«Жизнь поставила над нами социальный эксперимент»

От редакции. Эту статью и другие материалы, опубликованные в рубрике «2020: Уроки стойкости», вы можете читать бесплатно. Если наш контент помогает вам преодолевать трудности нынешнего кризиса, лучший способ поддержать HBR Россия — оформить подписку.

О том, как вирус и меры, принимаемые для борьбы с ним, повлияют на состояние общества и основные аспекты нашей жизни, рассказывает кандидат исторических наук, профессор факультета антропологии ЕУСПб Илья Утехин.

HBR Россия: Во время пандемии люди стали настороженно относиться к любым контактам друг с другом из-за боязни заразиться. Повлияет ли это на то, как мы будем взаимодействовать в будущем, и на этикет в целом?

Утехин: Этикет, возможно, изменится. Раньше отсутствие дистанции между людьми — скажем, в метро, особенно в час пик, никого не смущало. Типичную картину можно было описать словами поэта Саши Черного: «Кто-то справа осчастливил, робко сел мне на плечо». Конечно, так принято не во всех странах: для американцев, например, важно, чтобы никто не вторгался в их личное пространство, поэтому они традиционно держат дистанцию. Сейчас и у нас из-за представлений об опасности увеличивается дистанция между людьми. Уйдет ли эта привычка, зависит от того, что мы, простые люди, а не специалисты, будем знать о коронавирусе.

Нельзя сказать, что обычный человек много знает о вирусах: вирус или микроб — это мифологический персонаж, герой невидимого мира, сила зла. Бытовые представления из любой области, будь то физика или история, мифологичны и слабо связаны с научным знанием. Все время мыть руки, носить перчатки и маску, может быть, в некоторых случаях и оправданно, но запросто может и не иметь под собой реальных оснований, поэтому и рекомендации специалистов разнятся. Нетрудно представить себе, что маска станет модным аксессуаром, а носить ее будет нормой, символом подчинения власти, спущенной выше норме. Народные дружины начнут отлавливать безмасочников как диссидентов, введут сертификацию масочной продукции надзорным органом. Облавы будут показывать по телевизору.

Избегание контактов с другими людьми и дистанцирование хороши, когда оказываются проявлением не столько собственного страха заразиться, сколько осознанной заботы о других людях, стремлением не заразить их, когда самоизоляция — это вклад в общее дело. А когда лезешь на стену, но не выходишь из-за страха перед заразой и полицейскими мерами, которыми запугивают население, это разобщает людей.

Вы говорите о разобщении, но мне кажется, мы видим рост солидарности и взаимопомощи. Люди записываются в волонтеры, помогают пожилым и врачам, покупают средства защиты для больниц.

Общинные связи между людьми, которые по той или иной причине оказались близки друг к другу, — между членами семьи, жителями одного подъезда, врачами и пациентами, пусть и потенциальными, — в кризисные времена могут усиливаться, так что попытка собрать деньги на средства индивидуальной защиты докторам и принести еду пожилым соседям зачастую оказывается гораздо важнее, чем культ самоизоляции.

Общество всегда находит способы спастись от государства в серой зоне, которую невозможно контролировать. Жить-то надо: людям нужно получать услуги, которые им оказывал бизнес, а бизнес, чтобы выжить, должен эти услуги предоставлять, потому что помощи от государства он не получает.

В то же время, мне кажется, растет доверие альтернативным институтам гражданского общества, в том числе благотворительным фондам и общественным организациям. Это признак укрепления горизонтальных связей. Может быть, я выдаю желаемое за действительное, но, как только доходы населения станут расти, люди будут чаще перечислять деньги на то, чтобы общество выполняло функции, с которыми государство плохо справляется.

Меняются ли ценности людей? Скажем, стали ли мы больше ценить свободу, после того как нам пришлось не по своей воле долгое время сидеть дома?

Наше общество устроено очень сложно. Россия — неоднородная страна: у нас есть столица и города-миллионники, средние и маленькие города, сельская местность, национальные республики. Это разные миры, и без поправки на это и на социальную группу толковать о единой системе ценностей можно только с оговорками. Свобода и международная мобильность как ее составляющая — ценность довольно узкого слоя населения. Если посмотреть, у какой части жителей России есть загранпаспорт и какая часть по нему летала куда-нибудь, кроме Турции и Таиланда, то окажется, что это очень небольшая группа. Но она важная, потому что от нее многое в стране зависит. Конечно, ценность личной свободы и мобильности разного рода для этих людей всегда была высока, но сейчас она существенно возрастет, как и ценность свободного доступа к информации.

На что еще влияют ограничительные меры, принятые правительством?

Для обывателя это выглядит примерно так: если раньше человек выходил на улицу и понимал, что ему ничто не угрожает (1990-е, когда была высокая уличная преступность, прошли), то во время самоизоляции он думает: «Если меня остановит наряд Росгвардии, что мне делать?». Когда контроль со стороны власти становится предметом озабоченности, появляются практики избегания этого контроля и растет недоверие властям. Любые рестриктивные меры — временные или постоянные — заставляют голь быть хитрой на выдумки. Например, известные запреты Роскомнадзора, связанные с интернетом, оказались очень благотворными в отношении компьютерной грамотности и стали лучшей рекламой для бизнеса VPN-провайдеров. VPN — технология, которая давно существует, но рядовые пользователи к ней обратились только благодаря действиям Роскомнадзора.

Пандемия окажется песочницей, в которой под благовидным предлогом тестируются способы гиперконтроля со стороны Большого брата. Любая угроза, например террористическая, становится поводом для введения новых мер и порождает «театр безопасности», интерактивную демонстрацию деятельности по обеспечению безопасности: при досмотре в аэропорту вас заставляют снимать обувь, изымают у вас пилку для ногтей и маникюрные ножницы. Возможно, эти меры настолько эффективны, что гарантируют вам почти полную безопасность. А может быть, реальная безопасность достигается иными, менее театральными путями и вообще не связана с вашими маникюрными ножницами. Как можно убедиться, значительно меньше людей в самолетах гибнет от пронесенных на борт бомб, чем, например, от ракет, которые сбивают эти самолеты.

Может ли изучение истории, в частности эпидемий прошлого, показать нам, как подобные события отражаются на взаимоотношениях государства и общества?

Можно посмотреть, например, на то, что происходило в холерные эпидемии. Тогда вспыхивали холерные бунты: бытовали слухи, что заразу распространяют врачи и власть, чтобы извести простой народ, и это вело к погромам и к тому, что теперь называют массовыми беспорядками. Такая параллель существенна тем, что отсылает нас к теориям заговора и фейкам, которые возникают в ситуации непрозрачной коммуникации властей с народом. Когда у людей мало возможностей на что-либо повлиять и нет информации, закономерно возникают разного рода конспирологические идеи, которые приписывают причину того, что происходит, действиям конкретного актора, пришедшего извне. Например, когда-то поговаривали, что ВИЧ придумало ЦРУ. Сейчас — что коронавирус либо изобрели китайцы в секретной лаборатории в Ухане, либо, как намекали китайские власти, занесли в Ухань американские военные. Все эти сообщения мелькали у нас перед глазами.

Аналогия с холерными бунтами — повод вспомнить, что теории заговора — плохой ориентир для принятия решений. А ведь теориям заговора подвержен не только «простой народ»: в высших эшелонах власти о многих вещах, не только о международной и внутренней политике, но и о коронавирусе запросто могут рассуждать в терминах конспирологии. Потребность найти внешнего врага и приписать ему какие-то интенции — не самая продуктивная, потому что она уводит нас от реальных действующих механизмов.

Пандемия повлияла и на то, как устроен наш быт, и эти изменения, на мой взгляд, более заметны. Например, мы видим, что общение на какой-то период перешло в онлайн. Не сказать, чтобы это было чем-то новым, но интенсивность интернет-взаимодействия существенно возросла. Поняли ли мы благодаря этому что-нибудь о его особенностях?