод Николаевич задел ее самое больное место. С институтских времен ей не давал покоя ее вес. Эти лишние 10 кг постоянно возвращались, как только она прекращала изнурять себя диетой. А срывы случались часто. По мнению друзей, эти килограммы ее совершенно не портили. Но Ира считала себя полной и страшно переживала.

На Иру никто не смотрел — все сотрудники уже разошлись по местам. Надо было работать. В почте светилось свежее письмо от Всеволода Николаевича, адресованное «to all staf»:

«Дорогие коллеги! В ближайшие выходные — 26 и 27 июня — состоится долгожданное корпоративное мероприятие. Оно пройдет в пансионате «Веселая лужайка». Форма одежды — рабочая. Явка обязательна для всех. Автобус отходит в субботу 8:30 утра от офиса. Опоздавшие на мероприятие не допускаются и будут лишены квартальной премии. Сергеевой желательно к началу мероприятия сбросить пару килограммов. В.Н.».

Сам Всеволод Николаевич, отправив сообщение, принялся скучать. Он просмотрел ЖЖ, оставил пару язвительных замечаний в Facebook*. Но народ был добродушен и вяло реагировал на провокации Ковригина: блоггеры сегодня увлеченно обсуждали, как спасти собачий приют в Бирюлево. Рот Всеволода Николаевича скривился в презрительной усмешке. Он немного подумал и вызвал секретаршу.

Валентина Сергеевна была единственным сотрудником в компании, к кому он относился если не с уважением, то, по крайней мере, не как к человеку, которого можно в любой момент выставить на улицу. Четыре года назад отец Всеволода Николаевича решил приобщить единственного сына к семейному бизнесу. Тот как раз вернулся из Швейцарии, где прожил несколько лет, изучая менеджмент в местном университете. Он отдал ему в полное распоряжение «Стройинвестдетальпоставку» — одну из «дочек» своего холдинга. И выдвинул единственное условие — секретарем генерального директора должна стать Валентина Сергеевна. Ей было 47 лет, более двадцати из них она проработала с Ковригиным-старшим, занимая должности от секретаря до генерального директора в зависимости от настроения шефа. На зарплате это не сказывалось, а потому она быстро перестала обращать внимание на разнообразие записей в своей трудовой книжке. И была верной помощницей в бизнесе. Иногда у Ковригина-младшего даже возникало подозрение, что реальным управлением компании занимается именно Валентина Сергеевна, а не он. Что, впрочем, не освобождало ее от обязанностей его секретаря.

— Принесите мне эспрессо и пригласите коммерческого директора.

Валентина Сергеевна кивнула и вышла. Она никак не могла понять, зачем ее каждый раз вызывают в кабинет для указаний, которые было бы проще дать по телефону или электронной почте. Но ничто не могло вывести ее из равновесия, особенно такие мелочи.

— Что с контрактом, который мы должны подписать до конца месяца? — Всеволод Николаевич пил кофе и смотрел на коммерческого директора, стоявшего возле его стола.

— Всеволод Николаевич, сегодня только 15-е…

— И что? Я знаю, какое сегодня число. И хочу понимать, что вы сделали к этому дню.

— Мы подготовили документы. Юристы должны их еще раз перечитать.

— Дайте сначала мне. Я хочу посмотреть.

— Хорошо, я перешлю файл.

— Можете идти.

После обеда

Всеволод Николаевич, откинувшись в кресле, выкурил сигару. До конца рабочего дня оставалось еще пять часов. Он потянулся, вздохнул. Затем решил пройтись по офису.

— Чем ты занимаешься? — строго спросил он, подходя к Сергеевой и смотря в монитор ее компьютера..

— Составляю письма для партнеров с нашими новыми предложениями по аренде машин, как вы велели.

— Завтра утром мне еще нужен отчет по операциям за прошлый месяц.

— Хорошо, Всеволод Николаевич, сделаю.

«Все сделаю, отстань только, ну не могу уже!» — добавила она с раздражением про себя. Она отправила уже 12 писем, оставалось еще пять. Видимо, немного придется задержаться, чтобы успеть с отчетом, ну да ничего — лишь бы отстал...

— Ира, что у тебя с отчетом? — оторвал ее от мыслей начальственный голос. Ковригин успел обойти сотрудников и вновь оказался у стола Сергеевой.

— Всеволод Николаевич, я еще письма составляю, скоро закончу и примусь за отчет.

— Как, ты еще даже не приступала?

— Да ведь десять минут только прошло...

— Я хочу видеть, как начало отчета получается, а то наколбасишь, утром будет некогда переделывать.

Вздохнув, Ира закрыла папку с письмами и перешла к документации за прошлый месяц. «Скорее бы он ушел уже. Лучше бы его вообще не видеть. Почему нельзя попроситься работать в ночную смену?..»

— Почему ты не пользуешься клавишами Ctrl-C — Ctrl-V, а выделяешь и копируешь фрагменты мышкой?! — спустя еще пять минут Всеволод Николаевич неслышно подкрался к Ире сзади и из-за спины наблюдал, как она работает с файлом.

— Я так привыкла, Всеволод Николаевич...

— Так медленнее получается! А время идет... Его, между прочим, я оплачиваю. Если не успеешь, пиши пропало, всем отделом останетесь без премии.

— Успею, Всеволод Николаевич, если нужно, допоздна останусь...

— Мне этот псевдогероизм не нужен тут! Работать надо уметь, а не по ночам сидеть! Завтра опять с утра будешь носом клевать, и толку никакого... Опять мышкой! А ну, дай сюда!..

Он отпихнул Иру и сам скопировал несколько фрагментов.

— Чтобы я больше не видел копирования мышкой, ты поняла?!

Ира держалась изо всех сил, чтобы не зареветь, но слезы опять брызнули из глаз. Всеволод Николаевич, пожав плечами, скрылся в своем кабинете. Рабочий день подходил к концу.

Дома

Было уже почти 11 вечера, когда он, поужинав с приятелями в «Обломо-ве», приехал домой. Лабрадор Лорд, громко стуча когтями по паркету, вихрем вылетел навстречу. Ковригин присел на корточки и обхватил черную лобастую морду. Лорд радостно вилял хвостом и приседал на задних лапах, предлагая повозиться. Всеволод Николаевич ласково потрепал собаку по загривку и прошел в столовую. Домработница должна была прийти только утром, и Ковригин имел возможность заметить следы того, что происходило в доме до его прихода. Рюмка на столе была одна — значит, жена соблюдала его требование и никого не приглашала домой в его отсутствие. Он взял стоявшую на том же столе бутылку — коньяка в ней оставалось едва на донышке. «Опять, дрянь, напилась», — подумал он со злостью и допил коньяк прямо из бутылки.

Ковригин оглядел столовую: жены не было видно. Он пошел искать ее по дому. В спальне никого. Не было ее ни в бывшей детской, ни в кабинете. Всеволод Николаевич подошел к комнате охранников — оттуда раздавались голоса, из них один — явно пьяный — принадлежал его жене. Ковригин не стал сразу заходить, а немного постоял у двери, прислушиваясь.

— Он же никого не уважает! Он не способен уважать. И любить. Он всех людей ненавидит. Всех!

— Да ладно тебе, Люд, успокойся. — Визгливому голосу жены Всеволода Николаевича отвечал спокойный бас Сергея, одного из домашних охранников семьи Ковригиных.

— Вы его глаза видели? Злые, злые, всегда злые. И холодные. Мне страшно, когда он рядом. Он смотрит, а я боюсь, боюсь! Я боюсь его, даже когда его нет.

— Люда, шла бы ты. Всеволод Николаевич придет сейчас уже.

— Неет. Никуда я не пойду! Я сейчас тут лягу. Тут его нет. Тут тихо и спокойно. Так хорошо…

Ковригину надоело, он распахнул дверь. Людмила, его жена, полулежала в кресле, в руке у нее был фужер с янтарной жидкостью. Замолчав на полуслове, она широко распахнутыми голубыми глазами, в которых читался неприкрытый ужас, смотрела на Всеволода Николаевича.

— Пошли. — Он схватил ее за руку и потащил из комнаты. Дойдя до спальни, Ковригин словно тряпичную куклу толкнул жену на кровать. Она всхлипывала и бормотала что-то несвязное. Всеволод Николаевич захлопнул дверь в спальню и направился в комнату для гостей. Он всегда уходил ночевать туда, когда жена напивалась. В последние три года это происходило почти каждый день. Их сыну Олегу было семь, когда все началось.

Поначалу Всеволод Николаевич гордился сыном — тот рано стал говорить, а в три года вовсю читал. Ковригина и его друзей забавляло, когда малыш с умным видом декламировал статьи из энциклопедии. Затем пошли странности. Вечером Олег не мог заснуть, боясь темноты. И засыпал только после того, как быстро оббегал несколько раз вокруг кровати. За обедом начинал неожиданно смеяться и, если Людмила делала ему замечание, яростно кидался на нее с кулаками. Приступы внезапного бешенства сменялись молчанием, которое продолжалось часами, а позже могло доходить и до нескольких дней.

Через некоторое время Людмила встревожилась и обратилась к врачам. Диагноз звучал неутешительно. Налицо были все признаки ранней шизофрении. «Давай мы уедем в Германию? Там хорошие врачи. Может, они помогут?» — с мольбой уговаривала жена Ковригина. Он молчал и был мрачен. Спустя неделю он объявил ей свое решение: Олега отправят в специальную клинику-интернат. После отъезда сына она и увлеклась алкоголем. Спорить с мужем Людмила не решилась.

«Когда пробудилось мое сознание, я сознал глубокое отталкивание от обыденности. Но жизнь мира, жизнь человека в значительной своей части эта обыденность, то, что Гейдеггер называет das Man». — Ковригин отложил полюбившегося ему в последнее время Бердяева, погасил свет и накрылся одеялом, готовясь уснуть.

В кафе

Тихая, ненавязчивая музыка успокаивала. Девушки попросили официанта принести еще вина.

— Как у тебя на работе? Все по-прежнему? — Света сочувственно смотрела на подругу, сидящую напротив нее с совершенно отрешенным видом.

— Да, все так же. Это ужасно. Он просто издевается надо всеми. — У Иры был абсолютно измученный голос.

— Может, тебе все-таки уволиться?

— Я нигде не найду такую зарплату. А у меня ипотека и маме помогать надо. Ты же знаешь.

— Иногда мне кажется, что ты получаешь от этого удовольствие. Иначе ушла бы, несмотря на ипотеку. Как можно столько терпеть?

— Ты с ума сошла! Тоже мне, удовольствие! — возмутилась Ира.

— Это вы в вашей «Поставке» все сумасшедшие, — тут же парировала Светлана.

— Если кто и сумасшедший, так это Ковригин. Какой же он мерзкий! Говорят, у него жена алкоголичка. Не удивительно, с таким-то мужем. Он страшный человек. Для него люди — ничто. Он нас даже не презирает. Пусть бы он ненавидел! Но как ненавидеть компьютер или одежную вешалку? Мы для него такие же вещи. Он может со скуки вертеть четки, может их выкинуть, как надоест. Может нанять менеджера, может уволить. Он все может.

— Какая разница, как он к тебе относится, если тебе главное зарплата? Не обращай на него просто внимания.

— Я же человек, почему нельзя со мной обходиться по-человечески? Ты не представляешь, как он нас всех унижает. В прошлые выходные устроил «мероприятие», как он называет эти свои издевательства. Почти каждую неделю ему что-нибудь приспичит. Заставил всех приехать в субботу

к 8 утра в офисной одежде. Потащил, как обычно, в свой дурацкий пансионат. Там, кто в чем был — в костюмах, блузках, прыгали в речку. Крича придуманный им же слоган компании: «Ура, мы ломим!». А на весь пансионат играл гимн «Стройинвестдетальпоставки» — планета любви и добра.

— Смешно. Он мне уже нравится, ваш Ковригин. Своеобразный у него мозг.

— Хам он заносчивый, ничего больше. От скуки бесится. Бизнес-то все равно весь на папе. А это так, игрушка для сына.

Свете немного наскучили излияния подруги, и она, продолжая слушать Иру вполуха, осматривала кафе. Сидевшие за соседним столиком молодые люди допили кофе и рассчитывались с официантом. Один из них — красивый, стройный брюнет привлек Светино внимание. Он как раз встал и, не отрываясь, смотрел на подруг. На его лице была странная, казавшаяся сладострастной, но при этом пугающая улыбка.

— Ира, смотри, какой красавчик. Как он на тебя смотрит. Может, хочет познакомиться?

Ира обернулась. Ковригин прищурил глаз и, покручивая на пальце ключи от машины, пошел к выходу.

Через полгода

По бульвару Огюста Бланки в Париже, кутаясь в шарф, шел человек. Несмотря на колючий мокрый снег и пронизывающий ветер, он не спешил: погруженный в свои мысли, он медленно брел по улице, лишь иногда оглядывая

окрестности в поисках нужной улицы. Наконец он свернул с бульвара и вошел в одно из зданий. Там его уже ждали.

— Что привело вас сюда? Вас что-то гнетет? — Голос психотерапевта звучал успокаивающе, но посетитель не спешил с ответом. «Зачем я затеял все это? Наверное, не стоило приходить. Что он может сделать, этот бородач?» — думал пришедший. Но уйти просто так было бы совсем глупо, и он решился:

— Я гендиректор крупной компании… Это было полгода назад… Я не хотел ее увольнять, меня забавляла эта толстушка, какой у нее был испуганный взгляд, как она пускала слезы, когда я смотрел на нее. Я не виноват, мне было скучно… Папенькин сынок у руля компании. Все равно все отец решал. Семейный бизнес… Лучше бы я в Швейцарии остался после учебы. — Ковригин говорил будто сам с собой.

— С вашей сотрудницей что-то произошло?

— Да, тогда в кафе я случайно оказался рядом, она сидела с подругой за соседним столиком. Она меня не видела, а я не хотел мешать. Мне было интересно. Они говорили обо мне. Какой я отвратительный изверг. В чем-то она была права, наверное. Я и тогда думал только о том, как будет забавно завтра, когда она придет в офис. Я заготовил парочку фраз, после которых она точно должна была зареветь. А она не пришла. Потом мне сказали, что ее сбила машина, когда она накануне выходила из кафе.

Можно ли помочь этому человеку? Ситуацию комментируют эксперты.

Владимир Файнзильберг, доцент кафедры психотерапии и психологического консультирования института Психоанализа, врач психотерапевт

Господин Ковригин представляет собой тип руководителя, для которого самое главное — чтобы его компания функционировала по придуманной им же схеме. Конечно, для него важны и доходы — но они играют в его жизни не главную роль, ведь основной капитал уже накоплен. Ковригин «поставлен» папой на должность, чтобы сын не скучал и чем-то занимался, — и это осознание приводит именно к скуке, желанию себя любимого чем-то развлечь, поиграть, поруководить людьми. А чем можно развлечь скучающего человека, для которого деньги не имеют решающего значения? Конечно, манипуляцией людьми — и Ковригин увлекается этим, с удовольствием унижая своих сотрудников, вызывая у них страх, слезы и т.д. Одним словом, наблюдением за эмоциями подчиненных и членов семьи Ковригин заполняет пустоту в душе, компенсируя полное отсутствие собственных эмоций. Это подтверждает и тот факт, что он, не колеблясь, заточил своего маленького больного сына в дом-интернат для психически больных детей, прекрасно понимая, что это окончательно разрушит и брак, и психику жены. Наиболее точную характеристику дает Ковригину его супруга в беседе с охранником, которую подслушал Ковригин. Как семейный психотерапевт я часто наблюдаю больных алкоголизмом жен бизнесменов. Обычно, оправдывая свое пагубное пристрастие, они говорят о холодности и бесчувственности супругов, отсутствии общих интересов, занятий, увлечений, о том, что каждый из них живет своей жизнью. Все семьи такого типа похожи друг на друга, и несчастливы они одинаково, что позволяет говорить об устойчивой тенденции развала традиционных семейных отношений в мире больших денег.

В связи с тем, что поведение Ковригина объясняется структурой его личности, особенностями воспитания и восприятия действительности, а также типом его высшей нервной деятельности, проведение психологической коррекции, на мой взгляд, не представляется возможным. То есть помочь ему можно, только если он сам осознает проблему, захочет изменить себя и, главное, поймет, почему это необходимо сделать. Но позволю себе предположить, что Ковригин к переменам не готов.

Тахир Базаров, д.п.н., профессор МГУ имени М.В. ломоносова, основатель «Центра кадровых технологий — XXI век», научный руководитель института практической психологии ГУ — ВШЭ

Ситуация кажется типичной для нашей офисной культуры. Подчиненные главного героя потеряли волю к жизни, перестали видеть смысл происходящего, ощущают тревогу, а их этические принципы претерпели серьезную трансформацию. Главного героя окружают безропотные и трусливые люди. Ковригин их пугает своим равнодушием, в котором они угадывают признаки скрытой агрессивности. У сотрудников компании жертвенное отношение к происходящему. Сцена с месяцем цветов, сама по себе интересная, показывает, что подчиненные Ковригина принимают установленные им правила, которые продиктованы его самодурством. Они даже не рассматривают возможность «игры в ответ» (любая предложенная человеку ситуация предполагает элемент творческой интерпретации). Они не пытаются дать Ковригину отпор, перестать перед ним заискивать, оправдываться — и в итоге заставить его задуматься о ценности частной жизни подчиненных. Ведь дихотомия «раб — господин» абсолютно неприемлема в современных условиях!

А что Ковригин? Он, в свою очередь, также заслуживает сострадания. Он не чувствует себя живым. Шизофрения, обнаруженная у его сына, — следствие именно этой безжизненности, «механистичного» отношения к людям. Продолжая линию психоанализа, отмечу, что своим характером главный герой обязан отцу, который из-за своей крайней занятости вряд ли когда-либо считался с мнением сына: тот тоже был для отца «вещью» или «машиной». Поэтому ощущение жизни у героя возникают лишь в крайних случаях, когда остро встает вопрос жизни и смерти. Ковригин прекрасно понимает, что для его подчиненных увольнение означает символическую смерть.

Как помочь герою? Если у него есть искреннее желание избавиться от чувства вины, то ему нужно перестать общаться только с теми людьми, которые от него зависят. Больше умных, сильных, независимых, тех, с кем надо бороться за пальму первенства, тех, кем можно восхититься! Кроме того, ему следует активно прислушиваться к реакциям людей на себя, стараться понять окружающих и улучшить (а не ухудшить!) их жизнь — то есть переключить свою фантазию с эпиграмм и издевательств на добрые дела. Ну и конечно, необходимо «выпускать пар». Для этого есть множество способов, и один из них — создать физические и экономические трудности не другим, а себе, например, запустить рискованный проект, грозящий финансовыми потерями.

* принадлежит Meta, которая признана в России экстремистской и запрещена