Подрывные инновации... в карьере

Мой трудовой путь типичным не назовешь. Начинала я секретарем на Уолл-стрит. В той же компании, но уже в группе инвестиционно-банковских операций, пробивалась и получала повышения. Потом сделала шаг назад — стала аналитиком рынка акций. Восемь лет спустя я бросила эту ­работу — чтобы делать телевизионную передачу и писать книжки для детей. А теперь я веду блог о том, как совмещать работу и личную жизнь, и числюсь соучредителем хеджевого фонда вместе с человеком, с которым познакомилась в церкви. Это вряд ли можно назвать традиционным корпоративным «маршрутом». Но не исключено, что это — новая норма.

В США и многих других развитых капиталистических странах идея «человека компании», всю свою жизнь работающего на одну организацию, давно устарела. По данным американского Бюро статистики труда, с 1983 года американцы старше 25 лет в среднем работают на одном месте около пяти лет, причем мужчины даже чуть меньше. В другом докладе того же бюро говорится, что люди, родившиеся в 1957—1964 годах между 18 и 44 годами успевают сменить в среднем 11 мест работы. Данные исследований, посвященных занятости в 1976—2006 годах, рисуют похожую картину. Доля людей, проработавших на одном предприятии не меньше десяти и 20 лет, резко сократилась.

Смену профессии труднее задокументировать, чем смену места работы, поскольку это труднее выявить. Но, по мнению многих экономистов и социологов, люди меняют профессию все чаще. И примеров, доказывающих эту гипотезу, предостаточно.

Вот австралиец Мартин Крэмптон, в прошлом — научный сотрудник и преподаватель математики. Опыт работы в мельбурнской софтверной компании (он был специалистом по демоверсиям) пригодился ему в маркетинге, которому он отдал десять лет жизни. Сначала он трудился на ниве маркетинга в софтверной фирме, а потом — в двух промышленных компаниях, Bic и Stihl. Затем основал консалтинговую фирму. В 1993 году он сменил профессию — вместе с партнером запустил первый в Австралии национальный портал недвижимости. Позже Крэмп­тон продал этот бизнес и занялся онлайн-сервисом. Его ныняшняя работа связана с предоставлением информационных услуг и c социальными сетями.

Еще есть Лиз Браун: когда-то она была партнером юридической фирмы Fish & Richardson, но ушла оттуда, занялась инвестированием инновационных стартапов и стала профессором. Есть Алекс Маккланг, который за 23 года успел поработать на 15 должностях в шести медицинских компаниях; есть Хизер Кафлин, которая сначала продавала ­ценные бумаги в Golden Sachs, потом ­открывала исследовательское подразделение банка, а теперь возглавляет сеть центров для молодых родителей.

Трудно усмотреть логику во всех этих историях — трудно, если не знаешь теории человека, с которым я познакомилась в церкви, — Клейтона Кристенсена.

Кристенсен, как хорошо знают читатели HBR, — автор идеи подрывных инноваций. Суть ее в том, что самыми удачными оказываются те, благодаря которым формируются новые рынки и новые сети создания стоимости. Научных исследований и фактов, доказывающих, что подрывное мышление — залог успеха продуктов, компаний и даже стран, великое множество. Наш ­инвестиционный фонд нацелен на подрывные компании, и последние десять лет он значительно опережал соответствующие индексы.

По моему глубокому убеждению, идею подрыва вполне можно применить к людям — не только к предпринимателям, создающим инновационные компании, но и к их сотрудникам, переходящим из одной организации в другую. Сейчас резкие повороты на карьерном пути не редкость, но люди, которые совершают их особенно удачно, действуют не на авось.