Следи за собой, будь осторожен

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ РУВИНСКИМ ВЛАДИМИРОМ ВЛАДИМИРОВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА РУВИНСКОГО ВЛАДИМИРА ВЛАДИМИРОВИЧА.

В мире интернетом пользуются 2 млрд человек, из них соцсетями и блогами, по данным InSites Consulting, — более половины. И эта цифра будет только расти. Уже сейчас некоторые работодатели с подозрением смотрят на соискателей, не имеющих сетевого аккаунта. А вдруг они ­что-то скрывают?

В соцсетях и блогах пользователи все чаще делают откровенные, порой опрометчивые заявления, выкладывают компрометирующие их фотографии или ролики, ведут ожесточенные споры, в ходе которых то и дело проскальзывают роковые оговорки. А за всем этим следуют увольнения — так работодатели надеются избежать общественного порицания и не испортить свой имидж, на создание которого не жалеют денег. Одни компании расплывчато рекомендуют своим сотрудникам «подумать, прежде чем публиковать пост», другие строго ­оговаривают, что писать или не писать в блогах и соцсетях, третьи попросту запрещают «светиться» в них. Мы попытались выявить общее в отношении компаний к активности своих сотрудников в соцсетях, в частности, за какие посты считают необходимым наказывать, а что прощают как невинную шалость, понять, как развитие цифровых технологий изменяет представление людей о частном и публичном пространстве. Где заканчивается одно и начинается другое?

«Был предельно осторожен»

Журналист Николай Троицкий в 2011 году работал в РИА Новости политическим обозревателем. Писал регулярно колонки о внутрироссийской политике, и руководство к нему никаких претензий не имело. Николай тоже был доволен, хотя такая работа, по его признанию, накладывала некоторые обязательства: «Я прекрасно понимал, что есть темы — отношение к Путину, Медведеву, — в которых надо быть осторожным. И я был предельно осторожен, ничего себе не позволял, даже в личном блоге». Поэтому скандал, вызванный его постами о геях, стал для него полной неожиданностью. Публикуя их на своей странице в «Живом журнале», Николай и не подозревал, что подписывает заявление об увольнении.

Сами высказывания были, безусловно, не политкорректными. Вот самое мягкое высказывание: «Никакой толерантности не хватает, поневоле думаешь о какой-нибудь мощной бомбе, которая убивала бы только педерастов». Столь гневную реакцию Николая вызвал прошедший в Берлине 700-тысячный гей-парад. Собственно, его возмутил не сам парад, а то, что участники праздничного шествия шли по улице «в разнузданном виде»: «Хочется надеяться и верить, что такой мерзости в России не будет никогда. Такой “свободы и демократии” мне не надо».

Подобных высказываний в российском интернете, впрочем, и тогда было полно, а сейчас, после законодательных гонений на геев и лесбиянок, и подавно. И едва ли его личное мнение вызвало бы громкий скандал, если бы Троицкий не был штатным журналистом крупного государственного СМИ. Блогеры пожаловались на него работодателю, что сам журналист расценил как «публичный донос», а спустя несколько дней Троицкий уволился из РИА Новости — по соглашению сторон. «Руководство смущало, что могут подумать, будто это позиция РИА Новости — раз я обозреватель в этом издании. Что это не личные идеи сотрудника, а и их тоже, — считает Троицкий. — Мне просто вежливо сказали, что мы не можем себе этого позволить. На что я ответил: ну и до свидания. И мы тихо разошлись». Информагентство распространило сообщение, что обозреватель «публично и в грубой форме выразил крайне негативное отношение к геям», что «посты, опубликованные Троицким, являются прямым нарушением Кодекса корпоративной этики сотрудника РИА Новости» и правил «работы с информацией и ведением личных блогов». Сам кодекс, по словам журналиста, он «в глаза не видел», и в чем именно заключалось нарушение, агентство не уточняло, тем более что «РИА Новости не отслеживает и не контролирует блоги своих сотрудников, поэтому сказанное Николаем Троицким в его личном блоге сразу не было… замечено».

Очевидно, что ссылка на кодекс — чистой воды лукавство. Его извлекли на божий свет, испугавшись общественного порицания, оно и стало истинной причиной увольнения журналиста. Именно возмущение блогеров сделало общедоступную, но все же частную запись фактом общественной жизни, игнорировать который работодатель не мог. Показательно, что помимо спора о допустимости в принципе таких высказываний в интернете развернулась дискуссия о том, можно ли увольнять за убеждения, даже если они отвратительны или высказаны в резкой форме, но не нарушают закона. Мнения разделились. Считающаяся либеральной радиостанция «Эхо Москвы», с которой около десяти лет внештатно сотрудничал Троицкий, не стала разрывать с ним отношений. Замглавного редактора Владимир Варфоломеев так пояснил свою позицию: «Я солидарен с теми, кто считает высказывания Николая возмутительными и недопустимыми; своими призывами к расправе он безусловно перешел грань. Вот только не очень понимаю, честно говоря, причем тут его работодатель? Какое отношение высказывание журналиста в личном интернет-дневнике имеет к его профессиональной деятельности? Апеллирование к руководству было бы оправдано, если бы автор высказывал подобные суждения и предложения в своих ­журналистских материалах, сделанных для его СМИ. Однако этого же вроде не было. Почему же тогда от его начальства ждут реакции?»

Те, кто настаивал на увольнении Николая, упирали на то, что журналист — общественная фигура в любом месте и в любое время и, значит, у него не должно быть отдельно личного мнения и мнения для читателей. И потому человек, исповедующий подобные взгляды, не может работать обозревателем госагентства. Некоторые в словах Троицкого видели даже призыв к расправе над людьми нетрадиционной сексуальной ориентации, а за такое надо наказывать любого, вне зависимости от профессии и степени публичности. Сам Троицкий на эти размышления отвечает, что написал посты в запале, «сгоряча», и сожалеет лишь о чрезмерной эмоциональности и резкости тона: «Я был неправ насчет призывов к бомбам, признаю. Но мое мнение в целом не изменилось, и в публичном поле я бы сформулировал его мягче». Сейчас, оставь он подобную запись, она бы такого шуму не наделала, считает Троицкий: «Так как я уже частное лицо». Подобным историям несть числа. Композиционно они похожи друг на друга как две капли воды: высказанное в интернете частное мнение становится публичным, если многие из обративших на него внимание жалуются работодателю, после чего следуют санкции. Очевидно, что с появлением интернета и гаджетов границы между частным и публичным размываются. Весь вопрос в том, что подразумевается под личным? И что такое приватность? Социальная открытость?

Корпоративный сплав

Еще во время Второй мировой войны американский психолог Курт Левин исследовал для правительства США психологические особенности немцев, русских и американцев. Он считал, что немцы и русские защищают свое личное пространство, закрывая его от окружающих, американцы же более открыты и экстравертны: «Поведение личности U-типа [американцев] будет более разнообразным, будет в большей степени зависеть от ситуации, чем поведение личности G-типа [немцев], а личность G-типа будет демонстрировать больше своих специфических индивидуальных характеристик. Личности U-типа проще ­удержаться от вступления в глубокие, тесные отношения, ей удается оставлять недоступной свою центральную, интимную область и тем самым оставаться над ситуацией».

Доцент кафедры нейро- и патопсихологии МГУ Сергей Ениколопов развивает эту мысль: «Немцы — люди менее общительные, отсюда их некоторая чопорность. Попасть в друзья к немцу трудно, но, если вас принимают, вы попадаете в огромный мир. Русские в этом смысле оказались где-то между американцами и немцами». В Америке приватность как автономия личности, частной жизни восходит к понятию privacy, вошедшему в юриспруденцию и определяемому как право человека «быть оставленным в уединении». Оно основывается на идее неприкосновенности частной собственности, из которой и выросла концепция права на невмешательство в частную жизнь и пространство (принятая в 1791 году Четвертая Поправка к Конституции США гласила, что «право народа на охрану личности, жилища, бумаг и имущества от необоснованных обысков и арестов не должно нарушаться»).

Приватность в этом понимании зарождается у нас в стране только в середине ХХ века, в период массового жилищного строительства. В хрущевках растет первое поколение советских детей, у которых была отдельная комната. Прежде такой привилегией в России обладали только представители знати, дворяне и купцы, а после революции — партийная номенклатура. Вообще у нас сказанное в своем кругу не подлежало огласке — нарушителю это грозило потерей репутации и изгнанием.

С расширением доступа к интернету в сеть сначала переместились «кухонные разговоры», а затем люди стали тут позволять себе и высказывания, возможные только в кругу близких. И то, что предназначалось раньше для «своих», оказалось доступно всем. В мае 2012 года «Аэрофлот» распрощался с бортпроводницей Екатериной Савельевой, которая после авиакатастрофы SSJ-100 в Индонезии и гибели 45 человек в своем твиттере написала: «А че суперджет рухнул?! ХАХАХА Говномашина! Жаль, не в Аэрофлоте, на один бы стало меньше, а может, и вовсе продали их обратно кому-нибудь!». Твит разлетелся по интернету, вызвав возмущение, после чего в авиакомпании решили, что такая сотрудница им не нужна. Сама Савельева сожалела, что «неправильно выразилась», обижать родственников погибших не хотела, а хотела лишь сказать, что у SSJ-100 были проблемы: «Там постоянно то двери не закрывались, то были неполадки с водоснабжением... Рейсы из-за этого откладывали...» Глава «Аэрофлота» Виталий Савельев посчитал, что твит затрагивает безопасность полетов: борпроводница насмехается над трагедией, из-за этого «коллектив отказывается с этим человеком работать», а значит, «в нужную минуту эта стюардесса вряд ли сможет выполнить свой долг». Раз так, ей не место в авиакомпании. Уволили ее тоже по соглашению сторон, поскольку «кодекс не позволяет напрямую увольнять за такие вещи».

Другую показательную порку тот же «Аэрофлот» устроил в январе — феврале 2013 года: тогда авиакомпания чуть было не уволила, но потом «простила» бортпроводницу Татьяну Козленко. Она провинилась тем, что разместила у себя на странице «ВКонтакте» такую фотографию: неприличный жест в сторону сидящих к ней спиной пассажиров. Бортпроводница извинилась, сказала, что фотография не ее — она лишь поставила «лайк», о чем сожалеет, и ей позволили продолжать работать, но с испытательным сроком. Примечательно, что оба случая стали достоянием общественности лишь после жалоб блогеров. То есть пока никто не поднимает шума, пост как бы еще не публичный — точно по принципу «не пойман — не вор». Но именно публичности добиваются авторы скандальных постов, ведь за стремлением рубануть правду-матку или выставить себя на обозрение чаще всего стоит социальное тщеславие. Оно, говорит Сергей Ениколопов, оказывается сильнее инстинкта самосохранения — заставляет, например, преступников выкладывать видео о своих деяниях. «Более того, высказывание в интернете, предназначенное для конкретного человека или группы людей, посторонние воспринимают как hate speech», — считает доцент кафедры философии НИУ ВШЭ Кирилл Мартынов. И сделать с этим, по его мнению, ничего нельзя: «Любая самая нейтральная мысль все равно кого-нибудь чем-нибудь — от неправильных запятых до содержания — да заденет».

Интересно и другое: между публикацией поста и бурной реакцией на него может пройти довольно много времени; наглядное тому доказательство — история технического директора издания Business Insider Пакса Дикинсона, уволенного в сентябре этого года за серию постов в Twitter. Дикинсон несколько лет вел микроблог, и однажды подборку его сообщений сделал сайт ValleyWag, посвященный знаменитостям Силиконовой долины — скандалам, слухам и новостям из их жизни. Твиты содержали более чем критические ­высказывания о феминистках, геях и бедняках. Например, в конце августа он написал: «Ой, ты не можешь прокормить семью? Ну а кто заставлял тебя заводить гребаную семью тогда, когда твои способности тянули только на минимальную зарплату?» Высказывался Дикинсон и по поводу гомосексуалов в России, саркастически замечая, что их ущемленные права не стоят ядерного противостояния с Россией. Если сотрудницы «Аэрофлота» просто не подумали, что их посты могут как-то затронуть их компанию, то Дикинсон в своем аккаунте однозначно указал, что его блог — сугубо личный: «Непрофессиональные твиты не одобрены никем сверху». Тем не менее его уволили, а его начальник, гендиректор Генри Блоджет, в официальном сообщении пояснил: «Должностное лицо Business Insider допустило ряд комментариев в Twitter, которые не отражают наших ценностей и с которыми мы, как компания, не можем мириться». С появлением e-mail’а и мобильных телефонов сложилась новая корпоративная этика. Она, в частности, предполагала, что сотрудник в любой момент готов — и потому должен — ответить на звонок и послание начальства. Эта «легкодоступность», кстати, лишний раз напоминает человеку о его статусе подчиненного, ведь начальник, в отличие от него, не обязан отвечать на его звонки и имейлы.

* деятельность на территории РФ запрещена