Обратная сторона дружелюбия
От редакции. Гипотеза самопроизвольного одомашнивания человека, произошедшего более 80 тыс. лет назад, постулирует, что естественный отбор воздействовал на наш вид в пользу более дружелюбного поведения, что усиливало способность гибко сотрудничать и общаться. В течение многих поколений более успешными оказывались лица, чьим профилем гормонального набора и развития было дружелюбие и, следовательно, кооперативная коммуникация. Но у дружелюбия существует и своя темная сторона, которая делает человека самым безжалостным созданием на планете. Мы публикуем несколько ярких фрагментов из книги «Выживает самый дружелюбный. Почему женщины выбирают добродушных мужчин, молодежь избегает агрессии и другие парадоксы, которые помогут узнать себя лучше», вышедшей в издательстве «Бомбора». Авторы книги — Брайан Хэйр, глава центра когнитивных нейронаук, профессор эволюционной антропологии, психологии и нейронаук в Университете Дьюка, и его жена Ванесса Вудс, писатель, журналист и научный сотрудник эволюционной антропологии в Университете Дьюка — рассказали не только о гипотезе одомашнивания человека и теории сознания, но и о страшных истоках дегуманизации.
У нас есть тенденция размышлять об эволюции как об истории созидания. Однажды, давным-давно, произошло нечто, и это нечто продолжило развиваться линейно. Но эволюцию нельзя воспринимать как тонкую линию жизненных форм, стремящуюся вверх — к совершенствованию Homo sapiens. Многие виды были успешнее нас. Они жили на миллионы лет дольше нас и стали прародителями дюжин других видов, которые продолжают существовать в наше время.
Когда я начал изучать животных, я был так сосредоточен на общественной конкуренции, что мне и в голову не пришло, что коммуникация или дружелюбие могут быть важны для когнитивного развития не только животных, но и нас с вами. Я полагал, что эволюционную пригодность животного определяет развитый навык манипулирования или способности обманывать. Но оказалось, что интеллектуальное превосходство — это далеко не все. Наши эмоции играют преувеличенную роль в том, что видится нам результативным, болезненным, привлекательным или отвратительным.
Наши предпочтения в решении определенных проблем так же влияют на определение познавательной способности, как и на способность считать. Самое искушенное общественное осознание, память или стратегия не будут способствовать развитию инновации, если она не идет вкупе со способностью взаимодействовать с другими.
Это дружелюбие возникло в результате одомашнивания самих себя. Одомашнивание во многих поколениях не ведет, как было принято думать, к снижению интеллекта. Оно усиливает дружелюбие. В процессе одомашнивания животное проходит через множество изменений, которые не имеют никакого отношения друг к другу. Данный паттерн изменений, называемый синдромом одомашнивания, сказывается на форме наших лиц, размере зубов, пигментации частей тела или волос. Он включает в себя изменение гормонального фона, репродуктивных циклов и нервной системы. В ходе исследования мы также узнали, что при определенных условиях он усиливает нашу способность к координации и коммуникации.
Одомашнивание — также результат природного отбора. В данном случае селекция делает акцент на дружелюбии, направленном на другие виды или собственный вид. Именно под этим мы подразумеваем одомашнивание самих себя. Оно дало нам преимущество дружелюбия, необходимое для преуспевания, тогда как другие виды людей вымерли.
Становясь все более дружелюбными, мы смогли перейти от проживания в небольших группах из 10—15 особей, как это было у неандертальцев, к более крупным — из 100 и более человек. Даже не имея мозга крупнее, в больших и лучше скоординированных сообществах мы легко получали превосходство над иными группами людей. Наша чувствительность по отношению к другим позволяла развивать более сложные пути сотрудничества и общения, что направляло наши культурные способности по совершенно иной траектории. Мы могли стремительнее других создавать инновации и делиться ими. У других людей не было и шанса.
Побеждает самый любезный человек
Одомашнивание человека, однако, не то же самое, что одомашнивание птицы, волка или даже человекоподобного примата. Только люди обладают гигантским мозгом, плотно упакованным в нейроны, что наряду с другими когнитивными способностями дарует нам беспрецедентный самоконтроль. Мы разделяли эту способность к самоконтролю с другими видами человека, способными к производству примитивных орудий труда. Наши ближайшие родственники, неандертальцы, имели продвинутую культуру, орудия и даже, возможно, язык, но они не стали высшим хищником. В иерархии плотоядных они оставались на уровне шакалов или гиен: иногда они охотились, иногда доедали объедки и часто оказывались в зависимости от более крупных хищников.
Наш вид ненамного их опережал. Лютые засухи, извергающиеся вулканы и наступающие ледники угрожали нашему выживанию, и, может быть, мы близко подошли к черте вымирания. Затем, в среднем палеолите, мы только прошли жесткий отбор по принципу дружелюбия.
Он дал нам новую социальную категорию, не характерную ни для какого другого животного, — внутригруппового незнакомца. Эта категория появилась как озарение и сохранилась благодаря окситоцину — гормону, наполняющему тело матери при рождении ребенка. Под воздействием окситоцина даже на большом расстоянии мы можем испытать чувство доброты к приближающемуся незнакомцу, если видим, что он на нас похож.