«Мы быстро сдвигаемся в сторону закрытости»

Чем грозит России изоляция от мировых экономических процессов, как изменилось международное разделение труда и есть ли предпосылки для деглобализации мировой экономики? На эти и другие вопросы отвечает Олег Буклемишев, директор Центра исследования экономической политики, заместитель декана экономического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова.

После 24 февраля Россия оказалась в изоляции, мы в значительной мере перестали быть частью глобального мира. Каков был уровень нашей интеграции в мировое сообщество до этого момента?

Есть такой Индекс глобальной интеграции, разрабатываемый DHL и Бизнес-школой Штерна. Он измеряет глобализацию на основе международной торговли, потоков капитала, информации и людей. Он уникален тем, что отслеживает как размер международных потоков стран по отношению к их внутренней деятельности («глубина»), так и их географический охват по всему миру («ширина»). Индекс DHL охватывает более 3,5 млн точек данных о потоках между странами за период с 2001 по 2020 год.

Можно выделить две крайности. Первая: когда нет вообще никаких барьеров, препятствующих трансграничному перемещению товаров, услуг, финансов, информации и людей. Вторая: когда все сидят по своим квартирам, никуда не выходят, ничего не знают. Точка оптимума лежит, видимо, ближе к ситуации, когда люди свободно перемещаются и обмениваются результатами своего труда и мнениями.

Раньше у нас существовал нормальный торгово-финансовый оборот с окружающим миром, информационное пространство было относительно открытым; мы ездили в другие страны и были полноправными участниками большой глобальной экономики. В 2019 году Россия поднялась в рейтинге DHL на 53 место по сравнению с 59-м двумя годами ранее.

Что происходит сейчас? Чем грозит России изоляция?

Полная изоляция невозможна, но из прежней точки оптимума мы быстро сдвигаемся сторону закрытости. Тому есть немало примеров. Информационные потоки закупориваются — например, у нас заблокированы многие социальные сети. С перемещением людей тоже плохо: я недавно летал через один из аэропортов Москвы, это очень грустное зрелище даже на внутренних авиалиниях.

Все это неправильно и грозит падением эффективности в экономике. Мир — это не просто потоки товаров, услуг, денег и информации. Это еще и возможности, которые есть у людей по всем вышеперечисленным направлениям. Сейчас мы лишаем их этих возможностей. И непонятно, что получаем взамен.

О каких конкретно возможностях вы говорите?

Я говорю в широком смысле о человеческой реализации. Люди хотят ездить в другие страны, получать новый опыт, дружить, жениться или выходить замуж в конце концов. Они хотят иметь возможность поддерживать контакты и сотрудничать с коллегами из зарубежных стран в сфере бизнеса, науки, культуры, образования. Они хотят иметь самые разные карьерные возможности. Например, часть выпускников бакалавриата экономического факультета МГУ была востребована «большой четверкой» международных аудиторских компаний. Студенты после выпуска планировали заниматься финансами, аудитом, консалтингом. Молодым приходилось много трудиться, но занятость на современных высококвалифицированных рабочих местах давала им хлеб с маслом, а часто и с икрой. Сейчас компании «большой четверки» ушли или остановили оказание ряда услуг. Студенты хорошо понимают, что у них выпал целый кластер занятости — иностранные организации или компании из секторов экономики, которые неизбежно перестанут существовать в России. В результате их карьерные возможности сузились.

Можно было бы говорить о том, что в стране могут появиться новые возможности для молодых в инженерных специальностях, но для этого тоже нужно, чтобы действовали предприятия с развернутой международной кооперацией, позволяющей осваивать новые компетенции и проявлять свои таланты.

Когда изоляция наконец закончится, что нужно будет России, чтобы снова стать частью глобальной экономики?

Нужны разумная государственная политика и свободный рынок. И больше ничего. Но мы уже сейчас живем в системе, где рынок несвободный. Взять хотя бы курс валюты по отношению к рублю. Он берется непонятно откуда. И зачем только нужна торговля на бирже, которая дает совершенно искусственный результат? Только для того, чтобы сохранить торговлю? Весь наш финансовый сектор поделен на отдельные части: есть «дружественные» и «недружественные» страны и операции с ними; 8 трлн руб. частных финансовых активов заморожены. Если в стране нет нормального рынка, проще сделать административный курс рубля, чем иметь настолько искусственный результат.

Возможно ли сейчас создать в России свободный рынок с настоящими рыночными механизмами при сохранении разницы внешнеторговых и внутренних цен?

У нас действительно когда-то было разделение по ценам на внешний и внутренний рынок. Тот же «Газпром» продавал газ в России по более низкой цене внутреннего рынка и по более высокой цене на внешнем рынке. Сначала образование единого рынка провозглашалось как абстрактная цель, но это оказалось важным условием для активизации газификации населенных пунктов, когда экспорт перестал быть сильно выгоднее внутренних поставок. (По данным «Газпрома», в 2021 году компания поставила на внешний рынок 203,5 млрд кубометров газа, а на внутренний — 257,8 млрд, а также построила 2700 км газопровода — «Большие идеи».)

Сейчас ситуация сильно осложняется санкциями. На мой взгляд, российское правительство пока ведет себя вполне прилично. Оно точечно регулирует экономику, но при этом в работу ценового механизма вмешивается не активнее, чем до сих пор. Я ожидал большего вмешательства.

С другой стороны, государство, по оценке ФАС, занимает уже 70% нашей экономики, а это означает, что многие решения по факту носят не до конца рыночный характер. Представим себе ситуацию, когда две госкомпании заключают между собой сделки — это уже не совсем рынок и не свободная конкуренция. А эффективная глобализация без частной конкуренции невозможна.

В мировом разделении труда России отведена роль поставщика ресурсов. Но есть мнение, что одна из причин этого — развитие производства в азиатских странах, нанесшее удар по российской легкой промышленности и другим трудоемким секторам российской экономики. Что вы об этом думаете?

Развитие производства в Азии могло усугубить ситуацию, но не в промышленности в целом, а на конкретных предприятиях, которые не выдержали конкуренции. В Китае предприниматели снижали издержки, захватывали рынки. Кто мешал здесь делать то же самое? Дороговизна труда? С дорогим трудом можно развиваться. Дело не в отраслях, а в конкретных предпринимателях и менеджерах.

А экспортером сырья мы были во все времена. Есть хорошая книга Александра Эткинда «Природа зла. Сырье и государство». Там описано, как Россия всю свою историю специализировалась на разных видах сырья, начиная от дерева и пеньки до пушнины и зерна. Теперь мы поставляем миру нефть, а это самое страшное сырье, потому что его очень много по объему. Полностью заместить нефть, найдя альтернативную специализацию, достаточно трудно.

Часто говорят, что Россия могла бы пойти по пути Ирана, который уже много десятилетий живет под санкциями. Как вы относитесь к этой идее?

Мы живем не в теократическом государстве, где идеология построена на религиозной основе. В России многие не понимают, ради чего надо залезать в окоп. Особенно молодые люди. Они жили себе, жили, и вдруг им говорят: «Это нельзя, и то нельзя, залезай в окоп и поживи там некоторое время, нужно любой ценой продержаться». Вероятно, их можно заставить, но они будут бежать из этих окопов, пока возможно. У меня много знакомых молодых людей, которые спят и видят, что уедут при первой возможности, будь то работа, учеба или просто проживание за границей.

К тому же Иран живет так с 1979 года, и тогда мир был другой. А мы прожили худо-бедно почти 30 лет при рыночной экономике со всеми благами цивилизации. И сейчас людям трудно привыкать к тому, что у них становится меньше возможностей, поскольку в стране будет все меньше современных предприятий и экономической деятельности. Все сложнее будет удовлетворять уже сформированные потребности.