Хочу, чтобы люди предлагали
новые идеи

Кристин Лагард стала директором-распорядителем Международного валютного фонда в 2011 году, сменив на этом посту скандально известного Доминика Стросс-Кана. Занимаясь самыми острыми проблемами долгового кризиса еврозоны, 57-летняя Лагард, известный французский политик, в прошлом возглавлявшая Baker & McKenzie — глобальную юридическую фирму, — решилась также преобразовать управленческую культуру МВФ. В интервью, которое Кристин Лагард дала главному редактору HBR Ади Игнейшесу, она рассуждает о лидерстве, женщинах во власти и о том, как менять большие организации.

HBR: Вы занимали высокие посты в правительстве и бизнесе, а теперь возглавляете крупную международную организацию. Что, по-вашему, нужно, чтобы стать настоящим руководителем?

Лагард: Прежде всего, верить в то, что ты делаешь, разделять цели своей организации, ее стратегию. Во-вторых, целиком отдаваться работе, ни на шаг не отступая от цели. И не забывать о людях, которыми руководишь, слышать их, стараться понимать, как они относятся к той или иной проблеме. Каждый из них должен ощущать себя частью коллектива и любить свою работу.

Любой человек способен к такому или нужно обладать особыми навыками?

Внутри должен работать мотор, чтобы каждое утро вскакивать с постели и с головой уходить в работу. И еще нужно быть уверенным в себе, уметь отстаивать свои взгляды перед коллегами, партнерами или подчиненными.

Женщины и лидерство

Почему в мире до сих пор так мало женщин-руководителей?

Чтобы дойти до вершин власти, нужно время, и немалое — в этом все дело. Чтобы тебя не задвинули, требуется много сил, поэтому многие женщины решают, что руководящие посты — не для них. Я не считаю, что один карьерный путь лучше другого или что бизнес-леди заслуживает большего, чем мать семейства. Но у каждой женщины должен быть выбор — вот что важно, с моей точки зрения.

Вы согласны с тем, что женщины часто сами предпочитают держаться в тени?

Как начальник могу сказать, что женщины редко выражают свое недовольство зарплатой или премией, а большинство мужчин, не колеблясь, отстаивает свои интересы. По-моему, это доказывает, что женщины не слишком умеют играть по мужским правилам.

Но ведь наверняка это вина не только женщин. Что должно измениться, чтобы на руководящих постах стало больше женщин?

Нужно анализировать цифры. Называйте это целями, квотами или задачами. Если мы научимся точно измерять работу каждого, то всяческие препятствия и предрассудки, которые мешают женщинам делать карьеру наравне с мужчинами, исчезнут сами собой.

Женский стиль руководства отличается от мужского?

Исследования выявляют сильные черты женщин-руководителей: умение слушать, поиск консенсуса, тщательная оценка рисков. Именно поэтому, мне кажется, женщины превосходно руководят в условиях кризиса.

Женщин часто выдвигают на руководящие посты во время кризиса. Вы пришли в МВФ при двойном кризисе: ваш предшественник был в центре скандала, а мировая экономика на спаде. Не многовато было для вас?

Нет худа без добра. Когда дела идут плохо, это отличный шанс для нового руководителя показать, чего он стоит. К тому же на такие должности, как правило, не слишком много желающих — все боятся провала.

Значит, вы считаете, что как руководители женщины лучше мужчин?

Во время кризиса — да. Я часто привожу в пример Исландию. Она трещала по всем швам.

Кого тогда выбрали премьер-министром? Женщину. К кому обратились, когда обанкротились главные банки страны? Опять к женщинам. Единственным финансовым институтом, уцелевшим в кризис, тоже руководила женщина.

А в крупных организациях есть сексизм?

Приведу пример из своего опыта: когда в Baker & McKenzie мы выбирали новых партнеров, я просила коллег поддержать молодых способных сотрудниц, потому что часто там, где традиционно доминируют мужчины, к женщинам-руководителям относятся с предубеждением, пусть и неявным.

Как вы реагируете, если на вас смотрят свысока только потому, что вы женщина?

Говорю: «Да пошли вы!»

И помогает?

Иногда. Я была поражена, когда прочитала в воспоминаниях Мадлен Олбрайт, что она запросто употребляла уличный жаргон и вообще лексику, как бы это сказать…

Приземленную?

Да, именно так. И я подумала: зачем она это делает? Родители мне с детства внушили, что нельзя говорить «плохие» слова. Но пройдя через все то, что выпало на мою долю, я поняла, что иногда грубое словцо — самое то. Можно быть элегантной, носить красивые вещи и мило улыбаться. Но иной раз приходится послать человека подальше, чтобы все поняли: с тобой шутки плохи.

«Пошли вы» звучит не так уж и грубо.

Да, но обычно я так не говорю.

Укрепляя позиции МВФ

Когда вы пришли в МВФ, вы сразу поняли, что нужно менять его культуру?

Это по-своему выдающаяся организация. Ее сильные стороны — многонациональный коллектив, уважительное отношение между сотрудниками, коллегиальный стиль принятия решений. Вряд ли в мире где-нибудь найдется столько же обладателей научных степеней на один квадратный метр. Но при этом она бывает недостаточно гибкой. И вообще, если время от времени не делать встряску, начинается застой. Поэтому мой ответ: да, я за перемены.

Когда-то вы занимались синхронным плаванием. Наверное, хочется, чтобы ваша нынешняя команда выступала точно и слаженно?

Вы угадали. Правда, без музыки это будет трудно.

А чем занимается глава МВФ? Отвечает на электронные письма и мучается на заседаниях, подобно простым смертным?

Я очень часто участвую в совещаниях, хотя я бы не сказала, что я мучаюсь. Правда, иной раз они, и правда, тянутся невыносимо долго. Примерно половина времени у меня уходит на поездки по странам — членам МВФ, на мой взгляд, это очень важно. Остальное время я провожу в Вашингтоне. В поездках беседую с министрами финансов, главами центробанков, премьер-министрами и президентами этих стран, чтобы лучше понять их проблемы и чем наша организация может им помочь. Кроме того, я всегда встречаюсь с женщинами, представляющими бизнес, НКО и науку. В мое отсутствие в штаб-квартире меня замещают — и очень умело — мои заместители, с которыми мы постоянно поддерживаем связь.

А что происходит в штаб-квартире?

Когда я тут, главное, что я делаю, — свожу вместе руководителей отделов, чтобы сообща обсуждать всякие вопросы, особенно вызывающие споры. Много времени провожу в совете директоров: там самые разные темы — от японской экономики и помощи Греции до проблем развивающихся рынков и бедных стран.

Какими нововведениями вы гордитесь?

Мы ввели правило, чтобы каждый, какую бы должность он ни занимал, брал на себя некие обязательства на год вперед и спустя это время отчитывался о результатах. К ним привязывают и вознаграждение. Это помогает людям иначе оценивать работу, свою и своего отдела.

В чем вы видите свою роль?

Нам нужны новые идеи. Вот почему я часто собираю людей вместе. А еще я стараюсь больше общаться с сотрудниками всей организации, чтобы не отрываться от земли и не руководить из заоблачной выси. С первого же дня я завела обычай появляться в отделах без предупреждения. Народ удивляется — здесь не привыкли, чтобы начальники просто так разгуливали по кабинетам.

А со стороны можно понять, хорошо или плохо идут дела у МВФ?

Ну, например, в этом году нам удалось собрать $461 млрд, благодаря чему МВФ сможет активнее содействовать укреплению мировой экономической и финансовой стабильности.

Я поняла, что нам нужно наполнить закрома, ведь случись что, мы должны показать, что были к этому готовы. Многие страны ссудили нам деньги, и это говорит об их доверии.

Вам не кажется, что вы отвечаете за состояние мировой экономики?

Да, в том смысле, что мы должны внимательно наблюдать за происходящим и вовремя дать совет, а иной раз и одолжить стране денег. Когда мы предоставляем заем, мы говорим: «Вы должны выполнить те-то и те-то условия, иначе не получите следующий транш». Я убеждена, что наша работа не проходит даром, но, чтобы это всем стало очевидно, нужно время.

Последние годы МВФ часто критикуют.

Десять лет назад, к примеру, в Латинской Америке или Юго-Восточной Азии у нас была ужасная репутация. МВФ ругали за то, что многим странам он навязывает слишком жесткие условия получения кредитов. Но сегодня, когда я приезжаю в эти страны, мне говорят: «Да, нам пришлось непросто, но слава богу, что МВФ настоял на своем. Мы привели в порядок банковскую систему, реструктуризировали экономику и ужесточили фискальную политику». Нас не любят как врача, который прописал горькое лекарство.

Эти рецепты, похоже, отражают ортодоксальные подходы западных экономистов, в том смысле, что…

…Они противоречат марксизму?

Ну да.

Это так.

А сейчас МВФ действует более гибко?

Думаю, мы изменились. Раньше мы обращали внимание прежде всего на фискальную политику. Теперь — и на монетарную. Мы оцениваем структурные реформы и стараемся понять, на что способна экономика страны, особенно в смысле темпов роста и занятости. Больше учитываем систему социальной поддержки, пенсионные схемы. И мы стали менее жестко оговаривать условия кредитов. Страны-заемщики более самостоятельно решают, как выполнять фискальные условия, открывать свои рынки и устранять преграды для развития экономики.

В 1998 году мир облетела фотография: президент Индонезии Сухарто, подписывая соглашение с МВФ, склонился над документом, а над ним тогдашний глава МВФ Мишель Камдессю, победно скрестивший руки на груди.

Да, это было очень некстати. Ведь Мишель — замечательный человек и потрясающий руководитель. Он делал все, чтобы МВФ как можно больше помогал своим членам.

Это был не лучший момент в истории МВФ.

Вот что может сделать одна фотография.

На пути к процветающей мировой экономике

Сейчас у компаний дела идут хорошо, но рабочих мест не прибавляется. Как сделать так, чтобы вместе с бизнесом росла и занятость?

Это очень важный вопрос. Многие говорят об «экономике роботов» — она становится более капитало- и наукоемкой, а вот людей требуется все меньше.

Может ли МВФ как-нибудь стимулировать банки, чтобы они кредитовали бизнес?

Мы можем давать советы, мы можем убеждать и выявлять узкие места и проблемы денежной «коробки передач». Но проводить политику страны — дело ее центробанка и правительства.

Что должны сделать США, чтобы вернуть себе былые позиции?

Конкурентов побеждают за счет либо цены, либо качества, то есть грамотной комбинации технологий, изобретений и брендов. Мощное средство — непрерывные инновации, на чем и раньше держалась экономика США. Мой совет — никогда не ущемлять образование и науку. Во многом они определяют производительность и конкурентоспособность.

Вы не боитесь, что в ближайшем будущем у китайской экономики будут те же проблемы?

Сможет ли она перейти от стадии среднего уровня доходности и стать по-настоящему развитой? Сможет ли государство обеспечить социальную справедливость своим гражданам? Вот ключевые вопросы китайской экономики. Есть и опасения, связанные с увеличением объема кредитов. Сможет ли страна взять под контроль теневые банки? Обуздать коррупцию? Я наблюдаю за происходящим в Китае уже 20 лет и только удивляюсь, как его руководству удается выруливать.

Могут ли мировые лидеры «починить» экономическую систему? Скажем, меньше ориентироваться на краткосрочные результаты?

Да, капитализм, похоже, теперь переходит от кризиса к кризису. То же самое с правительствами. Если выборы уже через два года, зачем думать о среднесрочных результатах? Есть ли какие-нибудь проблемы, которые бы хотели решить, работая в фонде?

Я бы хотела, чтобы мировые лидеры действовали более согласованно. Если бы правительства научились абстрагироваться от внутренних проблем и смотреть шире, это было бы прекрасно!

Срок вашего директорства истекает в 2016 году. Останетесь в МВФ на следующий срок? Думаете ли, чем займетесь, если уйдете?

Внуками или еще чем-нибудь. А уйду я или останусь — зависит от членов нашего фонда.