читайте также
Когда мы делали этот номер, двое редакторов подошли ко мне и сказали, что название темы номера не соответствует содержанию — статьи не про счастье, а про довольство жизнью. В русской литературе и философии так много копий было сломано вокруг этого самого счастья и так часто оно противопоставлялось благополучию, что мы уже рефлекторно сопротивляемся попыткам выдать одно за другое.
Википедия дает такое определение счастья: психологическое состояние человека, при котором он испытывает внутреннюю удовлетворенность условиями своего бытия, полноту и осмысленность жизни, а также осуществление своего назначения.
Мы привыкли опасаться стрессов, беречь себя от ненужных напряжений и волнений, однако отсутствие стрессов, как теперь констатируют ученые, так же пагубно для душевного здоровья, как и их избыток. Чем ярче человек, тем более сильные эмоции ему нужны для счастья. Хорошо бы, конечно, прожить без печали, боли и потерь, но так не бывает. Любая система стремится к равновесию — и жизнь без поражений оборачивается жизнью без взлетов и достижений. Мне не понятны люди, которые боятся принимать рискованные решения, выходить за пределы привычного, вообще боятся жить на полную катушку: стремление сохранить благополучие оборачивается серой блеклой жизнью.
Для меня, например, одно из самых любимых ощущений — когда после дикого напряжения можно наконец выдохнуть и сказать: «Да! Получилось! И получилось хорошо!» Правда, длится восторг пару часов или, скажем, дней. А чтобы снова поймать это ощущение, нужно опять пройти через напряжение всех сил. Людям, нацеленным на достижения, хорошо знакомо чувство легкого разочарования, когда они достигают желаемого. Приятно, но не так, как грезилось, и новое состояние быстро становится обыденным. Оказывается, ощущение полноты жизни дает сама дорога к цели. Так что ничего не остается, как после достижения одной — ставить новую. И это — первая предпосылка к счастью.
Вторая — ощущение, что ты равен самому себе, занимаешься делом, которое стоит тебя, ведешь себя соответствующе. Никто не совершенен, но есть главное и второстепенное, и, если справляешься хотя бы с главным, жизнь постепенно налаживается. Ничто так не отравляет существования, как стыд за себя и свои поступки, за то, что дал слабину, растрачиваешь себя по мелочам. Князь Андрей в романе «Война и мир» говорит Пьеру: «Я знаю только два действительные несчастья: угрызение совести и болезнь». А совесть ведь мучает не только, когда мы плохо поступаем по отношению к другим, но и когда — по отношению к самим себе.
Третья предпосылка счастья — это отношения с людьми, вернее, со значимыми для нас людьми. Симпатия, даже любовь глупого или вульгарного человека скорее унизит, нежели польстит — нам нужно уважение, восхищение и любовь равных, тех, кто восхищает нас, рядом с которыми мы растем, становимся лучше и умнее.
Николай Бердяев в статье «Великий инквизитор» поставил вопрос о необходимости выбора между свободой и счастьем. В «Войне и мире» князь Андрей упрекает Пьера за желание вывести простого мужика «из животного состояния и дать ему нравственные потребности». И добавляет: «А мне кажется, что единственное возможное счастье — это счастье животное, а ты его-то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему ни моего ума, ни моих чувств, ни моих средств». По моему мнению, оба лукавят. Не могут ни Бердяев, ни князь Андрей завидовать животному счастью или выбирать между счастьем и свободой. Для людей с их умом и чувствами благополучие — это необходимое, но недостаточное условие для счастья. Они обречены на поиски другого.