Такаси Мураками: «На самом деле мир искусства — это рынок»

Мураками плохо учился в школе и поступил в Токийский университет искусств не из желания стать живописцем, а от безысходности. Тем не менее он получил ученую степень, а затем поехал на стажировку в Нью-Йорк. Этот период стал для художника поворотным: именно тогда он выработал свой знаменитый стиль, объединяющий Запад и Восток, возвышенное и низменное. Обласканный критиками, художник сотрудничает с LVMH, Канье Уэстом и Музеем современного искусства. Продвижением его творчества занимается основанная им же компания Kaikai Kiki.

HBR: Как родился ваш стиль?

МУРАКАМИ: Когда я поехал в Нью-Йорк на год по гранту Азиатского совета по культуре, я думал: «Надо за это время успеть выставиться в какой-нибудь галерее». Было понятно: то, что я делал в Японии, не выстрелит на американском рынке искусств. Так что я наблюдал за происходящим и в особенности присматривался к трем художникам. Риркрит Тиравания, таец по национальности, устраивал перформанс, на котором готовил карри; Феликс Гонзалес-Торрес, кубинец, позиционировал себя — наверняка искренне, но, на мой взгляд, продуманно — как представителя меньшинств; Боб Флэнаган, американец, но инвалид детства, выставлялся на музейных площадках. Я понял, что в Нью-Йорке я тоже отношусь к меньшинствам и на этом можно сыграть. Я фанат — или, как у нас говорят, отаку — культуры аниме. Из нее и вырос стиль, в котором я работаю до сих пор.

Почему со временем вы стали тяготеть к коллективной студийной работе?