«Сейчас последний момент, когда можно накачать деньгами банковские ячейки»

О том, как природа испокон веков формировала экономику, науку и человеческие ценности, как она определяет нашу жизнь сегодня и существование планеты в ближайшем будущем, рассказывает ­автор недавно вышедшей книги «Природа зла. Сырье и государство» — культуролог, историк культуры, профессор Европейского университетского Института во Флоренции Александр Эткинд.   

HBR Россия: В ходе развития цивилизации природные ресурсы зачастую заменяли деньги. Справедливо ли утверждать, что в современном мире деньги — это нефть?

Эткинд: Начну издалека. Когда в Московском княжестве заканчивалось серебро — оно поступало только от международной торговли и его было очень мало, иностранным специалистам, наемникам, офицерам, докторам платили соболиными шкурками: основным ресурсом был мех. Испанская империя оплачивала труд серебром, которое добывала в нескольких шахтах Южной Америки. Иногда сырьем, которое при необходимости могло заменить деньги, был сахар, иногда соль или опиум.

Сегодня аналог всего этого — нефть. К середине ХХ века нефть стала доминирующей частью товарно-сырьевых потоков. За нее шли битвы, ее наличие или отсутствие решало исход войн. Сегодня половина мировой торговли — сделки, связанные с энергией, то есть с нефтью, газом, углем. До сих пор в некоторых странах, например в России, курс местной валюты зависит от цены барреля нефти. Огромные объемы валютных запасов и долгов по всему миру — петродоллары, полученные от торговли нефтью; к ним можно прибавить и газо-евро. Нефтью торгуют в десять раз больше, чем золотом. Сегодняшнюю финансовую систему разумно считать символической формой энергетического оборота. Но деньги далеко не всегда являются превращенной формой доминирующего ресурса; в других и более счастливых случаях они больше зависят от человеческого труда.

Можете ли вы показать на примере России, как работают государства, экономическая и политическая жизнь которых базируется на торговле нефтью?

Антропологи, прежде всего американские, называют такие страны «петро­государства». Лучшая книга на эту тему написана на примере Венесуэлы — это The Magical State («Магическое государство») Фернандо Коронила. Россия — одно из таких государств.

По данным середины 2000-х, в топ­ливно-энергетическом комплексе России (добыча нефти и газа, его транспортировка, прокладка и обслуживание труб, первичная переработка) занято 1—2% населения. Этот комплекс дает две трети российского экспорта, около половины государственного бюджета и 15—25% национального валового продукта. Получается, что совокупный труд 98—99% населения страны создает такую же ценность, как совокупный труд 1—2%.

Нефтяные потоки, которые идут через всю Евразию, нужно охранять. Поэтому в Российской Федерации многие занимаются охранным бизнесом — оберегают энергетические потоки, которые идут с востока на запад, и финансовые, которые идут с запада на восток, в Москву. Никто точно не знает, сколько у нас солдат, офицеров, охранников и юристов — тех, кто защищает потоки и решает конфликты, связанные с ними. Их может быть 5—10% трудоспособного населения. То есть, если считать по максимуму, 12% граждан России так или иначе работают в энергетическом бизнесе. Почти все они мужчины — отсюда гендерные различия, характерные для российской экономики. По правительственной статистике, эти люди зарабатывают намного больше, чем те, кто занят в других секторах экономики. В цене барреля расходы на транспортировку и безопасность выше, чем на добычу. Поэтому специалисты по безопасности в петрогосударствах занимают доминирующее положение.

Есть ли у России возможность пре­одолеть нефтяную зависимость?

Сырьевая зависимость заканчивается разными способами. Может кончиться сырье — как, например, в свое время треска в Северной Атлантике и соболь в Сибири. Государству, заточенному на использование этих ресурсов, трудно перейти на другой вид существования — это занимает десятилетия, если не столетия.

Есть масштабные примеры иного процесса: сырье не истощается, но цены на него резко падают, потому что появляются альтернативные виды сырья, которые лучше и дешевле выполняют сходную функцию. Новгородский бизнес по экспорту меха серой белки в Европу резко закончился, когда в дело пошла шерсть испанских и английских овец, появились новые породы этих животных, новые способы прядения и вязания шерсти. Другой пример — тростниковый сахар: цена и спрос на него упали, когда в XIX веке была выведена сахарная свекла.

Я уверен, что именно это произойдет с ископаемым топливом. Появятся новые виды регуляции и конкуренции, получит распространение возобновляемая энергия. Возникнут другие материалы, которые смогут заменить пластик. Например, известно, что один из самых эффективных способов бороться с загрязнением воздуха — сажать леса: они производят кислород и абсорбируют углекислый газ. С этой задачей молодой лес справляется во много раз лучше, чем старый. Значит, появится много древесины, которая благодаря новой химии и технологиям придет на смену разным видам пластика. Эти новые разлагаемые материалы не будут засорять мир. Спрос на нефть будет стабильно падать, но полностью никогда не исчезнет.

Люди, корпорации и государства, которые живут за счет нефти, готовятся к снижению нефтяных цен. Они понимают, что сейчас — последний момент, когда еще можно накачать деньгами банковские ячейки.

Первый вариант развития событий — исчерпание ресурса — кажется вам неправдоподобным?

В XIX веке известные ученые прогнозировали истощение угля. Сейчас стало ясно, что он останется лежать там, где лежал, и эти запасы не будут востребованы. Точно так же в конце ХХ века предсказывали истощение нефти и рост цен на нее. Это был приятный прогноз для тех, кто занят в этом огромном бизнесе. Но он не подтвердился, и для меня нет сомнений, что большая часть нефтяных запасов, от которых зависит капитализация энергетических компаний, также останется там, где лежит. Воздух кончится раньше нефти.

Вы имеете в виду экологическую ситуацию на планете?

Конечно. Сценариев будущего много, и сказать, какой из них осуществится, невозможно. Неолиберальный сценарий подразумевает появление новых способов регуляции, новых налогов, выплат, цен. Европейский Союз объявил программу повышения цен на выбросы. Пока эта цена ничтожна. Если она увеличится в десятки раз, то станет новым фактором производства — таким же важным, как земля, труд, капитал. Когда любой производственный процесс, будь то добыча нефти, изготовление смартфона или перевозка пассажиров, будет оцениваться в единицах выбросов, все изменится.

Я думаю, однако, что отдельное государство, даже большое и могущественное, не сможет справиться с этой регулятивной работой. Потому что если в одной стране повысятся цены на те же смартфоны, их производство перенесут в другую страну и мировая конкуренция все вернет на круги своя. Значит, должно появиться межгосударственное образование, наделенное властью, которое возьмет на себя функцию регулирования. Пока подобного образования не существует.

Если такой сценарий все же осуществится, к каким изменениям в мироустройстве это приведет?

Смена сырьевой платформы всегда изменяет мир. Множество людей и компаний обанкротится. Поднимутся производители альтернативных источников энергии — например, солнечных модулей. Уменьшится или скорректируется роль городов. Изменится направление энергетических и финансовых потоков: возобновляемые виды энергии, в отличие от нефти, географически распределены — солнечные батареи или ветряные мельницы можно ставить почти везде. С точки зрения равенства и благополучия людей, это будет позитивным процессом.

Менее мирный сценарий связан с экологическими катастрофами?