Хотите научиться думать? | Большие Идеи

・ Феномены

Хотите
научиться думать?

«История учит только тому, что ничему не учит».

Автор: Мариэтта Чудакова

Хотите научиться думать?

читайте также

Три логики трансформации бизнеса: часть первая, логика эволюции

Марк Розин,  Павел Безручко

7 правил проведения собрания

Эми Галло

Деньги и фриланс: восемь полезных советов

Ребекка Найт

Много ли мы знаем о самих себе?

Мария Божович

Наблюдая сегодняшнюю жизнь в отечестве, поневоле вспомнишь русского историка В. О. Ключевского: «История учит только тому, что ничему не учит». В другом случае он продлил суждение: «…а только наказывает за незнание уроков».

Сегодня можно выбирать любое из этих поучений.

Нам, российским людям, мало, что в 1933 году в отечестве (тогда уже 16 лет как советском) был облит помоями и смешан с грязью первый русский нобелевский лауреат по литературе Иван Бунин — поскольку «белоэмигрант». Известно проделанное и государством, и, увы, обществом («Я Пастернака не читал, но осуждаю…») в 1958 году с Пастернаком — вторым русским нобелевским лауреатом, весной 1960 года в результате травли сгоревшем от рака. В 1964-м отправили по суду в ссылку как тунеядца не распознанного еще одного будущего нобелевского лауреата — Иосифа Бродского (см. Блог девятнадцатый — о его музее на месте ссылки). Шолохов в 1965 году в официальном советском срезе проскочил благополучно, но зато в неофициальном толки о плагиате не утихли.

О советской судьбе Солженицына — нобелиата 1970-го года — нечего и говорить.

Да, история нас явно не учит, только наказывает. И не умеряет ни ража воспаленных завистников, ни пыла подхалимов, старающихся угодить сильным мира сего, — тем, кто недоволен политическими взглядами Светланы Алексиевич. Маловато в России от души ее поздравивших!..

Нашлись соотечественники, снедаемые личными комплексами, отыскавшие новые укоризны для замечательного литератора, поднявшего такие глубинные слои жизни нашего общества, которые до нее не поднимал никто.

…Она, мол, будучи молодой журналисткой, испытывала в 1977 году, по ее собственным словам, «влюбленность» в личность Дзержинского и назвала статью о нем в журнале «Неман» «Меч и пламя революции»? А затем резко переменила свой взгляд — как посмела!

То ли дело наши сталинисты — как любили Сталина с младых ногтей, так и не пошатнули их в этой любви сведения о миллионах невинных жертв.

Узость кругозора обличителей Нобелевского лауреата лишила их важного знания. Оно заключается в том, что самыми яркими критиками советского режима стали в ХХ веке именно те, кто, как и С. Алексиевич, прошли через этап пламенной веры в коммунистическую утопию: Дж. Оруэлл, А. Кестлер, М. Джилас (см. о нем Блог двадцать первый).

Именно этих ярких, талантливых людей сильней всего обожгло — при непосредственном соприкосновении — несоответствие советской реальности их мечтам о всеобщей справедливости и верой в ее осуществимость, обещанную российскими большевиками.

Известное же дело: чем сильнее, острее наша симпатия к кому-либо или чему–либо — тем полнее обычно разочарование.

Известный французский писатель Андре Жид страстно сочувствовал коммунистам и СССР. Он признавался: «Если бы для успеха СССР понадобилась моя жизнь, я бы тотчас отдал ее».

Летом 1936 года писатель приехал в СССР и пробыл у нас два месяца. Вернувшись, выпустил книгу «Возвращение из СССР». Она вызвала потрясение, была переведена на 14 языков. А у нас его имя исчезло.

Сам автор книги был потрясен увиденным и осознанным больше, пожалуй, чем его читатели. О деталях его визита, отраженных в книге, я писала в восьмом блоге.

Добавлю несколько фрагментов из книги А. Жида.

«Действительно, в СССР нет больше классов. Но есть бедные. Их много, слишком много. Я, однако, надеялся, что не увижу их, — или, точнее, я и приехал в СССР именно для того, чтобы увидеть, что их нет.

К этому добавьте, что ни благотворительность, ни сострадание не в чести и не поощряются. Об этом заботу на себя берет государство. Оно заботится обо всем, и поэтому, естественно, необходимость в помощи отпадает. И отсюда некоторая черствость во взаимоотношениях, несмотря на дух товарищества. <…> Сейчас, когда революция восторжествовала, когда она утверждается и приручается, <…> революционное сознание (и даже проще: критический ум) становится неуместным, в нем уже никто не нуждается. Нужны только соглашательство, конформизм. Хотят и требуют только одобрения всему, что происходит в СССР. Пытаются добиться, чтобы это одобрение было не вынужденным, а добровольным и искренним, чтобы оно выражалось даже с энтузиазмом. И самое поразительное – этого добиваются. С другой стороны, малейший протест, малейшая критика могут навлечь худшие кары <…>. И не думаю, что в какой-либо другой стране сегодня, хотя бы и в гитлеровской Германии, сознание было бы так несвободно, было бы более угнетено, более запугано (терроризировано), более порабощено».

…А ведь симпатии европейских интеллигентов к СССР во второй половине 1930-х годов держались главным образом на противопоставлении его гитлеровской Германии!..

Вчерашние единомышленники, включая Р. Роллана, считавшие себя друзьями СССР, объявили А. Жида предателем и отвернулись от него.

Но вскоре список «предателей» стал расти...