Наш враг, патриотизм | Большие Идеи

・ Феномены

Наш
враг, патриотизм

Все больше людей верят, что в отдельной национальной квартире их жизнь станет лучше

Автор: Евгения Чернозатонская

Наш враг, патриотизм
Анастасия Полухина

читайте также

Принимаешь ледяной душ — реже пропускаешь работу

Элисон Биард

Как люксовые бренды создают цифровую роскошь

Ханнес Гурцки

Пример для подражания

Елена Евграфова

Чем удачные цифровые трансформации отличаются от неудачных

Махадева Мэтт Мани,  Пол Лейнванд

Для массового сознания истории понятнее, чем цифры, факты или логические построения. Мы и они, добро и зло, сила и слабость — все эти категории присутствуют в нарративе любого человека, племени или народа, описывающего прошедшие события и будущие устремления. Сложность и многомерность укладываются в некий сюжет, который может обрести силу мифа и получить широкое или даже глобальное распространение — как мировые религии или идеологические доктрины. «В XX веке элиты — в Нью-Йорке, Лондоне, Берлине и Москве — сформировали три главные истории, которые, казалось, объясняют прошлое и предсказывают будущее всего человечества: это фашизм, коммунизм и либерализм», — пишет израильский профессор, специалист по истории войн и самый успешный из современных авторов нон-фикшн Юваль Ной Харари в своей новой книге «21 Lessons for the 21st Century». Ее тираж, как и тиражи двух первых книг, легко преодолел миллионный рубеж и продолжает быстро расти по мере перевода на новые языки. «21 урок» рекомендовали Билл Гейтс и Давосский экономический форум.

Три книги Харари составляют цикл: в первой (Sapiens) он описывает историю человека как биологического вида, во второй (Homo Deus) — наше будущее, в котором информационные и биотехнологии сольются воедино, а в третьей повествует о том, какие идеи теряют и обретают мощь в нынешнем веке.

«Из трех главных политических идей XX века фашизм дискредитировал себя еще в 1938 году, — пишет Харари, — коммунизм потерял опору с распадом СССР, и к началу XXI века осталась одна-­единственная привлекательная доктрина — либерализм и свободный рынок». Либеральная мантра доминировала вплоть до мирового финансового кризиса 2008 года, а сейчас границы и даже стены, препятствующие иммиграции и импорту, снова входят в моду. В 2016-м голосование по Brexit и победа Трампа на выборах в США продемонстрировали, что идея глобализма больше не импонирует людям даже в англоамериканском мире — утверждает Харари.

Возможно, миру придется обойтись без глобальной идеи, и ее место займут религиозные или национальные нарративы, в которых отсутствует картина будущего для всего человечества. В мире снова задули ветры национального возрождения: в России — это возврат к некоему подобию царской империи, а в США — к старым добрым 1950-м. На смену концепции единой цивилизации в США, Британии и России приходит новый национализм.

Но действительно ли национальные государства лучше отвечают вызовам времени? Чувство преданности граждан своей стране важно и нужно, признает Харари, ведь без него управлять огромной массой людей было бы попросту невозможно: «Не будь этого чувства, мы жили бы не в либеральном раю, а в первобытном хаосе — как Сомали, Афганистан или Конго, где не прекращаются войны». И вплоть до середины XX века идея национального государства, заботящегося только о своих интересах, представлялась вполне валидной, хотя люди всегда понимали, что именно вследствие этих интересов происходят войны. Зато национальные государства давали своим гражданам неплохие институты: образование, здравоохранение, правовую защиту и гражданские права. Но в 1945-м, когда Америка сбросила атомную бомбу на Хиросиму, мир осознал, что национализм может привести не просто к войне, но к войне, в которой не выживет никто.

Именно тогда «джина национализма убрали в бутылку» и наступила эра глобализации. И довольно скоро люди поверили, что в цивилизованном мире войны навеки отменены.

Сегодня, когда человечество перестало бояться войн, Россия и США снова развернули гонку вооружений, но это не сильно тревожит народы этих стран, ведь в прошлый раз «все обошлось». Дебаты вокруг Brexit сосредоточены на торговле, а о вкладе, который Евросоюз вносит в глобальную безопасность, говорят мало. Построение миропорядка, способного предотвратить ядерную угрозу и отвечающего за «мир во всем мире», было невероятно сложной задачей — пишет Харари. И этот миропорядок нельзя просто отменить, хотя понятно, что сейчас роль США нужно уменьшить, а роль Индии и Китая — усилить. В эпоху ядерного оружия возврат к национальной политике, основанной на праве сильного, был бы безответственным. Патриотизм хорош до тех пор, пока он не переходит в идею превосходства одной нации над другими.

Но военная угроза — не единственный вызов, с которым не под силу справиться отдельному государству. В ближайшие десятилетия человечество столкнется еще с одним фактором, угрожающим его существованию: экологическим. Скепсис в отношении парникового эффекта более свойствен националистически настроенным политикам, таким как президент Трамп, а некоторым странам, например России, с ее сравнительно небольшим освоением приморских территорий, подъем уровня мирового океана мало чем грозит и изменение климата может оказаться даже на руку. «Северный морской путь станет главным, а Камчатка займет место затопленного Сингапура. Чтобы защитить Шанхай, Гонконг и Токио от разрушительных наводнений и тайфунов, китайцы и японцы должны заставить США и Россию перестать игнорировать проблему глобального потепления», — призывает Харари.

Третьей экзистенциальной угрозой станут прорывные технологии. Запретив биоинженеринг зародышей человека в своей стране, США не может ничего сделать с подобными экспериментами в Китае. Если одна нация выведет у себя «совершенного человека», другим ничего не останется, как повторить этот путь. Возникнут огромные проблемы этического и философского толка, но националисты не мыслят подобными категориями, так как для этого у них просто не хватает воображения, считает Харари.

Преданность своей группе вшита в нашу подкорку, как и другие этические принципы, нарушать которые было опасно с точки зрения выживания человека как вида. Но распространяется ли эта «эволюционная» преданность на всех соотечественников? «У национализма нет биологической подосновы, ведь если бы преданность каждого своей стране была естественной, зачем мое государство — Израиль — выстраивало бы гигантский аппарат по продвижению ценности патриотизма в своей системе образования, пропаганды и разного рода национальных святынь?» — пишет Харари. Почему человеку, который ощущает ответственность перед своей семьей, своим городом, своей профессией и своим народом, нельзя внушить ответственность перед человечеством в целом?