Александр Базилевский. Космос: куда бежать с земли?

В последнее время до нас все чаще долетают «космические» новости: в январе мы узнали, что в Солнечной системе открыли новую планету, а некоторое время спустя — что на Марс полетел первый космический аппарат российско-европейской миссии «Экзомарс», который будет искать в атмосфере этой планеты метан — косвенный признак наличия жизни. Становясь все ближе, космос не перестает ставить перед учеными новые вопросы. О ситуации в космической отрасли и планах человечества по освоению космоса рассказывает профессор, доктор геолого-минералогических наук, заведующий лабораторией сравнительной планетологии Института геохимии и аналитической химии им. В. И. Вернадского РАН Александр Тихонович Базилевский.

Как удалось открыть новую планету в Солнечной системе?

Еще недавно полагали, что в Солнечной системе девять планет. Но лет десять назад одну из них разжаловали и перевели в ранг карликовых. Речь идет о Плутоне. Чтобы считаться планетой, небесное тело должно быть достаточно массивным и поэтому иметь форму, близкую к шарообразной, вращаться по орбите вокруг Солнца, не быть спутником планеты, а также с помощью гравитации очищать пространство вокруг себя от других объектов. Плутон не отвечает ­последнему из этих критериев: вокруг него летает множество небесных тел.

Планета, которую открыли недавно, находится за Нептуном в так называемом поясе Койпера, который состоит из ледяных объектов. Американские ученые заметили, что у некоторых из этих объектов орбиты вытянуты в одном направлении, и предположили, что их притягивает некая планета. Затем это подтвердило математическое и компьютерное моделирование.

Есть ли сейчас такое понятие, как космическая гонка? Если да, кто в ней лидирует?

Сильно политизированной борьбы за космос, как во времена СССР, уже нет. Она закончилась в 1972 году, когда на Луну слетал американский «Аполлон-17». Стало ясно, что в лунной гонке США нас победили. После этого Америка утратила интерес к соперничеству, а мы еще в 1976 году запустили аппарат «Луна-24» — она привезла на Землю лунный грунт. (Кстати, изучив этот грунт, ученые из нашего института обнаружили в нем признаки содержания следов воды, но тогда им никто не поверил.) Потом было общее затишье. Затем на Луну стали возвращаться — в том числе американцы. Сейчас в целом в освоении космоса лидируют американцы, на втором месте, пожалуй, европейцы и в спину им дышат китайцы и японцы.

Мы свои позиции утратили?

В общем, да. Сейчас мы пытаемся вернуться к тому уровню, которого достигли во времена СССР. Это непросто. Трудные годы были трудными и для космической промышленности. Если вы чего-то не делаете каждый день, мастерство теряется: то, что наши «Луны» не летали так долго, плохо сказалось на отрасли. Да и кадры постепенно уходили. Кроме того, денег на космос сейчас выделяют существенно меньше: в советское время, если уж принимали какую-то программу, то средств на нее не жалели.

Проблемы с космическими аппаратами у нас начались уже в 1990-е: например, аппарат, который мы запустили к Марсу в 1996 году, не ушел на нужную орбиту и разрушился при входе в атмосферу Земли. Хотя, надо признать, и у других стран бывают неудачи: англичане запускали посадочный аппарат на Марс — и при посадке с ним что-то случилось. Китайский луноход «Юйту» ­прошел всего 114 мет­ров и остановился. Японский аппарат «Хаябуса», который полетел к астероиду Итокава, привез лишь несколько крупинок грунта, хотя планировалось гораздо больше. Сбои случаются не так уж редко — в основном из-за того, что аппарат «недоиспытали».

Сегодня наша задача — восстановить утраченные навыки и умения. Отчасти чтобы доказать самим себе, что мы можем благополучно сесть и работать на поверхности Луны, мы планируем в 2019 году запустить «Луна-Глоб». Затем пойдет более серьезная и интересная работа — мы запустим спутник Луны, а за ним — посадочный аппарат «Луна-Ресурс».

Насколько развито сегодня международное сотрудничество в сфере космоса?

Более или менее хорошо. Кооперация была и раньше — например, с американцами. Когда ввели первые санкции против России, NASA решило прекратить все совместные проекты, но вскоре изменило формулировку: действующие проекты решено было продолжать, а новые не запускать. Поэтому наши приборы, например нейтронные спектрометры, созданные в Институте космических исследований, летают сейчас на американских аппаратах вокруг Марса, вокруг Луны, ходят по Марсу на «Curiosity». Недавно к нам приезжала полуофициальная делегация американцев — договариваться о сотрудничестве по изучению Венеры. До введения санкций мы уже почти достигли такой ­договоренности: американцы хотели участвовать в нашем проекте «Венера-Д» — потом все оборвалось и сейчас медленно восстанавливается. Сегодня наша цель — убедить NASA, что с нами следует продолжать сотрудничать.

С европейцами совместная работа чуть затухала, но не прерывалась. «Экзомарс» — тому пример: аппарат, запущенный недавно на Марс, полетел на нашей ракете, на нем установлены российские приборы, а в команду входят наши специалисты. Сотрудничаем мы и с китайцами, индийцами.

В чем здесь наш интерес?

Во-первых, кооперация помогает нам добывать деньги на космос. Если у нас запланирован, скажем, совместный полет на Луну, то Роскосмос выделяет средства НПО имени С. А. Лавочкина, которое производит космическую технику. Возможно, Роскосмос дал бы деньги в любом случае, но не так быстро и не в таком количестве.

Во-вторых, когда на зарубежных аппаратах стоят наши приборы, данные с них поступают прежде всего к нам, и это важно для российской науки. В-третьих, совместная работа позволяет многому учиться у партнеров.

Есть еще один аспект. Наша ­страна, хоть она и большая, расположена в одном полушарии. Поэтому в некоторые моменты наши антенны не могут поддерживать связь с космическими аппаратами или интересующими нас объектами, и мы не видим, что с ними происходит. По этой причине, например, мы так и не знаем, что случилось со станцией «Фобос-1», которая летела к Марсу: когда с ней попытались связаться после перерыва в наблюдении, она не отозвалась.

Какой интерес сотрудничать с нами у ведущих космических держав — у той же Америки?

Америка может все делать сама, но сотрудничество с нами удешевляет процесс. Те же нейтронные спектрометры им бесплатно поставляет российский Институт космических исследований. Американцам это выгодно, а мы получаем с этих приборов данные и заодно поднимаем наше приборостроение.

В Америке не так просто запустить тот или иной космический проект: там жесткая конкуренция. NASA объявляет конкурс, и разные организации приносят свои предложения — кто по Венере, кто по Марсу, кто по Плутону. Те, кто не выигрывает, ищут парт­неров за рубежом — в таком случае NASA может их поддержать: денег на совместную работу требуется существенно меньше. К нам, например, идут те, кто делал ставку на Венеру: в США эта планета в последние даже десятилетия никогда не выигрывала.

Как вы оцениваете перспективы частного космоса? Изменит ли он космическую отрасль?

Думаю, что да, потому что, в отличие от даже такой сравнительно мобильной организации, как NASA, частные компании могут рисковать — своими деньгами и даже жизнями людей. Они могут предлагать решения, которые в бюрократической системе принимались бы гораздо дольше. Конечно, есть опасность, что частные компании будут использовать космос в своих, не всегда гуманных целях, — и тогда их деятельность, скорее всего, запретят. Надеюсь, этого не произойдет.

Что сейчас ограничивает ­возможности летательных ­аппаратов?

В частности, их допустимый ­размер. Американская ракета-носитель «Сатурн-5» по размеру и грузоподъемности близка к пределу. Более громоздкий аппарат уже на старте может сломаться под собственной тяжестью. Чтобы преодолеть это препятствие, нужно научиться собирать тяжелые космические корабли на околоземной орбите. В принципе, это реализуемо: космонавты на МКС уже выполняют некоторые работы по ремонту, замене и установке приборов.

Насколько серьезную проблему представляет собой космический мусор?

Он может помешать тем, кто изучает космос: например, ударить по летательному аппарату. За большими кусками мусора следят и пытаются «подкручивать» орбиту работающих аппаратов, той же МКС, чтобы этого не произошло. Пока мусора в космосе не так много, вероятность столкновения небольшая. Но его количество постоянно растет. В основном это сломанные аппараты — например, наш «Фобос-Грунт» или части «Марса-96», оторвавшиеся от него при падении и оставшиеся в космосе. Навигационные спутники, находящиеся на геостационарной орбите, в какой-то момент тоже превратятся в мусор. Так что эту проблему нужно решать — скажем, отработавшие части можно пытаться тормозить, чтобы они быстро спускались в плотные слои атмосферы и сгорали или падали на Землю.

С какими целями сегодня в основном исследуют космос?