Бизнес
на родителях

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ РУВИНСКИМ ВЛАДИМИРОМ ВЛАДИМИРОВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА РУВИНСКОГО ВЛАДИМИРА ВЛАДИМИРОВИЧА.

На «детском» рынке царит оживление. Под вывеской творческого клуба может оказаться бывший советский дворец пионеров, модные мастерские, патриотический кружок или дорогой центр для младенцев, родители которых озабочены их ранним развитием. По данным Businesstat, денежный объем рынка дополнительного образования детей в 2008—2012 годах вырос на 57% — до 231 млрд рублей. На этой ниве подвизаются и государственные, и коммерческие фирмы, которые ориентируются на максимальный охват клиентуры и на самый разный контингент родителей.

Есть и штучные, плохо поддающиеся тиражированию и не сулящие особой прибыли предложения, предназначенные для людей творческих профессий. Предприниматели нового типа — состоявшиеся люди, они ушли в этот бизнес ­скорее по зову души, чем ради денег.

У бизнесменов, работающих на широкую аудиторию, и другие цели; детские проекты для них — источник заработка. Как в почти любом массовом секторе, их программы яркие, привлекательные, но стандартизированные и не всегда полезные. Можно ли зарабатывать на детях так, чтобы хобби не мешало бизнесу — и наоборот?

Воспитание как хобби

Илья Колмановский, известный московский журналист, вместе с издательством «Розовый жираф» ведет для детей подкаст «Карманный ученый». Примерно раз в месяц он слушает записанные на автоответчик вопросы детей, позвонивших Карманному ученому. «Потом 
я им перезваниваю — к сожалению, меньшинству, — и мы обсуждаем то, о чем меня ­спрашивали», — говорит Илья. Из этих бесед и состоят передачи. Детям интересно все на свете, и темы подкастов могут быть самыми неожиданными: «Почему сердце не в животе?», «Зачем на свете девочки?», «Почему зубы качаются назад, а не вперед?», «О чем думают кошки?», «Почему у теть большие попы?». Объясняя, например, почему креветки, если их отварить, становятся красными — потому же, почему краснеют фламинго и осенние листья, — Илья переходит к более широкой теме пигментов. И так он «препарирует» почти каждый вопрос.

Подкаст есть в iTunes, и выпуски слушают русскоязычные дети по всему миру. Илья ведет этот проект с 2008 года: уже сделано около ста выпус­ков. И это параллельно с основной работой: семь лет он преподавал биологию в лицее, писал статьи для разных изданий 
и читал лекции.

Последнее время он отодвинул журналистику на второй план: здесь и личные мотивы, и ощущение, что ему сейчас важнее и интереснее заниматься образованием детей — участвовать, по его словам, в формировании мировоззрения человека. Знания для него — не главное. «Я не хочу, чтобы ребенок запоминал то, что я ему сказал, — поясняет он, — я хочу, чтобы у него осталось это ощущение ­удивительности­­. Чтобы, один раз испытав его, он хотел бы испытать его снова и снова». Ради этого 
К­олмановский проводит экскурсии и эксперименты для детей и родителей в Политехническом музее (закрытом сейчас на реконструкцию), где заведует лабораторией биологии.

Он такой не один. В сферу детского образования и развития пришло много людей, профессионально далеких от педагогики: журналисты, музыканты, художники, писатели, рекламщики. У каждого свой личный интерес, но есть и общие мотивы. «Детские центры, клубы появляются сейчас благодаря гражданскому самосознанию родителей», — считает Дмитрий Тюттерин, владелец двух садов «Семь гномов» в Алтуфьеве. Социолог сказал бы, уточняет Колмановский, что это запрос на модернизацию — в том смысле, что акцент делается на «ценность индивидуальности, человека и его потенциала».

Перефразируя Андрея Синявского, который утверждал, что у него были стилистические разногласия с советской властью, можно сказать, что у поколения образованных 30-летних возникли стилистические разногласия с кондовой системой государственного воспитания и образования. Людям творческим как воздух нужна своя особая среда, и когда в середине — конце нулевых у них появились дети, они захотели и для них «своей» среды, подходящей экосистемы. Они захотели хороших школ, хороших учителей и воспитателей, хороших кружков и лагерей — чтобы, как говорит бывший главред «Афиши» Илья Красильщик, «ребенок летом поехал с нормальными детьми и увидел нормальных взрослых, чтобы все это было без советской обязаловки, чтобы у детей осталось ощущение, что школа, детсад, летние лагеря — это очень интересно».

И образованные взрослые, взяв дело в свои руки, начали сами создавать такую среду для детей, понимая ее как пространство свободы выбора, открытий, приключений, в котором дети приобщаются к тому, что имеет ценность, смысл и интерес для их родителей.

Еще бы, ведь люди этого поколения, юность которых пришлась на 1980—1990-е, помнят ­советскую школу с ее торжеством дисциплины и уравниловки. Конечно, дисциплина важна, она помогает добиваться целей, но есть и другой мотив движения вперед и развития. «Человек по природе своей любознателен, он хочет сам познавать мир — и вот эта ценность только начинает укореняться в детском образовании», — говорит Колмановский. Он, например, устраивает в своей лаборатории, которая сейчас обитает в Культурном центре ЗИЛ, что-то вроде научного театра, каждый «спектакль» которого буквально завораживает зрителей. «Они основаны на идее невероятного приключения — вы не просто посмотрели, вы сами провели ­эксперимент», — объясняет он.

Среди первопроходцев оказался Вячеслав Мельников, совладелец «Творческих мастерских» на Винзаводе. В 2008 году он работал арт-директором в кафе «Кекс» и устраивал по выходным занятия для подростков по stop-motion анимации. Потом кафе переехало на Винзавод и открылось под названием «Цурцум». Один из владельцев, Георгий Ташкер, предложил Вячеславу сделать детскую студию. Его сыну тогда было восемь лет, и проблемы внешкольного образования и досуга он хорошо знал. Мельников ухватился за идею, но уговорил Ташкера отрыть не детскую комнату для посетителей выставок Винзавода, а настоящие творческие мастерские для детей и взрослых.

С точки зрения бизнеса идею не рассматривали, было интересно попробовать, посмотреть — удастся или нет, пойдут ли люди. Концепцию Вячеслав сформулировал так: свободное пространство, что-то вроде двора, в котором дети играли бы, дружили и занимались, чем захотят. А преподаватели учили бы всех желающих лепке, живописи, мозаике, валянию из шерсти, конструированию из картона и т.д. Главной «фишкой» была ненапряжная творческая атмосфера: «Я хотел сделать клуб для детей 
и родителей, близких по духу».

Пополам с Георгием они отремонтировали помещение («деньги с каждого довольно ­большие, можно было купить одну-две приличные машины»), что с точки зрения финансов было авантюрой. Когда это окупится? Сам Вячеслав год не получал ни копейки, преподаватели, все сплошь единомышленники — профессиональных педагогов или учителей почти не было, — тоже работали на чистом энтузиазме. «Деньги с посетителей брали поначалу так: поставили коробку, кидайте, кто сколько может», — вспоминает он.

О студиях стали писать СМИ — но на Винзавод зачастили чуждые по духу люди. Приезжали, например, папы с сыновьями на дорогих машинах, чтобы потом где-нибудь сказать, что, мол, бывал в творческих мастерских на Винзаводе: «Таких я побаивался, — говорит Вячеслав, — тем более что становилось скученно 
и постоянные посетители заходили реже. Но 
я перестал давать интервью, и случайных людей поубавилось».

Несмотря на растущую популярность, мас­терские приносили лишь убытки — слишком дорогой была аренда и разницу покрывал Георгий: мастерские образовали с модным кафе «Цурцум» что-то вроде сообщающихся сосудов. Все изменилось, когда к Вячеславу в помощницы напросилась молодая мама из завсегдатаев студии. Она работала в крупной рекламной компании и обладала деловой хваткой. Благодаря ей в 2012 году при мастерских открылось что-то вроде детсада и продленки, потом — отделение в выставочном комплексе «Флакон». Наконец, они взялись за летний отдых для школьников: дневной лагерь оказался востребованным. Смена — пять дней, группа 20 человек, за это время дети делали какой-нибудь творческий проект: например, снимали мультфильм, ставили спектакль. В 2014 году лагерь работал уже в четырех местах Москвы. Вожатые — чаще всего молодые девушки, которым нравилось играть с детьми, — приходили сами, от знакомых. Бизнес набирал обороты. «В этом году мы впервые за шесть лет окупились, — говорит Вячеслав. — Но изначально это для меня хобби, так я к этому до сих пор и отношусь».

Мастерские на Винзаводе стали местом, где кристаллизовались представления о модном у творческих людей досуге. Рядом — картинные галереи, отличное кафе, книжный магазин ­с ­хорошими­ книгами. Секрет популярности студии, которая до сих пор каким-то чудом не закрылась, в том, что ее делали искренне, для себя, знакомых и не ради прибыли — словно делать деньги на детях некрасиво — те, кому это интересно. Но самое важное — во главу угла ставили интересы ребенка. «Нам главное было, чтобы нравилось детям, а не родителям», — говорит Вячеслав.

Подобные творческие проекты, будь то кафе или детская студия, — дело штучное. Вероятно, поэтому они и не поддаются копированию 
и тиражированию. Лучше добавить в студию что-нибудь нового, считает Вячеслав. Его сыну исполнилось 14 лет — самое время думать, что делать дальше. «Таким ребятам нужно показать, что такое монтаж, съемки, реклама, чтобы они попробовали себя в деле, — считает Мельников. — И для них мы организовали пилотные пока занятия с настоящими спецами, чтобы они сами могли попробовать разные профессии».

В 2010 году по тем же мотивам — ради интереса — отправился вожатым в «Камчатку», палаточный лагерь под Псковом, Филипп Бахтин, возглавлявший тогда один из знаковых российских журналов — Еsquire. Еще студентом псковского пединститута он ездил туда с друзьями, а тут они решили собраться снова. «Это была некоммерческая история, чистое хобби», — говорит он. Три года подряд главный редактор во время летнего отпуска ездил в «Камчатку». За ним потянулись друзья — разные главные редакторы, режиссеры, актеры. «Камчатка» — около ста детей за лето — быстро стала известной. Идея у Бахтина была простой: лагерь — это место для приключений. Например, одна смена начиналась с того, что дети приезжали из Москвы на поезде в Псков, садились в автобус, и он по пути якобы ломался. Дети выходили — автобус уезжал. Дальше «засланный» ребенок доставал карту, и все вместе искали лагерь — он был рядом, но ведь это и есть приключение. Программа строится по принципу «один день — одно направление». Дети то снимают кино, то ставят спектакль, то играют в стратегические игры. И начинают понимать, что все на свете интересно, во всем «есть кайф».

Идея приключения понравилась не только детям, но и взрослым. «Самое главное, что дети получают взрослых, которые приезжают не для того, чтобы работать, а ради удовольствия от общения с этими детьми. Это не те взрослые, которых они обычно видят в школе. Нет школьного ханжества, дурацких правил. Мне кажется, что все приезжают оттуда, что-то поняв про себя, а это самое главное для человека, как мне кажется», — говорит Илья Красильщик, который тоже ездит в «Камчатку» вожатым.

Мест с особой творческой атмосферой появилось в Москве за последние годы немало. Это аналоги «творческих мастерских» Винзавода, летние лагеря в Николо-Ленивце, музей занимательных наук «Экспериментариум», кафе, в которые можно прийти с детьми, вроде «Шардана» в «Музеоне». Некоторые прогорают, но на их месте возникают новые. «Огромное количество даже очень успешных и интересных людей живет по сути рутинной жизнью, — объясняет Бахтин. — Они и сами это чувствуют, но не могут выбраться из наезженной колеи. И им хочется новых ощущений и впечатлений».

Запрос на новую стилистику сформулирован, но, хотя уже делается много интересного, никто особо не зарабатывает на этом. Может ли организация детского досуга стать прибыльным бизнесом? Ответ, выражаясь бизнес-языком, зависит от модели спроса. Готовы ли стихийно переквалифицировавшиеся в педагоги писатели, журналисты, художники работать со всеми детьми, а по сути — со всеми родителями? Будут ли их проекты интересны для людей не из «их» тусовки? А если эти проекты останутся в пределах своего круга, не постигнет ли их участь многих провалившихся антреприз «для меня и моих друзей» — ресторанов, журналов, издательств? В образовании и досуге детей — огромный неудовлетворенный спрос, и кому-то уже удалось его оседлать. Появились первые крупные игроки с грамотно выстроенным бизнесом. Конечно, их трудно сравнивать с всеохватной государственной системой или с огромными сетями детских садов США, где только одна компания Children’s Creative Learning в своих 1700 центрах обучает 300 тысяч детей и зарабатывает миллиард долларов в год, но эффект масштаба уже проявляется.

Как заработать денег

Евгения Белонощенко открыла свой первый «Бейби-клуб» в Самаре 2000 году. Сегодня это сеть из 147 франчайзинговых клубов раннего детского развития, раскинувшаяся по всей ­России. Бизнес приносит устойчивый доход.

Началось все с того, что 14 лет назад Евгения прочитала книгу Масару Ибуки «После трех уже поздно». Тогда ее дочери было два года, и молодая мать прониклась идеями сооснователя корпорации Sony о раннем интеллектуальном развитии ребенка. Потом она узнала о кубиках Зайцева — методике обучения чтению едва ли не с пеленок. А вскоре открыла у себя дома первый детский клуб.

Академическая педагогика от идей раннего развития не в восторге, но они очень популярны среди энтузиастов альтернативного воспитания. Родители все больше осознают, что будущее их детей во многом зависит от того, как они будут развивать их интеллектуально, творчески, личностно. Но, к сожалению, развитие детей часто сводится к освоению счета, чтения и письма — в ущерб игровой и исследовательской деятельности, очень важной в раннем возрасте. Директор Федерального института развития образования, доктор психологических наук Александр Асмолов, приветствуя готовность родителей вдумчиво заниматься своими детьми, предостерегает об опасности «безличной дрессировки знаниями, умениями и навыками».

Евгении ее клуб давал возможность самореализации, бизнесом заведовал муж-финансист. Дела шли хорошо. Мамы приходили с детьми на 1,5 часа два раза в неделю и платили 1,5 тысячи за занятие. Конкурентов тогда не было, у родителей накопились претензии к государственным детсадам и школам, а тут — индивидуальный подход, внимание. Муж Евгении настоял на расширении бизнеса. Для новых «точек» суп­руги купили в кредит еще шесть квартир, потом их продали и перешли на арендованные помещения. В 2007 году мужа, главу самарского филиала «Тройки диалог», перевели в московский офис. К тому времени в Самаре уже было 23 «Бейби-клуба».

Тогда же под влиянием идей Ибуки окончательно оформилась и методика преподавания. Родители довольны: их чада в 2,5 года выучивают стихотворения на английском языке. Начинают считать. Но нужно ли это детям? По мнению Александра Асмолова — нет. Развитие подменяется обучением, и это очень вредно. Запоминание у детей в этом возрасте происходит за счет механической памяти, поскольку в их мозге еще не сформировались центры осмысления. «А родители начинают чуть ли не до родов информационно накачивать детей, — вздыхает Асмолов. — Были даже книги с названием “ЕГЭ для дошкольников”!» Управлять из Москвы бизнесом в Самаре трудно, и Юрий предложил перейти на модель франчайзинга. Супруги наняли консультантов, студии Артема Лебедева заказали ребрендинг, запустили сайт. Франшиза начиналась с 500 тысяч рублей, сейчас — 1 млн. В Москве в интересах развития бизнеса супруги инициировали переиздание книги Ибуки, и она хорошо продавалась. Сейчас сайт «Бейби-клуба» распространяет ее бесплатно: этим рекламным ходом супруги продвигают свой клуб. Вводились новые услуги: бейби-йога, бейби-английский, бейби-балет. Они не могли не пользоваться популярностью, поскольку в Москве стало модно все, что связано с йогой и ранним развитием детей. Цены меняются в зависимости от места: в Москве это 3,5—11 тысяч за два занятия в неделю, в провинции — 2,5—4,5 тысячи. И люди идут.

Концепция «Бейби-клуба» выстроена технологично: есть модная идея; агитация в виде очень известной книги; бренд; персонал; результаты занятий; методика извлечения прибыли 
и тиражирования. «Наша концепция — бережное развитие интеллекта — строится не только на сильной методологической базе, но и на равноправных, уважительных, дружеских отношениях ребенка с наставником», — говорит Евгения. Кому не понравится такая идея? Но не стоит забывать, что клиенты частных клубов и детсадов — родители, а не дети. И это их запросу отвечает предприниматель. Конечно, любые родители хотят лучшего для своего ребенка — чтобы его холили, лелеяли и всячески развивали. Как именно — вопрос другой. Ответ на него не 
в последнюю очередь зависит от моды, от желания быть «не хуже других», от боязни родителей, что ребенок «недотягивает», особенно когда знакомые хвастаются, что их дети уже говорят на иностранном языке, читают, пишут, считают. К тому же мамы и папы порой пытаются за счет детей реализовать свои несбывшиеся мечты. Иногда ребенок превращается в объект для инвестиций — тогда его отдают в «школу маленьких леди», «юных фотомоделей» или «МВА для детей». Все эти родительские тревоги и амбиции — не самая явная, но очень сильная причина высокого спроса на индустрию детства.

В 2014 году клуб разработал франшизу детского сада, а в 2015 году планирует открыть «Бейби-школу».

По словам Евгении, на открытие клуба 
в Моск­ве нужно порядка 3 млн рублей, в регионах —  2,5 млн рублей (включая франшизу). Партнерам предлагается мощная поддержка: методология, конспекты занятий, обучение, горячая линия. Но назвать этот бизнес высокодоходным нельзя. Лучшие клубы в Москве, по словам Евгении, зарабатывают до 600 тысяч рублей чистой прибыли за сезон; в регионах — около 100—150 тысяч. То есть, чтобы вернуть инвестиции, нужно около 4—5 лет. При этом антураж клуба и подбор персонала жестко регламентируются. На работу берут людей с профильным педагогическим образованием — в основном это девушки, поработавшие в школе, но не прижившиеся там. Отбирают людей с помощью психологического тестирования. Кроме того, проверяют грамотность речи.

Залог коммерческого успеха «Бейби-клуба» — привлекательная для родителей идея, на которую нанизано все остальное — не важно, хороша она или плоха, — а также разделение финансовой и творческой сторон бизнеса. Известно, что совмещение роли менеджера и креативщика в одном лице может порождать внутренний конфликт — на этом и погорели многие. Этим принципам следуют все, кто хочет зарабатывать в этом бизнесе. Например, параллельно 
с традиционными государственными летними лагерями появляются частные, как правило, тематические: музыкальные лингвистические, религиозные, патриотические, художественные, математические или биологические, с особыми программами — для снижения веса или развития лидерских качеств.

У детских садов тоже должна быть «фишка», говорит Дмитрий Тюттерин. Это может быть огороженная площадка для прогулок, кафе и свое горячее питание, спортивные занятия или игровая программа. Интересно, что чем выше цена, тем меньше родители уделяют внимания содержательной части. «Чтобы родители платили мне за ребенка 50 тысяч в месяц, я должен предлагать им всякую мишуру — учителя-билингву, который, если честно, малышу не нужен, конные прогулки, на которые никто не запишется, и прочее, не имеющее смысла с педагогической точки зрения, но хорошо продающееся», — поясняет Тюттерин. В его «непафосные» сады отдают детей родители, восприимчивые именно к содержательной стороне дела. И при цене 35 тысяч рублей в месяц сады гарантированно наполнены. Хотя, сетует он, россияне неохотно платят: «У нас всю жизнь образование и медицина были бесплатные, 
и любые платные предложения возмущают народ. Такой вот парадокс: спрос есть, но люди не хотят покупать то, что им предлагают». Вероятно, россияне охотнее платят за моду и бренд: в итоге за месяц член «Бейби-клуба» в Москве выкладывает сопоставимую сумму. То есть на детских проектах, как показывает пример «Бейби-клуба», можно зарабатывать, если к ним относиться только как к бизнесу. Но ведь на хорошей идее можно построить хороший бизнес, и вряд ли детская сфера — исключение.

Бизнес не враг хорошего

По оценке федерального Агентства стратегических инициатив, со всей России в летние лагеря детей отправляют всего 24% родителей, а хотели бы — 54%. Если считать в деньгах, то нынешнее предложение — около 50 млрд рублей — удовлетворяет спрос меньше чем на треть. В крупных городах банально не хватает и детских садов. В Москве, например, спрос на них, по данным Роспотребназора, на 4% (без учета мигрантов) опережает предложение. Дополнительного образования (детских центров, творческих мастерских, кружков, секций) тоже не хватает. И хотя этот рынок у нас вырос, качественных, содержательных услуг по-прежнему мало. Хотя зачем стараться, если купят и так?

Проще всего сделать летний лагерь «два притопа три прихлопа», как выражается Олег Камнев, координатор программ пяти летних лагерей в Анапе, то есть с простой программой и минимумом вожатых. Если рассчитывать на 20—30 детей — а так чаще всего сейчас и бывает, то можно обойтись минимальными инвестициями: 1—3 млн рублей. Такие лагеря быстро окупаются и не требуют больших усилий. Обычно арендуется база отдыха или старый детский лагерь, которые не могут сами собрать детей, нанять вожатых и придумать программу. Для крупного проекта нужны десятки миллионов, и эти затраты в ближайшие пять лет не окупятся. Еще один тип лагерей — здравницы времен СССР, у которых появился частный собственник. «Дети приезжают туда поплавать в море, поесть, поправить здоровье, попрыгать на дискотеке. На этом все», — говорит Камнев.

Его летние лагеря располагаются в арендованных детских здравницах на Черном море. Лагеря работают уже 14 лет и специализируются на морских экологических программах с элементами экспериментального образования «Всему учит море» и «Отдых и учеба с радостью» — их разработали в Ассоциации детских лагерей на основе американского опыта. По словам Камнева, дети приезжают не отдыхать, а работать. Им предлагают подводное плавание с аквалангом, парусную практику, управление байдарками, альпинизм, скалолазание, верховую езду, походы с ночевками на горное озеро и лиман. Есть и другие программы: морская, лингвистическая, музыкальная, этнокультурная.

Самая большая головная боль, говорит Камнев, — кадры. «Сейчас трудно найти вожатых. Никому не хочется на себя брать ответственность и работать за 3—5 тысяч рублей за смену. Нам приходится платить 25—30 и даже 50 тысяч рублей, иначе людей не заманить», — сетует он. В Москве они вместе с международным фондом «Дорогами открытий» три года бесплатно готовят, например, подводных инструкторов, которые обязуются отработать в лагере. То же самое по всем дисциплинам. Путевки при таких затратах стоят относительно недорого: 47—48 тысяч за 21 день. Больше половины у  них, как и в целом по рынку, покупают корпоративные заказчики. Примерно 80% детей — из Москвы и Питера. Но есть и с Дальнего Востока, из Краснодара, Америки, Израиля. За лето проходит три смены, всего около тысячи детей от 7 до 18 лет, один инструктор на десятерых. «Лагеря самоокупаемые, при том что мы не получаем ­госдотаций. Но рентабельность минимальная. Хватает, чтобы поддерживать инфраструктуру лагерей и на работу московского офиса», — говорит он. Сколько зарабатывают его лагеря, он не говорит. Но приводит чужой пример. Большой лагерь — на тысячу человек и с путевками по 22 тысячи рублей — за четыре летние смены может заработать порядка 15—20 млн.

Совместить коммерческую выгоду и творческое развитие намеревается Леонид Ханукаев, бывший коммерческий директор компании «НББ-девелопмент», которая строила объекты для Олимпиады в Сочи. Его проект «Страна детей» получил известность еще до того, как открылся первый лагерь. Творческую программу для рассчитанного на 1260 мест лагеря «Село» под Бородином ему готовил Филипп Бахтин, который ради этого в 2012 году уволился с поста главного редактора журнала Esquire, но недавно вышел из проекта. Условия для ребят предполагались исключительные: питание от ресторатора Анатолия Комма, система безопасности — от израильской компании, здания — от немецких архитекторов. Уже вложено более 1 млрд руб­лей (всего планируется потратить на лагерь 3,7 млрд). Но этим летом открытие не состоялось — его перенесли на 2015 год. Интересно, что Ханукаев хочет построить 25 таких лагерей по всей стране.

Предприниматель говорит, что «Село» должно стать пилотным проектом, который потом будет тиражироваться. Расчет такой: родители скоро начнут массово инвестировать в детей, в их летний отдых, в образование, в культуру. «И люди вместо третьего чайника и двадцать пятого телевизора будут покупать у нас путевки», — говорит он. Путевки — пока 37 тысяч за две недели — будут продаваться в кредит. Возможно, цена будет ниже. Фактически Ханукаев хочет построить что-то вроде супермаркета круглогодичного отдыха. Летом — лагерь для детей, в остальное время — семейный и рекреационный отдых, пикники, фестивали. При этом Ханукаев рассчитывает охватить родителей, принадлежащих к разным социальным слоям, сделать качественный проект для «наших и ваших», что должно выгодно во всех смыслах отличать его от всего представленного на рынке.

Такой проект требует колоссальных вложений и поддержки государства. Ханукаев надеется, что окажется первым на этом огромном по ­своему потенциалу рынке. Сейчас в России 13,5 млн школьников, к 2017 году, по прогнозам, их будет 16 млн. Каникулы у нас длинные, а качественно проводить лето — негде. «В СССР было более 300 млн квадратных метров инфраструктуры для детских проектов. Сегодня в России осталось только 2 млн. Каждый год 10—15% этой инфраструктуры разрушается. Страна должна будет ее восстанавливать 
и увеличивать», — говорит Ханукаев.

«Проект продолжается без меня, это была искренняя попытка построить лагерь, — говорит Бахтин. — Количество уже потраченных на это денег и усилий просто астрономическое». Этим летом он уехал в «Камчатку» — на этот раз его организовали на одном из островов в Эстонии и он работал одну, вместо обычных трех, смену. И в этом году — впервые — лагерь принес прибыль. «Дело в том, что мы никогда не ставили задачу сделать ее коммерческим проектом, — поясняет Бахтин. — В этом году мы попытались сделать из этого бизнес, и у нас вполне себе получилось». По его словам, превращение «Камчатки» в коммерческий проект — одна из самых важных задач, решением которой он собирается заниматься. Вариантов несколько. «Одна из моделей — тиражирование этого опыта многократно, но меня эта модель не устраивает, — говорит он. — Я собираюсь наращивать качество, чтобы “Камчатка” оставалась одной-единственной, но с сумасшедшим качеством. Будет увеличиваться количество смен, программ, в том числе для взрослых». То есть движение будет в сторону, ровно противоположную от того, что предполагает делать Ханукаев.

При таком огромном рынке на нем найдется место и нишевым проектам вроде «Камчатки», и массовым. Главное, что бизнес уже пришел в этот сектор и предложил множество инициатив на выбор. Их будет все больше, ведь работа с детьми приносит огромное удовлетворение — заставляя порой забывать о прибыли.