Управление персоналом
Статья, опубликованная в журнале «Гарвард Бизнес Ревью Россия»

Высокая цена эффективности

Роджер Мартин

В своем легендарном «Исследовании о природе и причинах богатства народов» 1776 года Адам Смит доказывал, что коммерческому предприятию выгоднее разумное разделение труда, чем персональная ответственность работника за создание конечного продукта. Спустя 40 лет его мысль развил Давид Рикардо в книге «Начала политической экономии и налогового обложения», предложив теорию сравнительных преимуществ. Если португальцы более успешно производят вино, а англичане — сукно, утверждал он, каждому государству выгоднее сосредоточиться на своих сильных сторонах и торговать с другими странами.

Подобные теории были одновременно и отражением, и основой промышленной революции, в ходе которой не только создавались новые технологии, но и совершенствовались процессы, снижались издержки и росла продуктивность. И по сей день исследователи в области менеджмента исходят из того, что организация труда влияет на производительность больше, чем старания отдельных работников, а разделение труда приносит коммерческую выгоду. В этом смысле Адам Смит и Давид Рикардо были предтечами Фредерика Тейлора — отца научного менеджмента. Идеи Тейлора довел до логического завершения Эдвардс Деминг, который предложил систему всеобщего управления качеством, нацеленную на избавление производственного процесса от любых издержек.

ИДЕЯ КОРОТКО

Проблема
Сегодня менеджмент считают наукой, цель которой — помочь коммерческим предприятиям стать максимально эффективными. Но погоня за эффективностью лишает бизнес устойчивости.
 
Причина
Компании с растущей эффективностью получают все большую часть доступной прибыли и могут начать диктовать свои правила. Со временем отрасль консолидируется вокруг одной главной бизнес-модели. Однообразие делает ее уязвимой к кризисам и манипуляциям.
 
Решение
Деловые круги, государство и бизнес-школы должны делать упор на устойчивость организаций. Важно не давать компаниям чрезмерно разрастаться; установить барьеры в международной торговле и на фондовых рынках; дать долгосрочным инвесторам больше прав при принятии стратегических решений; расширить возможности обучения на рабочих местах; ориентировать бизнес-образование на поиск баланса между эффективностью и устойчивостью.

Смит, Рикардо, Тейлор и Деминг сделали менеджмент наукой, изучавшей методы снижения потерь — времени, сырья, капитала. С тех пор никто не подвергал сомнению догмат эффективности. Именно она стала главной концепцией многосторонних организаций — например, ВТО, стремящейся сделать более эффективной торговлю. На нее был нацелен и Вашингтонский консенсус, предполагавший либерализацию торговли и прямых иностранных инвестиций, действенные формы налогообложения, дерегуляцию, приватизацию, прозрачность рынков капитала, сбалансированность бюджета и борьбу с издержками. Эффективности учат во всех бизнес-школах мира.

Сокращение издержек выглядит достойной целью. Разве не правильно требовать от менеджеров рациональнее расходовать ресурсы? И все же я уверен: чрезмерное стремление к эффективности может вызвать весьма негативные последствия — вплоть до социальных потрясений. Дело в том, что выгоды от эффективности по мере ее роста распределяются все более неравномерно, а это ведет к высокой степени специализации и дает самым эффективным компаниям гигантскую рыночную мощь. В результате деловая среда становится опасной: все меньшее число компаний и людей получает все большую выгоду, что чревато нестабильностью. Что же делать? По моему мнению, бизнес, государство и образовательные институты должны переориентироваться на более надежный источник конкурентных преимуществ — устойчивость. Возможно, это уменьшит мгновенный выигрыш от эффективности, зато сделает бизнес-среду стабильной и справедливой в долгосрочной перспективе. Далее я расскажу, как добиться устойчивости.

Чтобы понять, чем опасна погоня за эффективностью, надо прежде всего разобраться в том, как распределяется прибыль от экономической деятельности.

Бизнес-результаты не случайны

Прогнозируя экономические результаты (доход, прибыль и т. д.), мы часто исходим из того, что на индивидуальном уровне они непредсказуемы и случайны. В действительности это, конечно, не так: на них влияет ряд факторов, включая принимаемые человеком решения. Однако эти факторы столь сложны, что результаты можно считать случайными. Соглашаясь с их произвольностью, мы делаем допущение, упрощающее наши рассуждения.

Статистика гласит, что случайные результаты должны распределяться по Гауссу: на графике подавляющее большинство из них будет близко к средним значениям, а на периферии их число будет снижаться. Это распределение называют нормальным, поскольку оно применимо ко многим параметрам, включая человеческий рост, вес и интеллект. Соответствующий ему график имеет вид колокола. Чем большим объемом данных мы располагаем, тем больше распределение будет стремиться к нормальному.

Гауссово распределение настолько распространено в нашей жизни и в природе, что мы ожидаем увидеть его в разных областях. Нам кажется, что оно применимо не только к физическому миру, но и вообще ко всем явлениям.

Например, мы предполагаем, что доходы людей и компаний в каждой отрасли должны распределяться по Гауссу; мы выстраиваем структуры и действуем исходя из этой посылки. Кажется логичным, что в любой отрасли должно быть небольшое число суперуспешных фирм, небольшое число банкротов (которые, вероятно, закроются) и множество конкурирующих между собой компаний среднего уровня. В такой среде выгоды от роста эффективности нивелируются, как только конкуренты осваивают новые методы, а на место разорившихся фирм тут же приходят новички. Эту идеальную форму конкуренции пытаются культивировать антимонопольные службы. Мы не хотим, чтобы какая-то одна фирма стала слишком большой и сильной и разрушила нормальное распределение. Пока показатели компаний распределяются равномерно, и никто не удерживает конкурентное преимущество слишком долго, соперничество в области эффективности остается безопасным.

Однако реальность не подтверждает предположение о произвольности экономических результатов. На деле выгоды от эффективности дают стабильное преимущество нескольким игрокам, а экономические показатели подчиняются совсем другому распределению, названному в честь итальянского экономиста Вильфредо Парето, который более ста лет назад обнаружил, что 20% итальянцев владеют 80% всех земель страны. В распределении Парето подавляющее большинство наблюдений группируется в области низких значений (левый край области данных). При этом справа хвост распределения данных экспоненциально удаляется. Значимого среднего или медианного значения здесь нет, и все распределение неустойчиво, а дополнительные данные наблюдений лишь усугубляют эту неустойчивость.

Дело в том, что в случае с распределением Парето результаты не являются независимыми друг от друга. Мы уже упоминали, что такие параметры, как рост человека, подчиняются нормальному распределению. Если один человек невысок, это не делает другого выше — именно поэтому показатели роста представителей каждого пола образуют кривую Гаусса. Но что происходит, когда кто-то решает, например, на кого подписаться в Instagram*? Обычно человек смотрит, у кого сколько подписчиков, и не интересуется теми, у кого их мало. Знаменитости вроде Ким Кардашьян, у которой более 120 млн подписчиков, привлекают новых читателей самим фактом своей популярности. Эффект усиливается: чем больше у вас подписчиков, тем активнее на вас будут подписываться. Очевидно, что подписки в Instagram* подчиняются распределению Парето: небольшое число людей привлекает львиную долю читателей, а у подавляющего большинства пользователей совсем немного подписчиков. Медианное число подписчиков составляет всего 150—200 человек — ничто ­по сравнению с армией Ким.

Все это применимо и к капиталу. Количество денег в мире в каждый момент времени конечно. Каждый ваш доллар недоступен кому-то другому, и если вы заработали доллар, его не заработал кто-то еще. Кроме того, чем больше у вас средств, тем проще заработать: деньги тянутся к деньгам. Мы часто слышим, что 1% богатейших американцев владеет почти 40% ресурсов страны, в то время как 90% беднейших — лишь 23%. Самый богатый американец богаче самого бедного в 100 млрд раз, в то время как самый высокий взрослый человек выше самого низкорослого менее чем втрое. Это показывает, насколько шире разброс результатов в распределении Парето.

Схожая поляризация наблюдается и в географическом распределении капитала. Богатые люди все больше концентрируются в нескольких точках земного шара. В 1975 году в 10 богатейших городах США проживал 21% от 5% самых зажиточных американцев. В 2012 году их доля выросла до 29%. То же самое относится к доходам. В 1966 году среднедушевой доход в Сидар-Рапидс (Айова) был равен нью-йоркскому — а сегодня он на 37% ниже. В 1978 году Детройт не уступал Нью-Йорку, но за 40 лет отстал на 38%. В 1980 году Сан-Франциско был богаче среднего города США на 50% — а сейчас уже на 88%. Для Нью-Йорка этот показатель вырос с 80 до 172%.

Бизнес-результаты тоже, судя по всему, подчиняются распределению Парето. В развитых странах происходит консолидация отраслей: во многих индустриях прибыль все чаще перетекает к небольшому числу компаний. За последние 20 лет концентрация повысилась в 75% отраслей в США. Если в 1978 году на долю 100 самых прибыльных фирм приходилось 48% всей прибыли публичных компаний, то к 2015 году этот показатель подскочил до ­невероятных 84% (см. врезку «Растущая власть немногих»). Это в какой-то мере результат успеха так называемой «новой экономики»: развитие платформенных компаний, получающих конкурентное преимущество за счет сетевых эффектов, быстро превращает колокол Гаусса в кривую Парето, как в примере с Instagram* и Ким Кардашьян.

РАСТУЩАЯ ВЛАСТЬ НЕМНОГИХ

C 1997 года подавляющее большинство отраслей в США стали более концентрированными; многие из них можно назвать высококонцентрированными. Этот процесс сопровождается снижением конкуренции, ростом потребительских цен и высокими нормами прибыли.

Как измерить концентрацию?

Степень концентрации в отрасли оценивается по общей доле в ней четырех крупнейших фирм. Этот показатель со временем меняется.

В целом концентрация повышается…

Сопоставив графики изменения концентрации в более чем 850 отраслях экономики США с 1997 по 2012 год, мы выяснили, что в двух третях случаев тренд восходящий и лишь в одной трети — нисходящий. Заметные пустоты в верхней части схемы, иллюстрирующей нисходящий тренд, говорят о том, что почти во всех отраслях, бывших высококонцентрированными в 1997 году, этот уровень сохранился или повысился и что во многих из них сегодня он крайне высок.

Источник: данные Бюро переписи населения США, аналитика журнала The Economist (который предоставил информацию HBR)

…Особенно на фоне крупных перемен во влиянии доминирующих фирм

За этот период серьезные сдвиги (изменение рыночной доли четырех гигантов на 10 и более процентных пунктов) произошли в 285 отраслях (около трети от изученных): в 216 концентрация повысилась, в 69 — понизилась.

В тех 92 отраслях, где эти сдвиги особенно велики (на 20 и более процентных пунктов), тренд еще очевиднее: лишь в 10 из 92 концентрация понизилась.

Примечание: там, где данные за 2012 год были недоступны, использовались данные за ближайший к нему год.

Тенденция сохраняется и на уровне секторов

Обобщив данные, мы выяснили, что концентрация растет в целых секторах экономики. На схемах представлены данные по четырем крупнейшим из них.

Давайте разберемся, как погоня за эффективностью вписывается в эту динамику, какова роль в этом так называемых монокультур и как сила и эгоизм побуждают игроков прогибать систему под себя, вызывая разрушительные последствия.

Вынужденная консолидация

Исследователи феномена сложности, в том числе Билл Маккелви из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, выявили ряд факторов, способствующих распределению результатов по Парето. Среди них — наличие давления на систему и простота взаимодействия между ее участниками. Представьте себе кучу песка (любимая метафора теоретиков сложности). К ней можно добавить тысячи отдельных песчинок, не вызвав обрушения: каждая крупица практически ничего не даст. Но в какой-то момент всего одна добавленная песчинка даст огромный эффект: она запустит цепную реакцию и вызовет обрушение всей кучи. В невесомости эта куча не рухнула бы — она развалится только под действием гравитации: песчинка устремится вниз, смещая все прочие.

* деятельность на территории РФ запрещена

Полная версия статьи доступна подписчикам на сайте