Игра на чужом поле

Самолет нещадно трясло. Войдя в низкие тучи, он то задирал нос, пытаясь быстро набрать высоту, то проваливался на несколько метров вниз. За иллюминатором, вмиг покрывшимся причудливыми водяными узорами, проносились плотные темно-серые облака. Буря бушевала уже сутки, и все это время Джон провел в аэропорту. Рейс постоянно откладывали, и он уже всерьез подумывал, не остаться ли в Чикаго, тем более через три дня все равно возвращаться. Но ближе к вечеру гроза прекратилась, ветер немного утих и по громкой связи наконец объявили посадку на рейс Чикаго — Питсбург. «Что ж, тем лучше, — решил Джон. — Смогу посоветоваться с Фиби. И пусть мы уже сто раз все обсуждали, сейчас мне ее совет и поддержка нужны как никогда». Сверившись с билетом, он подхватил чемодан и поспешил к указанному выходу.

Тяжелый взлет

«Господи, господи, господи», — не переставая бормотал крупный мужчина, едва помещавшийся в кресле у прохода. Скосив взгляд вправо, Джон попытался тайком рассмотреть беспокойного соседа. Немигающий взгляд, перекошенный рот, крупные капли пота на лице, полный живот, туго перехваченный ремнем безопасности, побелевшие пальцы, вцепившиеся в подлокотники. Все признаки паники. «Аэрофобия, — определил Джон. — А может, просто нервы. Не мудрено при таком-то взлете. Как бы самому не запаниковать». Чтобы успокоиться, Джон закрыл глаза и попытался заснуть. Но не тут-то было: причитания соседа, плач ребенка в соседнем ряду, вскрики пассажиров не давали расслабиться, да и тряска добавляла острых ощущений. Когда через полчаса самолет наконец вышел из туч и бледная стюардесса с неубедительной улыбкой прокатила по рядам тележку с напитками, Джон уже был порядком измотан. Пить совсем не хотелось (ожидая рейса, он беспрестанно хлестал воду: сказывалось волнение), но Джон все равно взял банку колы — на всякий случай. Беспокойный сосед, устав от переживаний, заснул; его лицо все еще блестело от пота.

«Хорошо все-таки, что удалось улететь, — в который раз подумал Джон. — Дома, как говорят русские, и стены помогают. Конечно, трех дней на такое серьезное решение маловато, но, с другой стороны, тут и месяца не хватит. Дело-то не во времени, дело во мне».

Вопрос, который предстояло решить Джону Макгри, пятидесятилетнему американцу, бывшему президенту международной металлургической компании, а с недавних пор — безработному, на первый взгляд не стоил и выеденного яйца. Ну кто откажется от такой перспективной работы? Даже нет — не просто перспективной, а интересной, захватывающей, трудной, требующей особых навыков, опыта, образования. Работа, которую лучше всего характеризовало так любимое всеми американцами слово «вызов». О чем еще можно мечтать? О чем думать, что взвешивать? А Джон метался, размышлял, анализировал. И причин для этого у него было хоть отбавляй.

Но обо всем по порядку.

Первая любовь

В Россию Джон влюбился тогда же, когда и в Светлану, преподавательницу русского языка в колледже, где он учился. Это было лет 30 назад. Проработав в Америке год, ­неприступная Светлана благополучно отбыла на родину — в далекий город Москву (не штат Айдахо и даже не штат Пенсильвания, а в настоящую снежную Москву, где, по представлению всех без исключения друзей Джона, по улицам ходят медведи). Джон был настроен решительно: голубоглазая Светлана и ее город Москва должны были покориться ему через три года — сразу после окончания колледжа. Забросив испанский язык, на который он ходил по инерции, «как все», Джон записался на русский и вскоре принялся строчить Светлане любовные письма с миллионом забавных ошибок. Впрочем, упражняться в эпистолярном жанре долго ему не пришлось: письма (то ли из-за холодной войны, то ли из-за холодности объекта его обожания) оставались без ответа, и «переписка» сошла на нет. Любовь к Светлане постепенно угасла, зато к России — сохранилась на всю жизнь.

Окончив колледж, Джон не стал сразу рваться в Москву (тем более что попасть туда было не так-то просто), а по настоянию родителей поступил в университет родного штата Миннесота, где и получил сразу две специальности: инженера-геолога и экономиста. Геология увлекла пылкого юношу, и мечта о России отошла на второй план. А тут еще случилась новая любовь — на этот раз куда более счаст­ливая, приведшая его к алтарю. Избранницей Джона стала студент­ка факультета искусствоведения Фиби Остин — умная, рассудительная, подающая большие надежды. Преподаватели прочили ей блестящее будущее, она и сама вся была ­в науке, но через год у них родилась двойня и Фиби направила весь свой энтузиазм, с которым раньше изучала концепцию одновременного пространства в творчестве Джотто, на воспитание детей. Между тем Джон устроился в AlZet, одну из крупнейших металлургических компаний США, и семья переехала в Питсбург.

Карьера молодого честолюбивого специалиста развивалась по классической схеме. Прекрасное образование и знание двух ино­странных языков (испанский Джон все-таки доучил в университете) обеспечили ему неплохой старт и частые командировки. Степень MBA, полученная в первые же годы работы, ускорила подъем по служебной лестнице. Прекрасно проявив себя на разных руководящих постах в AlZet, в новое тысячелетие Джон вступил вице-президентом компании по Восточной Европе, советником генерального директора и наиболее вероятным претендентом на его кресло. До исполнения юношеской мечты о России, о которой Джон никогда не забывал, оставался всего один шаг.

В 2004 году AlZet заключила сделку по слиянию с российской «Северной металлургической ­корпорацией». Новообразованная компания СМК-AZ, которой ­российские и американские акционеры владели на паритетных началах, стала одной из крупнейших в мире по производству алюминия и алюминиевых сплавов. Пост ее президента и главного управляющего директора по условиям сделки должен был занять представитель AlZet. Им-то и стал Джон Макгри.

Назначение было для Джона настоящим подарком — желанным и заслуженным. Он мечтал об этой работе и искренне полагал, что лучше него с ней не справится никто. В то же время он понимал, что это не только награда за труды, но и настоящее испытание. От того, насколько удачным окажется этот опыт, зависело его будущее и будущее новой компании. В своих силах, впрочем, он не сомневался — как не сомневались в них и члены совета директоров AlZet, и ее генеральный директор.

Иллюзий относительно будущей работы Джон не питал. О России он знал не только из романов Толстого и Тургенева и осознавал, что будет непросто. Но реальность оказалась куда более суровой, чем он предполагал.

«Теплый» прием

В том, что отношения с двумя основным российскими акционерами будут складываться не так гладко, как хотелось бы, Джон понял еще при знакомстве. Протягивая руку председателю совета директоров Борису Аксельбергу и Олегу Боровому, вскоре занявшему пост исполнительного директора СМК-AZ, Джон лучезарно улыбался. «Ничего-ничего, — подбадривал он себя, — я справлюсь. Скоро они будут на моей стороне. Главное — действовать на опережение, не дать им сформировать оппозицию».

Но действовать на опережение не удалось. На первом же совете директоров, который состоялся вскоре после заключения сделки (министерство по антимонопольной политике еще не огласило своего решения, а новая компания уже начала работать), Аксельберг пошел в наступление. Тогда обсуждались кандидатуры топ-менеджеров компании и Джон предлагал своих людей: выходцам из AlZet было выделено восемь мест. Когда Аксельберг высказался против первого кандидата, Джон удивился, когда «зарубил» второго — насторожился, когда отверг троих подряд — вступил в спор, пытаясь объяснить, что выдвигаемые им сотрудники — лучшие претенденты на представленные ­должности. Конструктивного разговора не вышло — любой трезвый довод приводил Аксельберга в бешенство: он то срывался на крик, то багровел и замолкал на полуслове. Джон недоумевал. В конце концов все кандидатуры были согласованы — но какими трудами! Это происшествие заставило Джона серьезно задуматься. Было очевидно, что причины конфронтации носят исключительно личный характер. В целом, Джон понимал своего оппонента («понимал» — не значит «принимал»): крупный бизнесмен, миллиардер, акционер компании — и вдруг должен ­подчиняться простому наемному сотруднику, да еще американцу. (Не исключено, кстати, что он и сам метил на пост президента.) Все это накладывалось на типичное для русских, как считал Джон, недоверие к иностранцам. Плюс, конечно, особенности характера Аксельберга, привыкшего только повелевать.

Допустить противостояния Джон безусловно не мог. Разобравшись в мотивах Аксельберга он скорректировал свою линию поведения. Теперь каждое собрание, каждое совещание, каждую встречу ­с сотрудниками он начинал с небольшой лекции о миссии СМК-AZ, о том, что у всех должны быть общие цели: повышение производственных показателей, развитие компании, оптимизация прибыли, соблюдение норм безопасности. Джон пытался найти общий язык со всеми: руководитель, считал он, должен быть как открытая книга — понятным и предсказуемым. Российские сотрудники поначалу с недоверием относились к его речам. Слова «миссия», «корпоративная культура», «философия» вызывали у них скептическую улыбку, а постоянные тренинги по безопасности, учебные пожарные тревоги и изучение плана эвакуации доводили до нервной дрожи. Но со временем ропот поутих; успокоился и Аксельберг. Стычек, подобных той, что произошла на первом заседании совета директоров, больше не было. Аксельберг работал и общался с Джоном спокойно, но, как говорят в России, без фанатизма.

Затишье длилось несколько лет. О полном понимании говорить, конечно, не приходилось: бывали и упреки, и взаимные претензии, и настоящие столкновения, но работе они по большому счету не мешали. Однако ничто не вечно под луной...

Письмо

— Вы можете объяснить мне, что это такое? — Джон взглядом указал на лежащее перед ним письмо. — Тут стоят ваши подписи.

Аксельберг и Боровой сидели в кабинете Джона: Аксельберг, в джинсах и свитере, вальяжно раскинувшись на кожаном диване; ­Боровой, в строгом костюме, закинув ногу на ногу, — в кресле у стола.

— Ну да, наше письмо, — кивнул Аксельберг. — И если вы присмотритесь повнимательнее, то заметите, что там не только наши подписи, но и других российских акционеров. А вообще я не понимаю, как это письмо оказалось у вас. Мы его направляли руководству AlZet.

— Да, и если они вам еще не ответили, то сделают это в ближайшее время, — сказал Джон. — В официальном порядке. Я же хочу поговорить с вами неофициально — именно с вами, как с основными акционерами компании.

— Джон, — вступил в разговор Боровой, — мы с вами все уже обсуждали, и на совете директоров, и лично. И если нам до сих пор не удалось прийти к единому мнению, вы думаете, мы сейчас за пять минут все решим?

— Послушайте, Олег. Наши разногласия, к сожалению, приобрели очень острый характер. Речь идет о судьбе компании, за которую отвечаю я, ее президент. А вы, как акционеры, ­напрямую должны быть заинтересованы в том, чтобы у нас царил мир. Поэтому давайте еще раз попробуем объясниться. Только спокойно, — добавил Джон, повернувшись к Аксельбергу.

— А что «спокойно»?! — вспылил Аксельберг. — О чем тут вообще говорить? В письме все написано: мы требуем вашей отставки и назначения нового президента. И точка.

— Господин Аксельберг, давайте попробуем все спокойно обсудить. Вы хотите решить проблему чересчур радикальными методами. И это из-за того, что у нас разные взгляды на развитие компании? — А что, мало? Тогда я добавлю. Мы все считаем, что из вас президент, — Аксельберг на секунду замялся, — как из меня балерина. Что у вас лучше всего получается, так это устраивать тренировки по срочной эвакуации из офиса. А что вы реально сделали за эти годы?

— Позвольте теперь мне спросить вас, господин Аксельберг. — Джон пристально взглянул на собеседника. — Неужели вы и правда считаете безопасность ерундой? Неужели сокращение травматизма ничего не стоит? Неужели вы не понимаете, что люди — наш основной ресурс и его нужно беречь?

— Вы совершенно правы, — подал голос Боровой. — Но забота о людях — не единственная наша задача. Я думаю, Борис имел в виду именно это.

— Я, что имел в виду, то и сказал. — Аксельберг развернулся к Боровому и продолжил, обращаясь только к нему. — Я сомневаюсь в профессионализме господина Макгри, в его управленческих навыках и лояльности нашей компании.

— На каком основании вы делаете такие выводы? — В отличие от остальных обвинений упреки в нелояльности Джон слышал впервые. — Дело опять в стратегии?

— Конечно, в стратегии.

— Так я и думал, — вздохнул Джон. — Но при чем же здесь лояльность?

Аксельберг открыл было рот, чтобы ответить, но его опередил Боровой.

— У нас серьезные подозрения, что вы действуете по указке AlZet и только в ее интересах. Вы проработали там, можно сказать, всю жизнь и до сих пор не перестроились. Но сейчас вы президент совершенно другой компании и должны представлять интересы всех ее акционеров.

— И вообще, — подхватил Аксельберг, — вы намеренно вредите нам. Из-за вас мы уже упустили массу реальных возможностей. Поэтому, пока не поздно, компанию надо спасать. И вот это письмо — наш первый шаг.

— Послушайте, о каком вреде вы говорите? Взгляните повнимательней на показатели компании за прошлые годы — они лучше, чем у многих конкурентов. Мы стабильно развиваемся. Или вы хотите тех же цифр, что и в конце девяностых? Такого же быстрого роста? Так это невозможно. Ситуация изменилась, и нам надо подстраиваться. Время, когда можно было жить одним днем, безвозвратно прошло. Сейчас нужно работать на будущее, на перспективу. Именно поэтому я всегда говорил: нельзя бездумно скупать убыточные предприятия. Мало ли, что все ваши олигархи так делают. Это же не значит, что это правильно! Да, сейчас заемные средства дешевые, а что будет через год, вы задумывались? — А вы видели, как растет капитализация у тех, кто инвестирует в международные проекты? — спросил Боровой.

— Если мы находим стоящий проект, мы в него инвестируем. Мы купили мощности в Черногории, в Армении, в Нигерии. Но нельзя забывать и о России. Здесь столько возможностей для развития! Грех ими пренебрегать. Я уже сказал: нужно думать о будущем. Мы должны вкладываться в технологии, в разведку, безопасность, обучение. Нам нужны высоко­классные специалисты, в том числе зарубежные. Нам нужно новое оборудование. Вот самые выгодные инвестиции — а не то, о чем говорите вы. Наша задача — снизить себестоимость добычи и обогащения руды. За счет этого мы выиграем в долгосрочной перспективе.

— Будущее, будущее, — скривился Аксельберг. — Думая о будущем, мы забываем о настоящем. А нас интересует текущая эффективность.

— Вот эта стратегия, которую вы нам сейчас изложили, — перенял эстафету Боровой, — и есть стратегия AlZet. Она перекрывает нам дорогу на международный рынок — туда, где может работать самостоятельно и где конкуренты, даже в нашем лице, ей не нужны. И именно поэтому, господин Мак­гри, мы считаем, что вы больше не можете занимать свою должность. Мы дождемся ответа руководства AlZet и будем решать вопрос о доверии вам на совете директоров.

* деятельность на территории РФ запрещена