читайте также
Тема трансгендерности на Западе давно стала обыденной. В России она всплывает, как правило, лишь в связи с очередными запретительными законопроектами. Между тем, в нашей стране немало людей, изменивших или планирующих изменить свой биологический пол. На этот шаг они решаются в сознательном возрасте, так что последствия операции сказываются и на их карьере. При том что закон гарантирует каждому равные возможности для реализации трудовых прав, транссексуалы зачастую оказываются жертвами дискриминации на работе. Об этом и о том, как коллеги, руководитель и потенциальные работодатели реагировали на известие о «переходе» из женского тела в мужское, рассказывает менеджер крупной российской компании, совершивший «переход» шесть лет назад.
HBR Россия: Легко ли вам было решиться на смену пола?
Термина «смена пола» не существует — есть термин «коррекция пола». Транссексуализм — а именно так называется это явление — имеет биологическую основу. Рассматривать его нужно не с социальной точки зрения, а с медицинской, потому что в первую очередь это патологическое состояние. Поэтому на операцию я решился так же, как человек, у которого есть проблемы со здоровьем, решился бы на лечение.
Влияет ли гендерная идентичность на удовлетворенность работой, мотивацию, вовлеченность?
Если человек понимает, что у него не такое тело, что он не может одеваться, как хочет, это угнетает и влияет на то, как он чувствует себя в социуме, как общается, как его воспринимают окружающие. Если у него постоянно плохое настроение, депрессия, конечно, это сказывается и на работе.
С другой стороны, транссексуалы какое-то время могут находится в состоянии отрицания — утверждать, что с ними все в порядке. На этом фоне может уйти депрессия, человек может испытывать удовлетворенность жизнью, погрузиться в работу и достигать успехов. Я долгое время был в таком состоянии, и, возможно, это позволило мне построить карьеру.
Когда вы запланировали коррекцию пола, предупредили ли вы коллег о грядущих переменах?
Пол — это и внешний вид, и та роль, которую человек играет в обществе. Будучи женщиной, я брал на себя социальную роль мужчины: вел себя как мужчина, старался одеваться в мужскую одежду. Так что, хотя я никому ничего не объяснял, мой переход не стал новостью для коллег: они и так привыкли воспринимать меня в некотором смысле как мужчину. Коррекция пола лишь убедила их в том, что они все правильно понимали. И все же, признаюсь, я думал о том, что у меня могут возникнуть проблемы.
Сделав операцию, вы остались на прежней работе?
Да, я заранее договорился об этом с руководителем. За некоторое время до операции он узнал о моих планах, хотя я ему ничего не говорил. Он вызвал меня к себе и заявил, что оставит меня в компании и будет поддерживать, если я соглашусь пойти на понижение — откажусь от своей должности. «Такой человек, как вы, — сказал он, — не может занимать эту должность, поскольку вы — лицо компании»: я действительно представлял компанию в сторонних организациях и на мероприятиях. Он обещал оставить мне прежний функционал и по возможности все преференции. У нас и до этого были непростые отношения, и я считаю, что он фактически воспользовался ситуацией.
Как вы восприняли его ультиматум?
Очень болезненно. Можно было пойти другим путем — в переходный период, когда меняются внешность, голос, я мог не принимать активного участия в мероприятиях, не давать интервью. Я сам понимал, что не стоит смущать людей, появляясь на публике в несформировавшемся состоянии. Такой вариант руководитель отверг. Зато он сказал, что сам расскажет сотрудникам о происходящих со мной переменах. Этот аргумент меня убедил. Для меня важна была компания, и я считал, что ее имидж не должен страдать из-за меня.
Каким образом руководитель проинформировал сотрудников о происходящих с вами переменах?
Когда я прошел первый этап операции, стал принимать гормоны и у меня начались изменения внешности и голоса, я напомнил руководителю о его обещании. Он попросил меня написать письмо сотрудникам, чтобы информация была подана так, как я считаю нужным. Он немного подкорректировал это письмо и разослал его подчиненным.
Как отреагировали люди?
Примечательно, что никто из коллег не задал мне ни одного вопроса. Некоторые мужчины поздравляли, говорили: «Нашего полку прибыло». Думаю, свою роль сыграл мой личный бренд: в компании я работал уже несколько лет и у меня был авторитет железного лидера. Все знали, что со мной нельзя вести себя некорректно и непрофессионально.
Значит ли это, что вы не ощущали себя на этой работе жертвой стигматизации и дискриминации?
Все верно. Стандарты в нашей организации были очень высокими, и отношение к коллегам определялось тем, как они работают. Однако в обществе дискриминация, конечно, присутствует. Любое явление, о котором люди плохо информированы, воспринимается настороженно — это естественно для человеческой психики. За всю жизнь, а мне уже 40 лет, я лишь пару раз столкнулся с дискриминацией на почве транссексуальности. Можно сказать, что мне повезло: женщины, которые корректируют пол на мужской, оказываются жертвами стигматизации гораздо реже, чем мужчины, которые становятся женщинами. Здесь работает стереотип: мужчина, кем бы он себя ни ощущал, должен носить мужскую одежду, а если женщина носит мужскую одежду, это никого не удивляет. Кроме того, многое зависит от окружения, от интеллектуального уровня людей, с которыми ты общаешься. В этом смысле мне опять же повезло.
Через несколько месяцев после коррекции пола вы ушли из компании. Из-за чего это произошло и не испытывали ли вы проблем при дальнейшем трудоустройстве?
Мне пришлось покинуть компанию из-за напряженных отношений с руководителем. Это не связано с коррекцией пола — у нас просто разошлись представления о политике фирмы. Меня попросили уйти по собственному желанию, я отказался — в итоге меня уволили по сокращению.
Когда я стал искать работу, я все же столкнулся с дискриминацией: как минимум в двух компаниях (одна из них была крупной западной) мне отказали из-за того, что я транссексуал. Это не было сказано прямо — в противном случае это стало бы нарушением Трудового кодекса и подсудным делом — но было очевидно. Первый случай я помню особенно ярко: я прошел все этапы собеседования и ждал обещанного оффера, когда получил отказ. При этом руководитель, которому я дозвонился, сказала, что все договоренности в силе. Я знал, что у нее много знакомых в компании, где я работал до этого, и она навела обо мне справки. Поняв, кто я и кем был раньше, работодатель просто исчез с моего горизонта.
При устройстве на работу ставили ли вы потенциальных работодателей в известность о коррекции пола?
Я ставил их в известность, когда у меня не было документов. В России коррекция пола связана с непростой юридической процедурой. Последовательность этапов коррекции такова: сначала человек проходит психиатрическую экспертизу и получает разрешение на операцию, затем проходит саму коррекцию (хирургические операции и гормонотерапию) и только после этого претендует на новые документы. До недавнего времени документы меняли по суду (сейчас это можно сделать в загсе), и это занимало много времени. У меня на это ушло примерно два года. В тот период после прохождения всех собеседований я сообщал работодателю о своей ситуации. Это было важно для отдела кадров. В итоге на первую работу меня официально так не оформили. Когда я получил документы, то уже никому ни о чем не говорил. Я не считаю, что это важно и может повлиять на мою работу.
Изменилась ли ваша профессиональная жизнь после коррекции пола?
Конечно. Я стал чувствовать себя более уверенно, перестал бояться на что-то претендовать, стал гораздо более общительным, и это, безусловно, сказалось на моих успехах в работе. Взаимоотношения с коллегами, клиентами, партнерами существенно улучшились. Я сменил профессию, построил карьеру в новой сфере.
Считаете ли вы, что компаниям необходимо выстраивать специальную политику в отношении транссексуалов?
Не думаю, что в этом есть необходимость. Случаи транссексуальности очень редки. По статистике, это один случай на 100 тыс. для женщин, ощущающих себя мужчинами, и один на 30 тыс. для мужчин, ощущающих себя женщинами.
Как вы относитесь к законопроекту, запрещающему людям, сменившим пол, вступать в брак и усыновлять детей?
Это полная ерунда. Во-первых, я уверен, что у депутатов есть более важные дела, чем контроль личной жизни граждан. А во-вторых, это и есть настоящая дискриминация.
Беседовала Анна Натитник, старший редактор журнала «Harvard Business Review Россия».