«Годам к тридцати меня вдруг осенило: писательство для меня не хобби — и я не пожалею сил, чтобы
овладеть мастерством»

Родившаяся в семье библиотекаря девочка с детства любила читать и сочинять. Но только окончив колледж и поучившись в четырех магистратурах, Джумпа Лахири решилась написать сборник рассказов. Он стал ее первой публикацией и, к изумлению автора, был удостоен Пулитцеровской премии. Последовали новые рассказы,а также романы — в основном основанные на ее личном опыте как американки индийского происхождения. Позже Лахири переехала в Рим и начала писать и публиковаться на итальянском языке и заниматься переводами. Она преподает в Принстонском университете и недавно выпустила новую книгу — «Translating Myself and Others».

HBR: Когда сборник «Толкователь болезней» получил Пулитцеровскую премию, что вы почувствовали?  

ЛАХИРИ: Растерянность и замешательство. Явно премию дали не тому писателю, ведь я вряд ли ее достойна. Я переживала, что выбор пал не на ту книгу. Сборник вышел в мягкой обложке, меня никто не знал, практически никто не продвигал, не было никакого турне в поддержку книги... Потом, конечно, обо мне стали писать, меня стали приглашать, самолет и поезд стали для меня вторым домом. Но, повторюсь, изначально никто не думал, что мои рассказы привлекут столько внимания.

Вы почувствовали, что обязаны держать планку первого успеха?

Я решила, что в жюри просто было трое очень добрых судей — и их вера в мою книжку подарила мне признание. Я смотрела на случившееся именно так, ведь полученный приз никак не соотносился с моей самооценкой и заслугами на тот момент.

Вы сменили жанр на романный, потом вернулись к рассказам, а теперь вообще пишете на итальянском. Почему вы не продолжили идти проверенным путем?

Просто делала как чувствовала. Писательство — это вдохновение. Я никогда не думаю: а будет ли книга успешна? найдет ли она отклик? понравится ли текст людям? удастся ли привлечь большую аудиторию? сколько экземпляров продастся? Об этом заботятся издатели и мой литературный агент — это их работа. У меня другая задача. Итальянский язык в какой-то момент словно позвал меня, а потом стал — неожиданно, но теперь вполне определенно — основным языком моего творческого самовыражения.

В очередной книге вы говорите, что новый язык позволяет вам «экспериментировать со слабостью».

Важно не держать все под контролем — быть в контакте с той частью себя, которая ничего не знает и только пытается нащупать мир и собственную самость. Писатели в чем-то вечные дети. Вокруг них течет жизнь, а они наблюдают, реагируют — и не ощущают себя защищенными. Другой язык позволяет почувствовать, что не все можно понимать, «как обычно», и что привычные навыки не работают, потому что система языка другая. Начинаешь сомневаться в каждом слове — и это вовсе не так плохо. Видишь все в новом контексте, с новым настроением, в ином ракурсе. Когда я пишу по-итальянски, то совершенно иначе ощущаю реальность. Где бы я ни была, я навсегда останусь чужой — и мне все еще интересно исследовать эту особенность моей личности и на письме, и в жизни. Занятие переводами лишний раз подчеркивает мою позицию, ведь переводчик всегда находится как бы вне текста.

Какие профессиональные связи оказались для вас полезнее всего?

Полагаю, глубже всего на меня повлияли писатели, которых я знаю только по их работам. Вот я сижу в кабинете, смотрю на книжный шкаф и вижу Чехова, Вирджинию Вульф, Данте, Горация, Джойса... Связь с ними сделала из меня писателя и преподавателя. Без них не было бы в моей жизни ни редакторов, ни издателей, ни литературных агентов.