читайте также
Время от времени мыслители призывают к возрождению той или иной сферы человеческого труда — вернуться к корням, от которых мы давно ушли. Не настала ли пора ренессанса и для менеджмента, хотя это не слишком старая дисциплина? Недавно Ричард Штрауб, президент Европейского общества им. Питера Друкера, провозгласил ренессанс менеджмента, и я задумался над тем, как могла бы воплощаться в жизнь эта историческая аналогия.
Собственно Ренессанс был потрясающим культурным событием, зародившимся во Флоренции в XIV веке: с помощью изобретенного веком позже печатного станка Возрождение охватило всю Европу. Эта эпоха продлилась до XVII века, а за ней последовало европейское Просвещение. О факторах, породивших это замечательное явление, тоже давно и много спорят. Византия угасала на протяжении нескольких столетий, и в это время в Италии искали убежища греческие ученые, которые привозили с собой книги. Благодаря этим беженцам пробудился интерес к классической литературе. В то же время росла критика выхолощенной схоластики средневековых университетов, направленной на защиту догмы методами жесткого анализа концепций и логического спора. Теперь же интерес сместился на природу, на эксперимент и на постижение человеческого призвания. Некоторые считают, что чума, или Черная смерть, поразившая Италию в середине XIV века, послужила катализатором для укрепления идеалов гуманизма. Люди перестали, как прежде, интересоваться своей загробной участью и сосредоточились на земной жизни. Так с возрождением древней мудрости появились и новые перспективы (в том числе и буквально — в живописи) и сложилось более реалистичное представление о смысле человеческого существования.
Можно даже сказать, что первый и настоящий Ренессанс затронул также и тему менеджмента. Никколо Макиавелли (1469—1527) оказался первым автором, кто решился представить нам мощные организации и структуры как они есть, а не в отлакированном виде.
Какие формы мог бы принять в наши дни второй ренессанс в сфере менеджмента? Менеджмент, как мы его знаем, начался с ряда принципов и практик организованной работы, сложившихся на рубеже XIX и XX века. В 1950 году в этой сфере прошла радикальная реформа — строго по науке, как это тогда понималось. Хотя изначально реформа принесла существенные плоды, призывы к повторному ренессансу могут быть вполне оправданы тем, что с тех пор наука менеджмента выродилась в схоластику, в ней господствуют бесплодные догмы неоклассической экономики. В особенности экономика сосредотачивается на индивидуальной и инструментальной рациональности, то есть на средствах и методах, а не на цели и смысле. Вкупе с механистическими моделями этот перекос привел к тому, что в менеджменте господствует «инженерный подход», люди рассматриваются как орудия чужой цели, а не самоцель. В результате человек отчуждается от работы, и крупные успешные компании оказываются неспособны к реновации.
Второй ренессанс мог бы предложить новый подход к обучению, новый гуманистический метод: вернуться к опыту, практике, культу здравого смысла и практической мудрости. Как и в первый раз, ренессанс станет сочетанием древней мудрости и новых перспектив.
«Научная модель» менеджмента, по определению Уоррена Бенниса и Джима О’Тула (см. статью «Школы бизнеса сбились с курса»), ставит на первое место концептуальное знание, инструментарий и технологии, episteme и techne, говоря языком древних греков. Предполагалось, что организации подлежат «объективному» анализу со стороны, что наука о менеджменте может оставаться «свободной от ценностей», как естественные науки. Такая научная модель породила мизантропический взгляд на капитализм без цели и смысла.
Второй ренессанс призвал бы к возрождению практической мудрости, phronesis, как именовал ее Аристотель. Это благоразумие, здравый смысл, привязанный к контексту: мы нуждаемся в нем при выборе между правильным и неправильным, когда определяем, «что хорошо и что плохо для человека», опять-таки говоря словами Аристотеля. Дисциплины вроде менеджмента никогда не будут «свободны от ценностей» с точки зрения фронезиса (действия, которые ведут к улучшению общественной жизни): любое менеджерское решение имеет этическую составляющую, поскольку оно затрагивает людей. А люди могут активно участвовать или отстраненно наблюдать — обе позиции совместимы и не исключают друг друга.
С 1950-х мы многое узнали о человеческой природе. В своем бестселлере «The Righteous Mind» социальный психолог Джонатан Хайдт сравнил человеческий ум с наездником (рациональная часть ума), который пытается управлять слоном (интуицией). Тогда, в 1950-х, мы верили, что наездник в самом деле управляет или по крайней мере обязан это делать. Но в различных сферах деятельности накопились факты, опровергающие это мнение: главенствует слон, а всадник логически объясняет свои действия задним числом, а не просчитывает все наперед. Человеческий мозг ограничен, и разум развил в себе способность принимать в ситуации неопределенности и недостатка времени «достаточно хорошие» решения. Иногда, особенно в непривычных с точки зрения эволюции ситуациях, интуиция нас подводит, но чаще всего она отлично работает и без нее никак не обойтись.
Задача не в том, чтобы заменить в менеджменте интуицию разумом, как пытались это сделать реформаторы 1950-х годов, но в том, чтобы иначе осмыслить взаимодействие разума и интуиции, особенно на службе творчества и инноваций. И снова — «и то, и другое», а не «одно из двух».
Те, кто упорно цепляется за научную модель развития менеджмента, противятся такому подходу и рассматривают наши когнитивные способности пессимистически: «стакан наполовину пуст». Чаще всего особенности нашего мышления попадают в рубрику «эвристика и предрассудки». В результате открытия когнитивных наук не меняют представление о человеческой природе, а используются как трамплин для дальнейших манипуляций. Второй ренессанс, гуманистическое возрождение, ниспровергнет инструментальный подход и провозгласит по отношению к нашим умственным способностям принцип «стакан наполовину полон». Наука обопрется на свободные искусства и займется изучением новых данных для постижения творческой природы человека, постарается понять, как люди растут и постигают мир. В нас признают «общественное животное», и вместе с тем станет ясно, что наш разум привязан к телу, а не только к мозгу. Нам откроется возможность думать о мире самыми разными способами, ведь и воспринимаем мы его неодинаково. Наша способность к аналогическому мышлению — вот ключ к креативности.
Как и первый Ренессанс, это новое великое преображение, которого с нетерпением ждут от менеджмента, будет в основе своей философским. Оно родится не из новых принципов и правил, методов и инструментов, хотя их, конечно, изобретут немало. Но это будет новый синтез, интеграция уже существующего, но пока фрагментированного и непоследовательного знания — и в первую очередь знания.
Читайте по теме: