Чьи мы?

Мы понимаем, кем являемся, только после того, как нам становится известно, кем мы не являемся, и только затем осознаем, против кого мы», — сказал Самюэль Хантингтон, автор знаменитого тезиса о том, что «культура имеет значение». Cтраны, а также этнические и социальные группы внутри них воспринимают свою культурную идентичность по принципу «от противного». «Кто вы?» — «Прежде всего, мы не они». Вокруг этого строится противостояние: между своими и чужими, между местными и «понаехавшими» и все чаще — между коренными обитателями европейских стран и мусульманами. Умберто Эко в эссе «Полный назад: горячие войны и популизм в СМИ» не исключал, что на этой почве может созреть полноценный вооруженный конфликт: «Это будет первая война против неприятеля, не только проживающего в нашем с вами доме, но и получающего по больничному в нашей с вами страховой кассе».

Но все может сложиться иначе. Во всяком случае, иным видит развитие своей страны Мишель Уэльбек в новом романе «Покорность». Действие перенесено в недалекое будущее — 2022 год. На выборах побеждает мусульманская партия, и буквально через месяц в стране стихают насилие и национальная вражда, падает уровень безработицы, поскольку женщины освобождают рабочие места. Бизнес расцветает, ведь в его распоряжении теперь — ­неограниченные кредиты Саудовской Аравии.

Главный герой романа, стареющий холостяк Франсуа, вполне средний преподаватель филфака Сорбонны, оказывается перед выбором: либо он остается никем и уходит на пенсию, либо принимает ислам, берет пару юных жен, слегка изменяет свой лекционный курс — и становится представителем университетского истеблишмента. И тогда у него будет зарплата, о которой раньше он и не мечтал, и полная уверенность в завтрашнем дне. Выбор очевиден, и Франсуа покоряется — вместе с коллегами по университету и всей страной. В этой покорности нет ни отчаяния, ни унижения. Наоборот, она позволяет решить множество проблем — личных, профессиональных и политических. Отказываться от своей культуры, как выясняется, совсем не больно. Всего-то и нужно выучить три фразы по-арабски, совершить короткий намаз, а дальше — полная свобода, райский сад ничем не омраченных плотских и интеллектуальных наслаждений. Тем более что в мусульманстве с его утонченным вкусом к жизни, многоженством, изысканной кухней и уважением к учености (долой обывательское представление о «темноте» последователей ислама) — гораздо меньше ограничений, чем в христианстве. К тому же респектабельный Мохаммед бен Аббас, глава победившей партии, не только не грозит христианам гонениями, а наоборот, обещает им всяческую поддержку. Словом, нечего бояться.

«Покорность» вызвала в Европе самый настоящий раскол — одни хвалили роман за «беспощадно точный анализ эпохи», другие называли наглой провокацией. Дело, конечно же, не в исламской теме как таковой. От «Ярости и гордости» Орианы Фаллачи, которая клеймила безвольных, трусливых политиков, сдавших Европу дикарям, до недавнего эссе «Французское самоубийство» Эрика Земмура, где описывается мусульманская колонизация Франции, пролегает долгая традиция бескомпромиссной, неполиткорректной европейской публицистики. Россия тоже не осталась в стороне от тренда. Елена Чудинова написала откровенно слабую, но по-своему показательную антиутопию «Мечеть Парижской Богоматери» про Францию под властью исламистов, с которыми борется подпольное Сопротивление. Несмотря на избитую тему, «Покорность» разошлась за первую же неделю в количестве 155 776 экземпляров. Сыграли свою роль и трагические ­обстоятельства (в день выхода книги расстреляли редакцию «Шарли Эбдо», в числе жертв был и друг Уэльбека, экономист Бернар Мари), и скандальная репутация автора, и резкое заявление премьер-министра Мануэля Вальса о том, что «Франция — это не Мишель Уэльбек с его нетерпимостью и страхом». И конечно, всем было памятно недавнее предложение Далиля Бубакера, главы Исламского совета Франции, о том, что недействующие церкви хорошо бы отдать мусульманам, поскольку мечетей в стране не хватает. «Люди могут не быть христианами и даже не представлять себе, как ими можно стать, но такое заявление они все равно воспримут как плевок в лицо», — сказал по этому поводу Уэльбек.

На самом деле его слова во многом объясняют острую общественную реакцию на книгу. Ведь герой романа томится душевной пустотой. Чтобы заполнить ее, он мечется в поисках утраченных культурных корней. Сначала бросается в монастырь, но сходу стать христианином не получается (к тому же в келье нельзя курить, что совсем невыносимо); затем слоняется по средневековым городкам в поисках «гения места»; наконец предается гурманству и эротическим излишествам, ведь вкусная еда и вольный секс — это, вроде бы, альфа и омега французской идентичности. Все без толку. Остается уйти с головой в филологию — вот уж где подлинная культура, и Франсуа готовит к печати академическое издание Гюисманса, полузабытого французского автора XIX века, воспевавшего, как положено декаденту, разложение и упадок. На каждом шаге герой проваливается в пустоту. Уэльбек словно говорит читателям: «А почему вы так боитесь чужого? Ведь у вас давно нет ничего своего».

И это, конечно, самое неприятное в его антиутопии. «Возрастающие контакты между мусульманами и людьми Запада усиливают у тех и других ощущение своей идентичности и понимание того, как она отличает их друг от друга. Пока ислам остается исламом (каковым он будет всегда) и Запад остается Западом (что более сомнительно), этот фундаментальный конфликт между двумя великими цивилизациями будет продолжаться», — писал Хантингтон в книге «Столкновение цивилизаций». Заглядывая меньше чем на десять лет вперед, Уэльбек предсказывает конец этого конфликта. Он видит Запад, который, повинуясь своим демократическим законам, перестает быть Западом; видит, что нам абсолютно нечего противопоставить сплоченным, социально мобилизованным и многочисленным «им».

Мишеля Уэльбека, который теперь ходит по Парижу с охраной, обвиняют в исламофобии и разжигании вражды. Однако его роман в большей степени антифранцузский, чем антиисламский. «Зачем воевать против чужого, когда вам ничего не стоит сделать его своим?». Этот вопрос постоянно подразумевается автором, и публике, конечно, очень неприятно на него отвечать. Гораздо проще объявить его провокацией. Сам же Мишель Уэльбек в одном из своих радиоинтервью говорит прямо: «Да, я подливаю масла в огонь и имею на это право. Вы считаете, что я написал исламофобский роман? Но у нас это пока не запрещено. Потому что есть вещи, которым лично я никогда не покорюсь».