Римас Туминас: «Мне нравится словосочетание "эффективный театр"»

Идея: придя в Вахтанговский театр, литовский режиссер Римас Туминас занялся не только творчеством, но и решением административных и финансовых проблем. Преодолев массу препятствий, он создал «эффективный театр».

На должность художественного руководителя Театра имени Вахтангова меня пригласили в 2007 году, после смерти Михаила Ульянова, 20 лет возглавлявшего театр. Мне уже поступало такое предложение годом ранее, еще при жизни Михаила Александровича, но тогда я отказался — во многом по этическим соображениям. И на этот раз решение далось мне нелегко. На родине, в Литве, я руководил Малым театром Вильнюса, который я основал в 1990 году, — оставлять его было жаль, а совмещать работу в двух театрах и тем более в двух странах было почти нереально. Ну и конечно, я отчасти ­представлял себе состояние Вахтанговского театра и понимал: чтобы вывести его на достойный уровень, придется преодолевать множество препятствий. И все же, поразмыслив, я согласился.

У меня уже был опыт сотрудничества с московскими театрами: в 2000 году я поставил «Играем... Шиллера!» в «Современнике», в 2002-м — «Ревизора» в Театре Вахтангова. К тому моменту, как мне предложили встать во главе Вахтанговского театра, я уже пообещал Галине Борисовне Волчек поставить в ее «Современнике» еще один спектакль — «Горе от ума». Нарушить обещания я не мог, поэтому, принимая предложение, выдвинул условие: окончательно к исполнению новых обязанностей приступ­лю после того, как выпущу спектакль и завершу дела в Литве (у меня были обязательства перед актерами Малого театра и перед студентами Литовской академии музыки и театра).

О моем назначении труппе объявили 20 августа: Михаил Швыдкой, в те годы руководивший Федеральным агентством по культуре и кинематографии, официально представил меня коллективу. До конца года я фактически жил на два театра: днем репетировал в «Современнике», вечером ездил в Вахтанговский просматривать спектакли. В этом был свой плюс: оставаясь в каком-то смысле человеком со стороны, я мог приглядеться к театру, постепенно проникнуть в его суть, оценить его состояние.

Репертуар

За те несколько месяцев, что я бывал в Вахтанговском театре наездами, мне стало понятно: многое нужно менять — и в первую очередь репертуар. Некоторые спектакли казались сильно устаревшими — одни морально, другие — по театральному языку. Я наметил постановки, с которыми стоило бы расстаться, и постепенно из репертуара ушли семь спектаклей.

В постперестроечный период, с появлением антреприз, многие театры стали перекраивать свой репертуар, отдавая предпочтение дешевым развлекательным спектаклям и шоу. Всем казалось, что люди жаждут смеха, веселья, и борьба за зрителя велась с помощью комедий. У меня на этот счет иное мнение: я убежден, что театру нужна драма, даже трагедия. Эти жанры не обязательно должны быть тяжелыми по восприятию — и трагедию, и драму можно рассказать легко, ясно, внятно, если сочетать комические элементы с трагическими. Да и комедия, как говорил Пушкин, «не основана единственно на смехе, но на развитии характеров и нередко близко подходит к трагедии».

В первые же два года мы выпустили трагедию Шекспира «Троил и Крессида», «Последние луны» — две одноактовые пьесы о стариках, чеховского «Дядю Ваню», который открыл новую страницу в истории театра и получил впоследствии несколько премий. В театр были привлечены выдающиеся режиссеры: Юрий Любимов, Владимир Мирзоев, Юрий Бутусов. Анжелика Холина, талантливый балетмейстер из Литвы, уже в 2008 году поставила у нас хореографический спектакль «Берег женщин» по мотивам песен Марлен Дитрих. Если обычно в основе постановки лежит драматургия, а мысли выражаются с помощью слов, то в «Береге женщин» на первом плане музыка и пластика. Вахтанговцы проявили большой интерес к работе в новом для них жанре, поэтому позже, в 2012 году, Анжелика Холина выпустила у нас еще один спектакль — «Анна Каренина».

Труппа

Некоторые изменения, которые я проводил, поначалу вызвали в коллективе недовольство. Это вполне объяснимо: часть актеров лишилась ролей из-за снятия спектаклей, часть, особенно старшее поколение, с недоверием отнеслась к новым постановкам.

Я не стал принимать специальных мер, чтобы преодолеть сопротивление ­труппы, а сделал ставку на откровенность, открытость и терпеливую работу. Я с улыбкой подходил к актерам, приглашал их на разговор, общался с ними. К этим беседам тщательно готовился — старался как можно больше узнать о человеке, понять, чем он живет. По-моему, интересоваться каждым актером, каждым членом труппы — одна из важнейших задач руководителя творческого коллектива.

Говорил я с труппой и через репертуар: стал предлагать материал, который позволил бы задействовать в постановке актеров всех поколений, и это успокоило коллектив. Я начал ставить спектакли — терпеливо, с полным доверием к актерам, и постепенно люди поверили мне, поняли, что я не враг, а наоборот, даю им работу. Они увидели: я знаю, что делаю, — и у них загорелись глаза!

Сегодня в мой адрес высказывают только одну претензию: «Почему я не занят у вас?». Особенно страдают женщины. Я нашел выход из ситуации: разрешил актерам самостоятельно ставить спектакли в малом зале, приглашать режиссеров, делать то, что им хочется, — а я этот процесс курирую. Если из трех-четырех таких постановок выйдет одна, это очень хорошо. У нас из ста актеров иногда бывает занято 65, негде даже репетировать. Актеры не должны простаивать: чем больше они сидят без дела, тем труднее им будет в будущем получить роль. А людям, не задействованным в одном-двух сезонах, я откровенно говорю: пробуйтесь в другие театры, иначе жизнь так и пройдет.

Нашлось решение и другой типичной проблемы. Если актеры недовольны распределением ролей, если они видят себя в другом образе, я предлагаю им: «Пробуйтесь дублерами. И вы поймете, что я прав, что эта роль вам не нужна, вы просто этого еще не видите. Вы можете ошибаться, так давайте вместе посмотрим, ошибка это или нет». Я никогда сразу не отказываю — все должно быть аргументировано и доказательно, тогда актеры не будут обижаться.

Сломить сопротивление коллектива было лишь одной из моих задач. На это ушло примерно полгода. Другой задачей, над которой я бьюсь до сих пор, было привить людям понимание того, что они делают общее дело, создают спектакль, а значит, все вместе творят театр. Актер не должен думать, сколько у него текста, сколько времени он находится на сцене, главный он в спектакле или нет, — все это не важно. Поэтому я ищу материал, в котором нет главных героев, специально придумываю новых персонажей, которых нет в пьесе, или вывожу незначительных персонажей на первый план. Распределяя роли, я создаю не иерархию, а круг людей, которые будут заняты в спектакле.

Люди тяжело, несвободно принимают идею ансамблевости. Возможно, дело в менталитете, в традициях. В Москве все хотят подняться на вершину. В Литве не так: там у актеров никогда не было звездности, их никто не ждал у служебного входа, не брал у них автографов. Это, скорее, традиция русского театра.

Утверждая принцип ансамблевости, приходится одновременно бороться с конфликтами в коллективе — это две взаимосвязанные задачи. Люди должны понять: если мы не объединимся, забыв о распрях, унаследованных от старых времен, театр вскоре придет в упадок. Труппу очень сплачивают совместные мероприятия, праздники. Мы отмечаем Старый Новый год, юбилеи. Мы стали вместе закрывать сезон — актеры выходят на улицу перед театром и дают прощальный концерт. Открывать сезон умеют все, а закрывать — никто: актеры сразу разбегаются. А мы попробовали, и у нас получилось.

Способность к совместной работе зависит в том числе от индивидуальных качеств человека. Я убежден: актер должен быть добрым. Сегодня в театре главное — человеческое сердце, а потом уже характер, профессия. Значит, надо вести себя соответствующим образом, никого не оскорблять, не интриговать.

Чего я никогда не потерплю в своем коллективе, так это невежества, хамства и пошлости — качеств, которые, к сожалению, во многом характеризуют современность. Наверное, это единственное, за что я могу уволить.