«Многие считают, что фермерство — это авантюра»
Юлия ФуколоваПочему в России доминируют крупные агрохолдинги, а не фермерские хозяйства, что выгоднее всего выращивать и какое будущее ждет экопоселения? Об этом рассказывает директор Центра аграрных исследований РАНХиГС Александр Никулин.
HBR — Россия: Чем занимается ваш центр?
Никулин: Наш центр является идеологическим преемником «Центра крестьяноведения и аграрных реформ», который был создан в начале 1990-х британским социологом Теодором Шаниным и российским историком Виктором Даниловым. Одна из задач — возрождение междисциплинарных исследований сельской России, традиций земских статистиков и профессоров-аграрников дореволюционного и послереволюционного времени, а также введение российских исследований в современный международный контекст. У нас работают не только экономисты, но и географы, историки, социологи. А нашим идейным лидером мы считаем выдающегося ученого Александра Чаянова, который был расстрелян в 1937 году. В музыке есть Моцарт, в литературе — Пушкин, а в аграрных науках — Чаянов.
В России еще до революции стоял так называемый аграрный вопрос. В чем он заключался?
В начале XX века было три вопроса, из которых потом проросла русская революция — аграрный, рабочий и национальный. И именно аграрный стал первой ступенью социального взрыва. В его основе — перекрест двух проблем. Во-первых, взаимоотношения крупного и мелкого аграрных производств. Во-вторых, соотношение коллективного и частного начал в земледелии. Это своего рода апории — противоречия аграрного вопроса. В медийном поле и сейчас до хрипоты спорят, какая форма производства эффективнее, но я не разделяю эти крайности. Россия — большая многоукладная страна, все формы имеют право на существование.
Чем крупное хозяйство принципиально отличается от мелкого и частного?
Размер земельного участка роли не играет. Например, в ряде регионов России есть фермерские хозяйства, которые обрабатывают по 10—25 тыс. га земли, тогда как у среднего советского колхоза было в среднем 5 тыс. га. Разница в том, что у руководителей крупного аграрного предприятия (агрофирма, колхоз, совхоз) нет прямой связи с землей, с наемными работниками — между ними существуют бюрократические управленческие иерархии. Тогда как крестьянское или фермерское хозяйство — это, прежде всего, семейное производство. Наемные работники если и есть, то их немного, и они все равно подчиняются принципу семейного единоначалия.
Почему в России основной сельхозпроизводитель — крупные холдинги, а не множество мелких фермеров?
В современном сельском хозяйстве многое зависит от финансовых потоков. И там, где государство централизованно поддерживает концентрацию крупных инвестиций в аграрную отрасль, доминируют крупные предприятия. Это, например, Россия, Украина, Казахстан, страны Латинской Америки. Бразильские социологи рассказывали, что министра сельского хозяйства там называют министром агрохолдингов, потому что он возглавлял крупнейшую компанию. Правда, у них также есть министерство сельского развития, которое курирует малые формы бизнеса и сельские сообщества.
После дефолта 1998 года в России сложилась благоприятная конъюнктура — оказалось, что сельским хозяйством заниматься выгодно, по крайней мере, зерновым. Помню расчеты, опубликованные в начале 2000-х, — средства, вложенные в производство зерна, превышают отдачу даже от нефтяного бизнеса. И когда у государства появились инвестиции для сельского хозяйства, стали думать, как их распределять. С крупными игроками договариваться было проще, чем с распыленными мелкими производителями. Конечно, в России поддерживают и фермеров, но объемы этой поддержки несопоставимы с поддержкой крупного бизнеса. Кроме того, свою роль сыграло аграрное лобби. Так крупный агробизнес стал доминирующей силой на рынке.
Это хорошо или плохо?
Плюсы крупного бизнеса очевидны — концентрация капитала, техники, рабочей силы, инноваций. Но есть и минусы. В отличие от промышленности, сельское хозяйство имеет дело с громадными площадями, их очень трудно контролировать. К тому же все земли разные по качеству. Второй момент — контроль за работниками. Нужен громоздкий аппарат, неизбежно возникает неформальная экономика.
Кроме того, все сверхкрупные аграрные предприятия в финансовом плане чудовищно прожорливы. Когда они говорят об успехах, стоит подсчитать, сколько это стоило. Фермерские и личные подсобные хозяйства более экономны, у них часто хуже техника и меньше урожайность, но как хозяева они более рачительны.
Наконец, холдинги очень агрессивны и часто пресекают развитие других форм хозяйств. Мы как-то сделали контент-анализ по публикациям вокруг аграрного рейдерства и обнаружили много криминальных историй: захваты земли и имущества у агропредприятий и фермеров, особенно в плодородных регионах. Это реальная проблема во всем мире, которая так и называется land grabbing — земельное ограбление.
А сколько у нас сейчас фермерских хозяйств?
В начале 2000-х годов в стране насчитывалось максимум 262 тыс. фермеров. Это немного. Причина в том, что в 60—70 годы ХХ века в селах происходило тотальное «раскрестьянивание» — Россия превратилась в страну наемных сельскохозяйственных работников. Когда у сельских жителей спрашивали, кем они себя ощущают, люди говорили: «Мы не крестьяне». И перечисляли индустриальные профессии — доярка, скотник, шофер, механизатор. Очень трудно вернуться к ментальности крестьянства. Многие считают, что фермерство — это авантюра. Чудо, что нашлась хоть четверть миллиона людей, которые попробовали. Не у всех получилось. По недавней сельскохозяйственной переписи в России осталось 135 тыс. фермеров. То есть за неполные 20 лет их количество сократилось почти в два раза. Но, несмотря на это, в 2000 году они производили около 2,5% сельскохозяйственной продукции страны, а сейчас — 10%.
Каков оптимальный размер хозяйства, чтобы оно было эффективным?
Этот вопрос изучал еще Чаянов. Ахиллесова пята России — отсутствие достаточного числа производителей среднего уровня. Представьте пирамиду, на вершине которой господствуют 700 гигантских агрохолдингов. Плюс есть несколько тысяч аграрных предприятий поменьше, но тоже весьма крупных. А с другой стороны — миллионы мелких и мельчайших семейных хозяйств. Если вообразить условно усредненное идеальное предприятие в наших условиях, то его оптимальный размер — примерно 2,5 тыс. га земли, до 30 работников, от 400 до 1000 голов крупного рогатого скота. Например, в Краснодарском крае такой тип предприятия практически лишен недостатков как мелких, так и сверхкрупных форм. Но именно таких хозяйств у нас крайне мало.
А как обстоят дела в других странах?
Сельское хозяйство США, Франции, Голландии держится на многочисленных фермерских хозяйствах, там нет крупных холдингов в нашем понимании. Семейные хозяйства состоят в различных кооперативах, которые зачастую крупнее наших агрохолдингов. Но в отличие, скажем, от колхозов, где все было обобществлено и крестьянин, по сути, становился наемным работником, фермер остается свободным предпринимателем. Например, он производит молоко. Куда сдавать излишки? Все страдают от перекупщиков, которые устанавливают заниженные цены. А кооператив действует в интересах фермеров. Финская компания Valio представляет собой сообщество сельхозкооперативов. Россия могла пойти по этому пути в годы нэпа, но в итоге коллективизация создала систему колхозов и совхозов.