Миллиард на дне

Почему одни страны бедны, а другие богаты? Казалось бы, это вопрос для экономистов, но они, во-первых, отвечают на него по-разному, а во-вторых, берут в союзники представителей других дисциплин: географов, демографов и политологов. Профессор экономики Калифорнийского университета Дэвиса Грегори Кларк в своей книге «Прощай, нищета!» (Farewell the Alms) пишет: «… винь-етки экономистов слабо помогают разобраться в вопросах, ответа на которые ожидает от них простой человек: почему одни богаты, а другие -бедны?». Бедность — в некотором смысле естественное состояние человеческого сообщества — сообщает Кларк, ведь до начала XIX века экономики всего мира подчинялись мальтузианским законам: чтобы жить лучше, людей должно быть меньше. Затем произошла промышленная революция, но экономисты не могут объяснить, почему она началась именно тогда и именно в Англии, а не, скажем, в -Японии. У Кларка -объяснение смешанное: демография плюс ценности. В отличие от чистоплотной Японии, до конца XIX века на Британских островах царила антисанитария. Поэтому детей выживало меньше, и оставшиеся не голодали и учились. С другой стороны, у богатых британцев детей выживало больше, чем у бедных (и этим она отличалась от Японии, где у самурая в среднем было столько же выживших сыновей, сколько у крестьянина). «Лишние» сыновья богатых британцев не могли стать их наследниками, вынуждены были работать и, опускаясь по социальной лестнице, «заражали» низшие классы буржуазными ценностями. Так в обществе привились сдержанность, честность, трудолюбие и терпение.

Со времен Адама Смита теоретики экономического роста доминирующую роль придавали институтам. Но — пишет Кларк — к 1200 году такие страны, как Англия, уже имели все те институциональные предпосылки для роста, о которых сейчас говорят Всемирный банк и Международный валютный фонд. Общества того времени отличались высокой мотивированностью: в Средние века для человека работа и капитал значили больше, чем для нас, права собственности были закреплены, налоги не высоки, а «премия» за профессиональное мастерство была выше, чем во все последующие века. Почему же в Англии веками экономика росла крайне медленно, как, впрочем, и экономики других стран, которые сейчас относят к развитым? И почему не терпят крах современные скандинавские государства с их высокими налогами и громадными социальными расходами? Институциональная экономика вряд ли может это объяснить. «У Запада нет модели экономического развития, которую он мог бы предложить бедным странам мира», — заключает Кларк. Взлет одних и падение других стран происходят в результате сложных и многофакторных процессов, в которых сплетены история, -география и -демография, а также институты и ценности. Скажем, сто лет назад Аргентина была столь же богата, сколь и Англия, а сейчас по размеру ВВП на душу населения отстает от нее более чем вдвое. А Ирландия, наоборот, в тот же период стремительно росла и сейчас по тому же показателю опережает Объединенное королевство примерно на $10 000. Никакого рецепта экономического роста не существует, но есть задача: борьба с нищетой и голодом.