Константин Фурсов: «Зачем мы изобретаем» | Большие Идеи

・ Тренды

Константин Фурсов: «Зачем
мы изобретаем»

Кто и почему занимается инновациями в России и в мире

Автор: Анна Натитник

Константин Фурсов: «Зачем мы изобретаем»

читайте также

Притча об осле, мальчике и его отце

Борис Щербаков

Письма в постель: как достучаться до поколения Y

Кристин Нарагон

Давид и Голиаф в голубом и алом океане

Елена Евграфова

Что не так с лояльностью ваших сотрудников

Алексей Клочков

«Инновации» — одно из модных слов последнего времени. Об инновациях говорят все — от школьников до чиновников, используя этот термин по своему усмотрению. Что он на самом деле означает, кто может стать инноватором и где найти источник новых идей, рассказывает кандидат социологических наук, заведующий отделом исследований результативности научно-технической деятельности Института статистических исследований и экономики знаний НИУ ВШЭ Константин Фурсов.

Термин «инновации» сегодня понимается очень широко. Какое определение дают ему ученые?

Этот термин действительно сильно «замусорен» и политизирован. Его часто и по-разному используют в официальных документах, так что он оставляет большое пространство для интерпретации. Естественно, каждый хочет подвести под него то, что ему удобно, выгодно или понятно.

Когда научное сообщество говорит об инновациях, речь идет прежде всего о новых продуктах или услугах. Новизна понимается по-разному. Это может быть нечто новое для компании, отрасли или рынка. Нововведения могут встречаться в разных сферах: социальной, коммерческой, государственной (например, на сайте Госуслуг стали принимать электронные платежи) и т. д. Важно понимать, что речь идет не о гениальной идее, а о ее воплощении в продукте, выходящем на рынок.

Когда за инновацией закрепилось такое значение?

У этого термина латинские корни: «innovatio» — обновление, изменение. До начала XX века инновациями считали любые изменения: в контракте, законодательстве, повседневной практике. Исторические исследования демонстрируют, что в разные периоды инновации могли приводить к разным последствиям. Показательна история времен реформации англиканской церкви, которую описывает канадский исследователь Бенуа Годэн. Он утверждает, что новая интерпретация священных текстов, то есть в понимании того времени инновация, могла быть приравнена к ереси. Термин начинают активно использовать в конце XIX века после Второй промышленной революции в связи с появлением новых способов производства и развитием предпринимательской деятельности.

Классиком инновационной теории считается Йозеф Шумпетер — экономист австрийского происхождения, который первым попытался концептуализировать это понятие. В 30-х годах ХХ века он выделил пять типов инноваций: новый продукт, новая технология производства, новый организационный метод, новая рыночная ниша, новый источник ресурсов. Это задает современные рамки понимания инноваций, связанные с деятельностью предпринимателей и развитием рынков.

Сегодня под инновациями пони­ма­ют, как и прежде, новые или значительно усовершенствованные продукты, технологические и организационные процессы. К этим элементам добавились два новых: маркетинговые инновации (например, новый дизайн продукции или введение программы лояльности клиентов) и экологические — связанные с производственными процессами, позволяющими сократить вредные выбросы или сэкономить природные ресурсы.

Как и по каким критериям ведется статистический учет инновационной деятельности?

Прежде всего, необходимо понять, чем поддерживаются инновации, то есть сколько ресурсов — финансовых, материальных, человеческих — тратится на инновационную деятельность по одному из направлений, которые я перечислил. Например, сколько компания инвестирует в развитие новых технологий и организационных методов, сколько людей занято в этой деятельности и в какой мере она обеспечена материально-технической базой. Далее важно оценить результаты. Они выражаются в ключевом показателе — выпуске инновационной продукции и ее доле в общем объеме производимой продукции.

А как измеряется эффект инновационной деятельности?

Сейчас идут дискуссии о том, как оценивать воздействие инноваций на экономику. Очевидно, что, изменяя рынок, они вносят дисбаланс в экономику — этот феномен Шумпетер назвал «creative destruction». Теоретики инноваций видят в нем бесконечный источник роста: когда в систему вносят дополнительный элемент, она полностью не разрушается, а лишь немного дестабилизируется, что ведет к новому витку развития и в итоге к установлению нового равновесия.

Зачастую понять, произвела инновация эффект или нет, можно только через какое-то время. Кроме того, некоторые инновации, в том числе суперзатратные и не дающие прибыли, могут иметь серьезные социально-экономические последствия. Например, введение цифровых услуг в госсекторе меняет структуру рынка: появляются новые специальности и рабочие места, развивается ИТ-индустрия и т. д. Эта же инновация производит и социальный эффект: люди начинают экономить время при решении бюрократических вопросов. Как измерить это влияние — сложный вопрос.

Что может служить источником новых идей и развития новых технологий?

Раньше считалось, что научные исследования. Такое представление укладывалось в следующую схему: наука дает новое знание, оно воплощается в новой технологии, которая в свою очередь дает новый способ производства или новый продукт. Это называют линейной моделью инноваций.

Как показывают многочисленные исследования и сама жизнь, фирма может черпать идеи не только из науки, но и у других компаний, в том числе из иных отраслей, скажем, копируя что-то, адаптируя лучшие образцы или покупая готовые технологии. Новые решения можно найти и при взаимодействии с конечными пользователями продукции. Понимание роли пользователей в инновационном процессе послужило основой для пользовательской модели инноваций.

Разница между этими моделями исключительно в источнике идей?

Разница в логике процесса и в цели. В линейной модели в центре стоит компания, предприниматель, организатор производства — они, как правило, не генерируют идеи, а подхватывают их, превращая в продукт. Основной мотив инновационной деятельности для них — получение прибыли.

В центре второй модели — пользователь. Его задача — найти решение своей проблемы. Чаще всего он делает это самостоятельно или используя часть существующих на рынке продуктов — либо адаптируя их под свои цели, либо создавая что-то новое. Пользователь, в отличие от компании, выигрывает не от продажи инновации, а от применения. Поэтому он готов делиться с другими своими идеями, а компания — нет: она действует в конкурентной среде и раскрытие информации может нанести ей ущерб.

Под «пользователями» мы понимаем только людей?

Всех, кто выигрывает от решения проблемы. В первую очередь это, конечно, человек или сообщество. Так, родоначальник концепции пользовательских инноваций Эрик фон Хиппель в 1970-е годы подсчитал, что до 80% научного оборудования — разработки самих ученых: они лучше других знают, что им нужно для проведения экспериментов.

Пользователем может быть и компания, если цель ее инновации — не получение прибыли, а решение проблемы — например, сокращение издержек. Такие инновации, как правило, не отражаются в цифрах или попадают в общую категорию затрат на инновационную деятельность.

То есть пользователи никогда не ориентируются на создание рыночного продукта?

Необязательно. Некоторые пытаются коммерциализировать свое изобретение. Современная экономика устроена таким образом, что многие продукты требуют адаптации под нужды пользователей. Если крупный производитель в этом не заинтересован, ниши занимают небольшие фирмы, зачастую создаваемые самими пользователями.

Взгляните на историю некоторых узкоспециализированных компаний — например, в сфере спорта. Классический пример — горный велосипед. Это изначально пользовательская разработка: сообщество велосипедистов, которые решили, что хотят ездить по пересеченной местности, начало конструировать, а потом и продавать свои модели велосипедов. Вскоре выяснилось, что желающих кататься вне трасс не так уж мало, и более крупные производители «подхватили волну».

Другой пример — родео-каяк. Любительское сообщество каякеров сконструировало новую модель, чтобы выигрывать в гонках. Они обратились к производителю, но тот не взялся за проект: надо было перенастраивать оборудование, закупать новые материалы, да и спрос был невелик. Пришлось пользователям освоить технологию и запустить собственное производство.

Вы сказали, что пользователи делятся своими идеями с другими. Каким образом и зачем?

Во-первых, чтобы люди, столкнувшиеся с той же проблемой, могли ее решить. Во-вторых, ради обмена идеями — это важный элемент концепции пользова­тельских инноваций, ее ­отличительная особенность. Если вы зайдете на портал «Хабрахабр», то увидите, что люди представляют там свои проекты. Они рассказывают о деталях своей разработки — от микросхем до дизайна, и ее начинают обсуждать, критиковать, что-то предлагать. Так идет оптимизация.

Какой процент пользователей в принципе можно считать инноваторами?

Если речь о населении, то опросы показали: в России этот процент выше, чем в других странах. К пользователям-инноваторам обычно относят тех, кто утвердительно отвечает на вопрос: «Приходилось ли вам в течение последних трех лет создавать или значительно усовершенствовать какое-либо изделие, которое вы или ваша семья используете в повседневной жизни?». Речь идет, например, об инструментах, игрушках, спортивном снаряжении, программном обеспечении. Как выявило наше исследование 2014 года, в России таких 9,6%. Для сравнения: в Швеции — 7,3%, в Голландии — 6,2%, в Великобритании — 6,1%, в США — 5,2%, в Японии — 3,7%, в Корее — 1,5%.

При этом у нас, в отличие от западных стран, ничтожно мало людей (около 0,5%), которые пытались коммерциализировать свою разработку: получить на нее патент, предложить ее производителю или начать собственный бизнес. В других странах этот показатель доходит до трети от численности выявленных инноваторов.

Почему в России много пользователей-изобретателей?

Нужно понять, почему люди у нас включаются в генерацию инноваций. Причины можно условно разделить на две группы. В первую входят низкая покупательная способность населения и отсутствие на рынке необходимых товаров нужного качества. Во вторую — желание попробовать себя в чем-то новом, развить какие-то навыки. Исследования и раньше показывали, что мы генерируем идеи из необходимости: дефицит, сложившийся в СССР, и влияние последующих кризисов люди компенсировали сноровкой и изобретательностью. А вот появление второй группы — пользователей, создающих что-то из интереса, — явление относительно новое.

Еще один фактор — доступ к инфраструктуре. Например, каркасно-надув­ную байдарку в 1970-е сделала группа спортсменов, выступавших от одного из НИИ. Они могли пользоваться производственной инфраструктурой этого учреждения, доставать нужные материалы и т. д. Это даже поощрялось, потому что на соревнованиях они отстаивали честь института. В 1990-е годы, когда развалился Союз, это превратилось в бизнес. Доступ к инфраструктуре в конце концов был утрачен, но сейчас он компенсируется, например, дешевым Китаем, где можно заказать нужные материалы и комплектующие.

Можете ли вы нарисовать портрет типичного инноватора?

В Европе и в США, как показали исследования, это, как правило, довольно молодые (до 35—45 лет) и обеспеченные (средний класс и выше) люди с высшим (обычно техническим) образованием и опытом практической деятельности — например, инженеры или техники. Их основный мотив — интерес, стремление реализовать творческий потенциал, направив его на решение какой-либо бытовой задачи.

В России ситуация немного другая: примерно половина «домашних инноваторов» — люди с высшим образованием, чаще мужчины, финансово обеспеченные, живущие в больших городах и занимающиеся инновациями из интереса. Все как в Европе и Америке. Вторая половина — жители малых городов и сел максимум со средним специальным образованием, небольшим доходом, рабочие, фермеры или безработные. Они занимаются инновационной деятельностью в основном из необходимости.

А с психологической точки зрения что это за люди?

Они разделяют ценности свободы и даже оппортунистического поведения: могут пойти наперекор всем, чтобы извлечь выгоду. Они готовы к риску. В каком-то смысле это гедонис­ты: они хотят получать от жизни максимум. Эти три фактора выявляют практически все мировые исследования инновационной деятельности.

Помимо психологического портрета, об этих людях многое может сказать стиль их жизни. Сравнив «домашних инноваторов» с «неинноваторами», мы выяснили, что склонность к изобретательству, скорее, проявляют те, кто вовлечен в глобальные информационные потоки, то есть выходит за пределы своего локального сообщества — пользуется, скажем, международными, а не российскими социальными сетями. Это передовые люди. Они активные потребители, внимательно следят за информацией и критически к ней относятся (как минимум, проверяют ее, используя разные источники). Они с большей вероятностью вовлечены в любительские сообщества — например, робототехники, парапланеризма. Их поведение в чем-то нетипично: они довольно автономны, готовы к экспериментам и выбирают специфический набор услуг — скажем, дистанционно общаются с врачом.

В каких областях чаще всего создаются пользовательские инновации?

По данным различных исследований, при участии пользователей создано до 80% научного оборудования, порядка 40% спортивного снаряжения, около четверти информационных систем библиотек и ПО для печатного оборудования, примерно 20% хирургического оборудования, почти столько же оснастки горных велосипедов и до 10% потребительских товаров (игрушки, кормушки для домашних животных, приспособления для ухода за садом и т. д). Очень много примеров из области программного обеспечения.

Мы понимаем, что пользователи могут обращаться к бизнесу, чтобы произвести разработанный ими продукт. А нужны ли бизнесу пользователи?

Потребители, активные и критически относящиеся к продукту, бизнесу гораздо нужнее, чем он им. Несмотря на большие ресурсные возможности, компании не всегда понимают, что производить. Бытует мнение, что пользователь не знает, чего хочет. На мой взгляд, это не так. Знает — но порой не может найти нужную форму или сформулировать свой запрос. Маркетинговые исследования, к которым привыкли компании, дают гораздо меньше для генерации инноваций, чем устойчивое взаимодействие с пользователями.

Как компании могут наладить постоянную связь с пользователями?

Моделей вовлечения пользователей в генерацию инноваций не так много. Это либо краудсорсинг (сбор идей), либо кастомизация (адаптация продукта под нужды пользователя по его запросу), либо совместные изобретения и развитие идей.

Идея кастомизации отвечает изменившейся структуре спроса и шире — изменившемуся стилю жизни. Люди, уставшие от массового однотипного производства, пытаются найти отдушину в чем-то уникальном. Передовые компании принимают этот вызов. Nike, например, запустила интернет-платформу, на которой пользователи могут предложить свой дизайн кроссовок. Dell предлагает собрать свой компьютер. У LEGO есть огромное пользовательское сообщество, где фанаты конструктора обмениваются идеями, тренируют навыки и могут даже предложить свою модель для продажи.

Совместные изобретения, развитие идей и создание новых продуктов — самая редкая и сложно организуемая форма взаимодействия с инноваторами. Чаще всего она реализуется в бета-тестировании, к которому прибегают некоторые производители ПО. Человек первым пробует продукт и дает отзыв — он ценен для производителя, а производитель ценен для него. Взаимовыгодный обмен, когда каждая сторона что-то получает, — необходимый элемент таких программ.

Если государство делает ставку на инновационное развитие, в его интересах стимулировать и поддерживать инновации, в том числе пользовательские. Что, на ваш взгляд, для этого необходимо сделать?

Если говорить о бизнесе, то ему нужна конкурентная среда: когда за все платит государство, об инновациях не может быть и речи. Государ­ственные субсидии оправданы только в долгосрочных и высокорискованных программах. В иных случаях в игру должны вступать частные компании.

Что касается пользователей, то зачастую им важно просто не мешать. В интересах государства также поддерживать низовые инновации. Для этого в первую очередь нужно создать инфраструктуру — как минимум пространства общего пользования оборудованием, коворкинги, центры прототипирования, где будут аккумулироваться идеи, развиваться навыки.

Питательную среду формирует не только инфраструктура, но и культура, образование, уровень доверия в обществе (доверяют люди друг другу, готовы они взаимодействовать, приходить и делиться идеями или нет).

Каким странам удается стимулировать пользовательские инновации?

Лучший пример — Индия. Там процветает система микрокредитования и государственной поддержки низовых инноваций. Это бедная страна: население зачастую не может позволить себе покупать самые простые вещи и начинает изобретать. Люди создают, например, сельскохозяйственное оборудование, а государство дает субсидию на выпуск малой серии и распространяет ее. Чаще всего это что-то простое и эстетически непривлекательное. Но для Индии это не важно, ведь проблема решена.