Сизифовы инновации

Умелец-левша в Англии мало интересовался новыми ружьями: и самим сделать не проблема.

А вот как поддерживать старое, чтобы подольше работало? Перед смертью мастер просил передать государю, что англичане ружья кирпичом не чистят, «а то они стрелять не годятся». Его не послушали, а в результате проиграли Крымскую войну.

Лесков написал вечную историю о том, как Россия конкурирует с Западом в области технологий. С одной стороны — битый-щипаный русский самородок, у которого секрет, с другой — чистый, грамотный англичанин, у которого стандарт. Подкованная блоха плясать перестала, но царь все равно доволен: иностранцам утерли нос.

«Сможет ли Россия конкурировать? История инноваций в царской, советской и современной России» — так называется книга исследователя истории советской науки, профессора Массачусетского технологического института Лорена Грэхэма. Он рассматривает узловые точки модернизации в нашей стране и приходит к выводу: поступательного движения в сторону инноваций не было никогда. Со времен Петра I и до создания современных «инноградов» после каждого гениального прорыва — как правило, по приказу сверху — следовал постепенный откат к исходной точке. По мнению Грэхэма, русские всегда могли придумать и осуществить нечто гениальное, но, как правило, оказывались неспособны извлекать из этого долгосрочную коммерческую выгоду — а ведь это и есть инновация. Поднатужиться и создать нам по силам, а постепенно совершенствовать и не чистить кирпичом — нет.

В 1826 году модернизированный при участии англичан Тульский оружейный завод был одним из лучших в мире, а к 1855 году его продукция устарела настолько, что русские оказались беззащитны против нарезных винтовок и пуль Минье. Дело в том, что ключевым вопросом эффективности ружейного производства в какой-то момент стала взаимозаменяемость деталей. Они должны были изготавливаться по единому стандарту, чтобы ружье можно было ремонтировать в полевых условиях. Когда Николай I приехал на только что обновленный завод, ему предложили выбрать несколько ружий, которые потом разобрали, перемешали и собрали заново. Царь был впечатлен, но впоследствии историки обнаружили на деталях следы ручной подгонки — стало быть, никакой взаимозаменяемости не было. Справедливости ради — тогда ее не было нигде. Более того, в США тоже случился казус с подтасовкой деталей, когда оружейник Эли Уитни обманул Томаса Джефферсона. Однако за последующие 25 лет взаимозаменяемости добились почти все, а Россия этот этап пропустила. Отчитавшись перед царем, производители расслабились.

И таких сюжетов множество. Железные дороги и энергетика, генетика и авиация, кибернетика и программирование, лазеры и космическая промышленность — нет такой отрасли, в которой российские ученые, инженеры, изобретатели не совершили бы грандиозного прорыва и в которой потом мы не отстали бы безнадежно. Отдельно Грэхэм развенчивает миф о советской индустриализации, которая, создав краткосрочный промышленный «спазм», оставила стране множество морально устаревших и вредных предприятий. Об экономической составляющей говорить было не принято — «буржуазного спеца», горного инженера Петра Пальчинского, который предупреждал об экономической нерентабельности Днепрогэса и Магнитки, поставили к стенке. Важно было создать «самое большое в мире».