Ополчились на гея

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ РУВИНСКИМ ВЛАДИМИРОМ ВЛАДИМИРОВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА РУВИНСКОГО ВЛАДИМИРА ВЛАДИМИРОВИЧА.

На перемене учительская гудела как улей. Педагоги обсуждали победу гимназии на городской олимпиаде по русскому языку и литературе. Ученики заняли первое и третье места, подтвердив реноме, которым гордилась эта частная школа.

На пороге учительской, мурлыкая арию из «Кармен», появился директор гимназии Константин Крученых:

— Ну что, Платон Евгеньевич, поздравляю! — пожал он руку изысканно одетому учителю-словеснику. Молодцы!

— Спасибо, Константин Петрович, вы же знаете, это у нас ученики толковые, — откликнулся словесник.

— Не скромничайте, мы обошли столько сильных школ. Который, кстати, раз? — обернулся к учителям директор.

— Четвертый, кажется, — поспешила с ответом завуч Ольга Бор.

— Пятый, — поправил Платон Белоусов.

 Гимназия «Логос», в которой он работал, была создана еще в середине 1990-х годов. Сперва это был лицей, готовящий к поступлению в экономические вузы, который благодаря своему вольнолюбивому духу привлекал к сотрудничеству столичную академическую интеллигенцию. Затем сложился костяк единомышленников, и возникла идея сделать частную школу с упором на развитие индивидуальных способностей. Лицей получил грант от фонда олигарха Юрия Карпинского, активно вкладывавшегося в образование детей. На эти деньги арендовали здание, а к экономическим и точным предметам добавили гуманитарные.

 «Любовь свободна, век кочуя, законов всех она сильней», — пел Крученых, наливая себе чай. Это был полный сил старичок с профессорской бородкой.

— Как вам удается проделывать это снова и снова? — поинтересовался он у Белоусова, отхлебывая чай.

— Что именно?

— Не снижать планку.

— Нет никакого секрета, Константин Петрович, — улыбнулся Белоусов. — Я просто помогаю детям понять, что словесность — это про их жизнь, и как могу поддерживаю их интерес.

— Что ж, с вами мы не прогадали. Учитесь, коллеги!

Педагогов в гимназию приглашали по рекомендации. Белоусов, до этого преподававший в лицее при МГУ, оказался в их числе. Тогда ему было 35 лет, и его уже знали как профессионала, не просто успешно готовившего абитуриентов к поступлению в один из ведущих вузов страны, но и учившего их самостоятельно думать. С тех пор он проработал в гимназии три года, и за ним закрепилась репутация увлеченного своим делом человека, умеющего находить общий язык с подростками.

Обучение в гимназии далеко не каждому было по карману, и руководство ценило Белоусова: его ученики без осечек становились студентами, и состоятельные родители приводили детей в колледж в том числе из-за него. Преподавать Белоусову здесь нравилось. Ведь, несмотря на высокую плату, в «Логосе» был большой конкурс. «Ученики тут вдумчивые, видно, что они к чему-то стремятся. С такими работать — одно удовольствие», — объяснял он как-то коллеге по бывшему лицею, жаловавшемуся на безразличие нового поколения школьников. Да и платили в гимназии неплохо, так что жаловаться было не на что.

Каминг-аут

Воскресным майским утром группа старшеклассников, радостно галдя, высыпала из поезда. Следом вышел Белоусов: немного заспанный, но довольный, он зевнул. До утра он проговорил в поезде с учениками о завершающейся поездке в Петербург, куда он давно собирался их свозить. Это была не совсем обычная экскурсия: школьники, разбившись на тройки, проходили литературный квест — изобретение самого Белоусова. Выполняя задания, им нужно было найти место, связанное с тем или иным писателем или произведением, — скажем, набережную, которой посвящены блоковские «Ночь, улица, фонарь, аптека». Или проследить маршрут гоголевского «Носа». Или узнать, по каким дворам-колодцам ходили герои Достоевского. В итоге поездка превратилась в самостоятельное исследование города.

— Ну как? Готовы поехать еще? — Еще бы! Круто было! — выпалила тройка победителей. Ей достался приз — билеты на концерт Пола Маккартни, приезжающего с гастролями в Москву.

— А остальные? — Если только вы нам пятерки поставите за четверть! — под смех остальных выкрикнула первая красавица класса Ирина.

— Поставлю, если вы их заслужите, вымогатели!

Поболтав еще пару минут, класс разъехался по домам. Настроение у Платона было приподнятое — дети в поездке порадовали его самостоятельностью мышления и готовностью искать ответы. Главное, у них были вопросы! Ему нравилось видеть, как они взрослеют и умнеют у него на глазах. «Кто бы мог подумать, что я стану педагогом...» — усмехнулся он про себя.

Придя домой, Платон принял душ и позвонил директору: от него пришло странное письмо с просьбой о личной беседе. Подробностей никаких не было.

— Константин Петрович, здравствуйте, получил ваше письмо. Что-то случилось?

— Пока нет. Но мне хотелось бы с вами переговорить.

— Хорошо. Завтра в гимназии?

— Вы знаете, беседа личная, неофициальная, поэтому, если вы не против, мы могли бы где-нибудь выпить кофе. Скажем, в «Лангусте» после уроков, часа в три?

— Согласен, договорились.

На следующий день Белоусов ждал директора в уединенном кафе недалеко от гимназии, потягивая холодный гранатовый сок. «В чем дело, — недоумевал он, наслаждаясь прохладой. — Сокращаются учебные часы? Меняется программа?» В дверях возник Крученых. Директор, слегка волнуясь, что бывало с ним нечасто, поздоровался, ничего не стал заказывать и сразу перешел к делу.

— Платон Евгеньевич, я бы никогда не поднял эту тему, так как личная жизнь сотрудников — это их дело и руководства колледжа не касается. Но пока вы были в Питере, произошло нечто, что нам стоит обсудить…

— Пожалуйста, я вас слушаю, — произнес Белоусов.

— Мне на электронную почту пришло письмо от неизвестного человека, за подписью «доброжелатель». Он пишет, что вы — гей, и требует уволить вас из колледжа «по-хорошему». Иначе он грозит поднять скандал: мол, дети в руках содомита и прочая чепуха. К письму приложены фотографии, на которых вы на какой-то частной вечеринке целуетесь с мужчиной.

— Так, и что вы от меня хотите?

— Поймите меня правильно, я целиком на вашей стороне и далек от предрассудков насчет сексуальной ориентации. Мне важно знать, что правда, а что нет, чтобы просчитать дальнейшие шаги и последствия. Я не хочу, чтобы нас шантажировал какой-то ублюдок.

— Что ж, Константин Петрович, давайте я вам расскажу все по-порядку, — учитель собрался и выдержал паузу. — Да, я гей. Но не считал нужным это афишировать, работая в школе. В каком-то смысле я даже рад, что все открылось, так как мне уже надоело то мракобесие, которое сейчас происходит в стране вокруг геев и лесбиянок.

— Продолжайте…

Белоусов рассказал, что давно встречается с мужчиной, и они бы оформили отношения, если бы в России это было возможно и не осуждалось. Это с ним он был на тех фотографиях с вечеринки — они подлинные, и кто-то по недоразумению или по злому умыслу выложил их в интернете на тематическом форуме. К детям, на всякий случай подчеркнул Белоусов, его ориентация не имеет никакого отношения.

«Надо же, а внешне не похож совершенно», — поймал себя на мысли Крученых. Директор гимназии слушал учителя внимательно, словно что-то взвешивая в уме. Белоусов ему нравился как человек и как педагог. К геям он никакого предубеждения не имел: этот вопрос он для себя разрешил давно, ему симпатизировала свойственная им чувственная тонкость и эстетизм. В конце концов, люди созданы разными, и Крученых, еще заставший гонения на всякую инаковость, ценил разнообразие. Поэтому симпатии директора были на стороне Белоусова, который, по мнению Крученых, стоил многих «нормальных».

— Вот что я скажу, — произнес директор. — Думаю, нужно быть морально готовым к тому, что эти снимки будут растиражированы. Возможно, аноним сдержит слово и поднимется скандал, нужно будет его просто переждать. Возможно, придется объясниться с учениками и, скорее всего, с родителями. Вы же знаете, среди них разные люди есть. Но на вашей работе это никак не скажется, и я всячески постараюсь этому содействовать.

Прессинг

Через месяц о том, что словесник — гомосексуал, знала вся гимназия. Сначала об этом написали на форумах, затем кто-то, очевидно, из родственников детей, не принятых в гимназию, сообщил в родительский комитет. Некоторые родители, пока не в ультимативной форме попросили убрать учителя. Директор «Логоса», человек дипломатических способностей, убеждал их, что первые, кто потеряет от этого решения, — дети. Скандал тлел, и в гимназии было не до него: на носу были ЕГЭ и поступление в вузы. Крученых надеялся, что придет лето, а там, глядишь, и проблема сама рассосется.

В один из дней к воротам гимназии подъехал тонированный мерседес с «мигалкой». Из машины вышла женщина в возрасте и решительным шагом направилась прямо в кабинет директора. На лице ее застыло выражение оскорбленного целомудрия, а убранные в пучок волосы и наглухо застегнутый костюм дополняли образ пираньи, готовой к атаке.

— Константин Петрович, — ворвалась она в кабинет, — надо серьезно поговорить!