Как
построить селян

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ РУВИНСКИМ ВЛАДИМИРОМ ВЛАДИМИРОВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА РУВИНСКОГО ВЛАДИМИРА ВЛАДИМИРОВИЧА.

В деревне Обухово пропели третьи петухи. Светало. В сумерках проступили силуэты деревянных домов, между которыми мелькали человеческие фигуры. Ежась от утренней свежести, они двигались к главной дороге, где их дожидался старенький автобус. Возле него, мелко затягиваясь, курил шофер, полный и плечистый мужчина в сапогах и кепке.

— Еле-еле душа в теле… — вздохнул он. — Эй, хозяин опозданий не любит! Фигуры вздрогнули и прибавили шаг.

Деревня стояла на крутом берегу реки, за которой раскинулись поля. В советское время здесь был зажиточный колхоз — выращивали злаковые, картофель, капусту. Теперь все быльем поросло, а над низкой травой возвышались небольшие холмики — кротовые норы, которыми были усеяны угодья. На окраине деревни стояла полуразрушенная церквушка, к ней примыкала поляна, густо покрытая холмиками побольше — с надгробными плитами, оградами, звездами и крестами.

— Сергеич, мне еще в Ширяеве и Почекуеве людей забирать, а ты как на жене! — недовольно бросил шофер подходившему мужчине. Тот потупился и молча забрался в автобус.

Усадив пассажиров, водитель с трес­ком воткнул передачу, и пазик, переваливаясь на ухабах, двинулся в путь. Фома, так звали шофера, подобрал по дороге еще десятка два жителей окрестных поселков и деревень. В основном это были смурные и неразговорчивые мужики средних лет. Заняв места в автобусе, они устало отворачивались к окну — там бесконечными полями и лесами проплывала родина...

Через полчаса пазик прибыл на конечную остановку — частное фермерское хозяйство «Посадское». За воротами виднелись одно-, двухэтажные здания: коровники, свиноводческий комплекс, молочные и мясные цеха. Владелец фермы — приезжий из Москвы, Семен Александрович, или хозяин, как его все величали, на ферме бывал наездами, а когда такое случалось, не упускал возможности проинспектировать работников. Вот и сейчас он встречал их лично.

— Ну что, братцы, как настроение? Рабочее?

— А че ж не рабочее, мы всегда готовы, только скажите.

— Тогда стройся!

Мужики столпились в линейку. Семен Александрович Самохвалов придирчиво осмотрел строй. Двоих не хватало.

— А где Пахомов и этот, как его... Балакирев?

Парочка приятелей, конюх и дояр, в это время копалась в кустах за углом. «Давай быстрее, а то нас хозяин уже ищет», — подгонял тот, что стоял на шухере. Бутыль самогона, спрятанная накануне посыльным, перекочевала из тайника во внутренний карман конюха. Отряхивая колени, он выполз из кустов. Приятели перемигнулись. «Рожу попроще сделай, а то будем скакать кандибобером», — зашептал Пахомов. «Не истери, дед», — отозвался Балакирев. Оба, состроив скорбную мину, через минуту предстали перед Самохваловым. Тот нутром почуял неладное.

— Ну, орлы, где пропадали?

— Так мы, это... до ветру ходили.

— А туалет на ферме? Зря я что ли его вам построил? Приучайтесь к цивилизации!

— Так приспичило нам, хозяин. Исправимся!

Самохвалов не поверил, но виду не подал. Он неторопливо прошелся вдоль строя, заложив руки за спину.

— Вы здесь что? Добровольно. Это ваш шанс начать новую жизнь. Так что предупреждаю, кто нарушит устав, жалеть не стану. Руки в ноги и до свидания на все четыре стороны! Все ясно?

— Да, — нестройно откликнулись мужики.

— Ясно? — переспросил Самохвалов.

— Так точно!

— Ну вот. А теперь — за работу. Напра-во! Песню-ю запе-вай!

— Легко на сердце от песни веселой, она скучать не дает никогда, — затянул запевала. Остальные хором подхватили: — И любят песню деревни и села, и любят песню большие города!

«Зачем мне 
зарабатывать?»

Семен Самохвалов был натурой увлекающейся и ферму основал не ради денег. Раньше он хорошо зарабатывал пиаром в Москве, но в какой-то момент затосковал и устремился к природе. Его детские годы прошли в селе под Воронежем, и с тех пор он ностальгировал по деревенской идиллии.

К 42 годам его томление материализовалось в виде предложения приятеля купить землю в зачахшем колхозе в Смоленской области: «Бери, переоформишь, пустишь под коттеджи!» И тут Самохвалова осенило. Вот оно, дело его жизни, которого ему не хватало! Дойка, покос, свежее сено, навоз, молоко и мясо — что может быть лучше?! Природа опять же, чистый воздух: в его возрасте пора уже позаботиться о здоровье. «Фермер — это не ­пиарщик, — усмехался он. — Фермер — это звучит гордо!» На том и порешил.

В Обухове его ждали брошенные дома, разбитые дороги и дух уныния, но это только подстегнуло его энтузиазм. Настораживало, что местных оставалось всего семь дворов и еще десятка два по округе — остальные уехали или вымерли от пьянства. Но предприниматель считал, что, как только на ферме закипит жизнь, люди сами потянутся 
в деревню. Местные-то кроме мизерных пенсий да случайных заработков ничего давно не видели. А тут стабильная зарплата, работай — не хочу.

К делу он подошел основательно. Обложился специализированной литературой, составил бизнес-план. По всему выходило, что через два-три года инвестиции окупятся. Самохвалов отремонтировал коровники, построил дома для тех, кто захочет остаться жить тут же на хозяйстве. Нашел в соседнем районе управляющего, бывшего директора колхоза «Красный путь» Игоря Беспалого, по его рекомендации купил породистых коров, бычков и свиней. Казалось, все налаживается.

Но что-то пошло не так. Все начинания Самохвалова тонули в незлобливом, но вязком нежелании местных жителей работать и что-либо планировать наперед. День, неделя — вот максимальный срок, которым они жили.

— Пойдешь ко мне пастухом? — предложил как-то Самохвалов местному парню, к которому давно присмат­ривался. Парень как парень: зовут Саней, лет 30—40, женат, не работает. Это для него удача!

— Отчего ж не пойти, пойду... — задумчиво отвечал Саня. И в первый же день работы напился с аванса, который предусмотрительно попросил у Само­хвалова на покупку мебели домой.

Эта история с разными вариациями повторялась несколько раз. Помаявшись с Саней, предприниматель купил электронного пастуха — устройство, не дающее домашнему скоту разбрестись по полям и охраняющее его от лесных зверей. Но за диковинкой нужно было следить — включать и выключать. Саня, окончательно почувствовав свою ненужность и волю, забывал это сделать. И коровы уходили в леса. В молочных цехах тоже все шло через пень-колоду, мясной цех наполовину простаивал. Ферма терпела убытки, и Самохвалов только успевал закрывать дыры из личных средств. «Вот уж точно — Обухово... — приуныл он. — Что ж за люди-то здесь такие?»

— Вот тебе чего не хватает? Денег? Работы? Так на, бери, зарабатывай, — втолковывал он повару мясного цеха Косте. Тот приходил и уходил когда хотел, игнорируя все расписания.

— Мы так не привыкли. Зачем мне зарабатывать? Я и так неплохо живу.

— Ну дом себе новый отстроишь, машину купишь! Жену в отпуск свозишь! — Зачем?

И так до бесконечности. В конце кон­цов местные стали коситься на Самохвалова, а от его речей сбегать. Фермер не выдержал, решил объясниться.

— Я же к вам со всей душой, а вы… — мягко выговаривал он им. — Каждый день у меня от вас убытки, и я ничего, я не штрафую вас, не жалуюсь. Между тем вы загнали моих лошадей и бычка, взяли 20 тысяч рублей. Разве это правильно? Я к вам по-человечески, платите и вы мне той же монетой.

Селяне поняли его по-своему.

— Платить надо. Деньги, говорит, давайте, — подытожил позже на сходе самый старший — дед Василий.

Обуховцы скинулись кто сколько мог и принесли две двухлитровые банки мелочи Самохвалову. Тот от досады заматерился и пожалел, что не привез в колхоз таджиков или китайцев, как советовали ему прагматичные люди.

Управляющий Игорь Беспалов давно говорил Самохвалову, чтобы тот не «либеральничал» и не заводил здесь городские порядки. Людям нужна твердая рука и властный, без соплей хозяин, втолковывал он. Предприниматель возражал, но сломался после разговора с бывшим учителем истории ­Юрием Стебловым. Судьба его, как и все вокруг, кроме природы, была трагична и нелепа: 22 года в школе, которая закрылась, годы безработицы, кредит, случайное убийство судебного пристава, тюрьма, деревня, одиночест­во. И никто не виноват — так получилось.

— Народу нужна сильная рука, — разглагольствовал Стеблов. — В русской истории нет развития, не образуется новое, каждый раз воспроизводится единственный конфликт: сильное государство — сильная культура, культурный расцвет; государство ­слабеет — и происходит крах национальной жизни. То же и в деревне.

Самохвалов мрачно его слушал.

— Мы в жопе. У нас целе­­устремленно можно только одно — пить, — продолжал историк. — Жизнь — абсурд, а с водкой ­— праздник, и мы, как камикадзе, летим к земле, столкновение неизбежно, это и есть наш смысл: управлять хотя бы этим столкновением. Ты — пришлый, не поймешь...

Колхоз — дело добровольно-принудительное

Самохвалов плюнул и решил действовать по-другому. «Не хотите ­по-­хорошему­­, ладно, будет вам хозяин», — подытожил он. Первым делом фермер вступил в сговор с женами.

— Уговор такой: я доставляю мужей от порога до порога каждый день, на работе пьянку запрещаю, за нарушения жестко караю, вы следите, чтобы ваши не напивались дома. Если что, я вам помогу, — обрисовал он картину.

Жены недоверчиво переглянулись: — Зарплату будешь отдавать нам! — По рукам.

Что может сделать с пьяницами фер­мер? Особенно когда его поддержали их жены? Он может многое. Первым делом Самохвалов разогнал лабаз, где нелегально торговали водкой. Самогонщиков прикрыл, наслав на них полицию. Одновременно отстроил на ферме часовенку и выписал батюшку. Отец Варфоломей, в миру Корыгин Степан, бывший замполит на флоте, быстро смекнул, в чем дело, и в два приема мобилизовал селян. На Пасху он вышел к пастве в шелковой рясе, ему поднесли стопку — выпив и закусив огурцом, он провозгласил:

— Христос Воскресе! — Воистину Воскресе!

— Так точно. Христос Воскресе, — требовательно повышал голос ­батюшка.

— Так точно!

Варфоломей довольно кивал. «Отец наш Всевышний, — учил он, — завещал нам добывать хлеб в поте лица своего. И сейчас Он дал вам шанс на исправление. Последний. Не упустите его!» Батюшка считал, что прикрывал экзистенциальную дыру в сознании селян и придавал их жизни смысл, раз они сами не хотели его найти. Смысл, считал он, в том, чтобы подчиняться и чтить.

Чтобы занять вечера и отвлечь людей от мыслей о водке, Самохвалов организовал на ферме просмотры кино и открыл театр. Пьесы селяне ставили на свой выбор ­— как правило, драмы на тему революции и бунтов. В конце рабочего дня предприниматель нередко наливал мужикам по стопке — «я же не зверь какой» — и сдавал их на руки женам. У всех ­работников Самохвалов отбирал паспорта, а за пьянство лишал зарплаты. Иногда он пристегивал пьяных ­наручниками к кровати, если была угроза, что они уйдут в запой. Для этого как раз подошел один из домов, которые он построил, когда переезжал в Обухово.

Прогулы и пьянки на ферме закончились, и дела пошли в гору.

Перегнул палку

Рабочий день подходил к концу, когда Пахомов и Балакирев закрылись в туалете и откупорили заначку.

— Что за жизнь: зарплату всю — жене, дома — хрен выпьешь, здесь — хрен расслабишься! — жаловался конюх Пахомов.

— Давай за это и выпьем.

— Что?!

— За то, что у нас есть хрен и водка.

­— Очень смешно, — скривил мину Пахомов и опрокинул в себя стакан.

В дверь настойчиво постучали. Парочка испуганно притихла, допивая алкоголь. «Тсс, нас здесь нет», — прошептал конюх. Но спирт взял свое.

— Ну кто там щемится, порешу падлу, — неожиданно вспылил на блатном жаргоне дояр Балакирев.

Дверь туалета вылетела — на пороге стоял хозяин фермы с подручными.

— В прорубь и запереть, — распорядился он.

…Утро Балакирева было тошным. Глаза щипало, горло драло, во рту 
все спеклось. Ужасно хотелось пить. От малейшего движения в мозгу 
что-то со звоном стукалось и разлеталось. Дояр был прикован наручниками к железной кровати. Он дернулся и стал вспоминать вчерашнее. Кажется, его купали в бассейне с ледяной водой… А пред этим он очень нагрубил хозяину… Балакирев схватился свободной рукой за голову — на ощупь она напоминала чугунную болванку. Он пошарил рядом с кроватью, но воды нигде не было. «Это мне наказание, судьба, рок», — от стресса дояр стал вспоминать малознакомые слова. Еще немного, и он начал бы 
молиться.

Но тут щелкнул замок, и в проеме появился силуэт женщины в костюме то ли стюардессы, то ли пилота. Вслед за ней в комнату вошли еще несколько человек, включая двух полицейских.

— Здравствуйте, я Александра Шамина, прокурор. Как вы здесь очутились?

Хотя Балакирев плохо соображал, он понял, что это межведомственная проверка: жена пожаловалась на притеснения работников фермы. С областным прокурором пришла трудовая инспекция и сотрудник Минздравсоц­развития. Позади жался управляющий, который спешно звонил хозяину. «Глупая баба, — вздохнул ­­в телефон фермер. — Задержи их, скоро буду».

Самохвалов прибыл запыхавшийся и сходу начал уговаривать всех замять проверку. «Балакирев не жалуется, все довольны, претензий у селян нет», — резюмировал он. Их дейст­вительно не было, но условия труда нарушали Трудовой кодекс. А если к этому приплюсовать отъем паспортов и прочее, то здесь светит незаконное лишение свободы, заметила прокурор. Ей давно хотелось потрясти московского выскочку, и она была непреклонна. Хозяин фермы бросился к жене Балакирева, и та действительно сдала назад:

— Все у нас нормально, — уверяла она комиссию, — грех жаловаться, живем хорошо.

— А чего заявление писала? — спросила комиссия.

— Так… Ну выпьет, бывало, муж, так я в горячке и ляпну чего лишнего. Сами знаете, как это бывает…

Предприниматель устроил комиссии экскурсию по ферме, свозил к женам селян. Те испуганно подтверждали, что им живется лучше, чем раньше. Бывают эксцессы, но они не ропщут. Комиссия кивала, но стояла на своем: зря приехали что ли? Машина запущена. «Передумала жена или нет, не важно. Факты налицо», — чеканила прокурор. Предприниматель взывал к разуму. «Если с ними миндальничать, все рухнет, — наступал он. — И черт бы 
с бизнесом, но люди уйдут в запой. Кто будет счастлив?» Прокурор соглашалась, но разводила руками. Закон есть закон. И либо Самохвалов устранит нарушения, либо его обложат штрафами, проверками и, может, уголовными делами, так что хозяйство разорится.

Александр Жемчужников,
член совета директоров агрохолдинга «Сельхозинвест» (Липецкая область)

Десять лет, отданных агробизнесу, заставляют меня верить в большинство сюжетных коллизий этого гротескного текста. Бывало и покруче. Автор акцентировал внимание на проблеме взаимоотношений с коллективом и органами власти. Это два из нескольких китов, на которых стоит агробизнес.

Проблема отношений с работника­ми связана с вопросом эффективности управления. Никто в здравом уме не пойдет на крайние меры, пока можно обойтись обычными. Никто не будет кричать на человека, который все адекватно воспринимает. Крайние меры — для патовых ситуаций. А дела в сельском хозяйстве обстоят именно так: когда я приехал в 2003 году в относительно благоприятный район Цент­рального Черноземья, то из 5000 гектаров пашни обрабатывалось только 700. Остальные земли давно заросли.

Советская власть много лет вела активную селекцион­ную работу, при которой всякий активный человек, имеющий собственную позицию — потенциальный собственник, был поставлен если не вне закона, то вне обычая. Масла в огонь подлила бездумная перестройка, в ходе которой последние активные люди потянулись в город. Оставшаяся масса трудоспособного населения продолжила деградировать.

Что же делать московскому инвес­тору? Пиарить самого себя. Нужен людям крутой руководитель — будет им крутой. Местный не может быть крутым: все учились в одной школе, все друг другу родственники или друзья, 
а какой с друзей спрос? Вот москвич — это да! Ему можно то, чего нельзя другим. Все смотрят телевизор и знают, что московские и питерские бизнесмены — бандиты. Под началом такого можно и работать: с одной стороны, трудишься за страх, с другой — можешь рассчитывать на защиту. Классическая схема управления в условиях бандитского капитализма и нивелированности денежной мотивации.

Когда агроинвестор видит эффектив­ность крутых мер, ему трудно отслеживать грань между жесткостью и жестокостью. Делать это должна власть. Появление прокурора и проверки — не случайность, а почти божественный акт, предотвращающий стихийный бунт. Ведь дальнейшая эскалация насилия может привести к ослаблению власти руководителя — страх перестанет быть стимулом и превратится в раздражитель для всех. Однако для инвестора это шок: ему запрещают применять управленческие методы, доказавшие свою действенность! Других методов он не знает — так что же теперь убираться восвояси?

Нет! Нужно подключать третью силу. Нашему герою надо идти к районному руководству и продолжать пиарить себя там. Никто так не заинтересован в действенном управлении на селе, как районная и областная власть. Хотя, скажем прямо, мой первый опыт знакомства с районной властью мог закончиться печально: на первой встрече руководитель района поручил прокурору заковать меня в наручники. Этот бизнес для смелых людей. Пришлось идти на встречу с областным начальст­вом и с ним заключать «соглашение» о правилах игры. Мне был дан карт-бланш в обмен на обязательства по реализации агропроектов. Многолетнее сотрудничество доказало плодотворность такого взаимодействия. Земля стала обрабатываться, люди получили работу и достойную зарплату, перспективу и надежду на будущее, районный и областной бюджеты активно попол­няют свои доходы. Не в убытке и агроинвестор, у него построен крепкий, постоянно растущий бизнес. Мне удалось удержаться в рамках права, сохранив эффективность управления. Я думаю, что все получится и у нашего героя. Бог ему в помощь!

Тахир Базаров, доктор псих. наук, профессор МГУ имени М.В. Ломоносова, научный руководитель Института практической психологии НИУ ВШЭ

В предложенном кейсе не только хорошо показана многомерность отношений между обычаем (обыденным правом) и юриспруденцией (правом формальным), но и затронута актуальная для современной России тема возможностей и ограничений авторитаризма при выстраивании управленческого порядка.

С точки зрения ситуационного подхода здесь три основных измерения. Первое — задача, которую решает коллектив. Здесь важны профессиона­лизм сотрудников и их мотивированность. Второе — отношения между работниками. Они могут быть индивидуалистскими или кооперативными, доброжелательными или конфликтными. Третье — позиция власти руководи­теля. Отношения между руководителем и подчиненными могут основываться на авторитете и уважении, либо на власти и наказании, на доверии и согласованных ценностях, либо на взаимовыгодном сотрудничестве.

В кейсе отсутствие мотивации и исполнительской дисциплины компен­сируются взаимоподдержкой и сплоченностью работников. На этом фоне руководителю важно найти способ выстраивать организационный порядок. Таких способов у него немного. Это либо объединяющая всех идея лучшего будущего, либо создание возможностей для зарабатывания денег, либо подчинение работников с помощью силы. Самохвалов не видит иных путей, кроме приказов, ограничений и репрессий.

Это может быть допустимо на начальном этапе, когда компания формируется. Но, если владелец хочет создать устойчивый и развивающийся бизнес, ему нужно стать лидером. То есть руководителем, который задает стандарты, ценности, идеологию и сам их строго придерживается. Его первоначальная задача — объединиться с работниками, стать для них авторитетом, личностью, у которой они готовы учиться. По сути, стать неким комбатом, который лично поведет селян за собой и будет готов помогать им деньгами, опытом, связями, ресурсами. Многие владельцы бизнеса не понимают, что управлять ситуацией в подобных случаях отстраненно — то есть на расстоянии, и опосредованно — через деньги не получится. Напротив, это только ухудшит дело.

За Самохваловым пойдут, только если, во-первых, у него будет идея хорошей, работающей и очень ценной для селян компании и, во-вторых, он лично будет ее создавать. Конечно, здесь нужно доверие сотрудников. Чтобы заручиться им, владелец должен увидеть в людях не однородную массу, а индивидуальность — в каждом. Ему нужно найти людей, у которых сохранился интерес к жизни; эти сотрудники ежедневно должны узнавать от него что-то для них важное: о жизни, о сельском хозяйстве и т. д. Хозяину надо привезти на ферму жену, детей, представить их работникам, рассказать, чем они живут, интересуются. То есть открыться им, и — такова специфика россиян — только в этом случае он может рассчитывать на открытость самих селян. Одновременно следует ввести взаимный контроль: дать работникам право следить, соблюдает ли владелец договоренности. Дальше нужно выделить людей, некий костяк, не обязательно нынешних неформальных лидеров селян, которому хозяин фермы сможет делегировать ключевые управленческие функции. Важно, чтобы этим людям было интересно. А затем, если результаты работы будут положительными, можно делегировать им полномочия по подбору помощников. Если Самохвалов выстроит такие открытые взаимоотношения, у него будут перспективы построить сильную компанию.