Председатель правления общества «Мемориал» Арсений Рогинский

Арсений Рогинский, председатель правления Международного общества «Мемориал» убежден: наш долг — взять на себя гражданскую ответственность за преступления прошлого и признать, что российская история дает нам повод не только для гордости.

Чем занимается «Мемориал»?

Историческим просвещением в области советского террора и защитой прав человека. Эти два направления у нас слиты воедино — и в организационной структуре, и, главное, в нашем сознании. Мы считаем, что на все трагедии, которые пережила страна, нужно смотреть и с исторической точки зрения, и с точки зрения права. Мы убеждены, что сегодняшние массовые нарушения прав человека имеют корни в прошлом — необработанном, не понятом по-настоящему, не преодоленном. Невозможно построить правовое государство без памяти о бесправии, свободное государство — без памяти о несвободе. Но важно не просто помнить — важно понимать. А с этим у нас проблема.

Чего мы не понимаем про террор и почему?

В России все, кроме разве что отъявленных сталинистов, чтут память жертв террора. Это хорошо, но этого мало. Можно ли создать образ советского террора, исходя только из образа жертвы, не называя преступника? Нет. Ключевое слово при определении террора — «преступление». Как просто с Холокостом: жертва — евреи, преступник — национал-социализм и его носители. Это очень внятный образ, поэтому он легко воспринимается массовым сознанием. А что у нас? Мы привыкли сакрализировать государство. Нас столетиями приучали к тому, что государство — это все, а человек — ничто: он рожден, чтобы служить государству и отдавать ему жизнь. Это центральная проблема нашей памяти. Мы не верим, что наше государство могло (и может) быть преступником. Все усиливается сопоставлением с Великой Отечественной войной: наше государство победило абсолютное зло, значит, оно хорошее. Российская идентичность выстроена вокруг этой войны и победы в ней. Это единственное, что объединяет народ.

Кроме того, массовое сознание всегда делит мир на «мы» и «они». Граждане почти любой республики бывшего СССР считают, что есть «мы» — хорошие, и «они» — злодеи: советские (в обиходе — русские), которые пришли, оккупировали «нас», стали извлекать прибыль, убивать; «мы» сопротивлялись и в конце концов добились свободы. И им легко. А кто «они» для нас? Ведь мы в России не можем сказать, что нас кто-то захватил, оккупировал. У нас «свои» убивали «своих». Сознание отказывается принимать этот факт. Поэтому возрождаются базовые советские стереотипы: «мы», Россия, хорошие, а государства вокруг нас — «они», враги. Они всегда хотели поставить нас на колени, а мы всегда давали им отпор и побеждали. Внутри нас всегда действует пятая колонна — ее мы тоже побеждаем. Мы страна-победитель. Где здесь место террору? Даже если его не отрицать, террор будет выглядеть как случайное искривление великого русского пути, случайное отклонение от нормы. Государство хочет воспитать очень простого «черно-белого» человека. А «Мемориал» нацелен на воспитание человека сложного — мы говорим, что в нашем прошлом поводов для стыда никак не меньше, чем для гордости. В этом наше базовое расхождение с государством.

Читайте материал по теме: О любви к Сталину и ненависти к согражданам

Нужно объяснять людям, что без террора большевистское государство не могло существовать, что террор был не случайным, а абсолютно необходимым и постоянным элементом функционирования коммунистического режима на протяжении всех его лет. Только поняв террор как террор государственный, мы начнем переосмыслять отношения человека и государства.

Как обрести память и понимание?

Память о жертвах жива несмотря ни на что. С семейной памятью ничего не сделаешь. Память сохраняется и в этнических, профессиональных, религиозных сообществах. Но это память о «своих», раздробленная память. В общенациональную она не сложилась. И место ее периферийно. Если говорить о понимании, то к этому очень трудно прийти. Судя по тому, как выстроен агитпроп сегодняшнего, вчерашнего и позавчерашнего дней, надеяться на изменения можно только после смены вектора государственной политики. Когда это произойдет, не знаю — пока колесо крутится в другую сторону.

Что, по-вашему, нужно делать?

Надо заниматься массовым сознанием: нужны специальные программы (как в Германии после нацизма) — в сфере музеев, топонимики, образования, программы по увековечению памяти жертв. Нужно обеспечить свободный доступ к архивным документам о терроре. Государство и общество должны этим заниматься вместе — тогда будет шанс. В 1990-е мы предлагали такую программу правительству, но от нас отмахивались — говорили: вот мы сделаем рынок, возникнет частная собственность, и все само собой образуется, изменится сознание. Оказывается, экономических преобразований недостаточно. А сейчас государству это и вовсе не нужно: для собственной легитимации авторитарному режиму выгодна концепция о том, что государство всегда право, что человек должен быть верным слугой этого государства и не должен сомневаться в его правоте.

Читайте материал по теме: О смертной казни

Видите ли вы возможность изменений снизу, перемен в гражданском сознании?

Нужно разобраться, что такое гражданское сознание. Это сознание ответственности за то, что происходит вокруг, за то, что делается сейчас и делалось в прошлом от нашего имени. Не покаяние — разовый символический акт, а гражданская индивидуальная ответственность. Если человек готов взять ее на себя, он должен найти практические способы ее воплощать. Приведу пример. В сентябре 1939 года Советские войска вступили в Польшу и отхватили (по предварительному сговору с Гитлером) большой кусок ее территории, а еще через некоторое время, в апреле-мае 1940 года произошло Катынское преступление — было расстреляно большое количество взятых в плен польских офицеров. Должен ли молодой человек каяться за Катынское преступление — ведь он не виноват в нем?! А гражданская ответственность заключается в том, чтобы, узнав правду, донести ее до окружающих и добиваться того, чтобы и общество, и государство отнеслись к этому подобающим образом. «Мемориал» уже много лет добивается реабилитации катынских жертв по российскому закону. Увы, пока безрезультатно. Может быть, такое понимание гражданской ответственности близко к понятию искупления. Это — активное действие.