Суворовское училище. Беседа с военным историком
Алексеем Шишовым

Современники любили посплетничать о том, как генералиссимус Суворов управляется с подчиненными. Ходил, к примеру, такой анекдот. Полководец поручил своим офицерам построить укрепления, но все никак не мог найти время произвести осмотр. Выбравшись наконец, остался очень недоволен одним из них и стал отчитывать ответственного. Провинившийся тут же свалил вину на помощников. Суворов, понятно, рассердился. Схватив прут, он стал хлестать… себя по сапогам. «Не ленитесь, не ленитесь; если бы вы сами ходили по работам, все было бы хорошо и исправно», — приговаривал военачальник.

Ведущий научный сотрудник Института военной истории, член правления Русского исторического общества Алексей Шишов написал больше полусотни книг, а за биографию Суворова он получил всероссийскую литературную премию «Александр Невский». Изучая документы, собственноручно написанные или продиктованные генералиссимусом, а также воспоминания его соратников, Шишов увидел не только гениального полководца, но и незаурядного управленца. Об этой не слишком известной грани таланта Александра Суворова историк рассказал старшему редактору «HBR — Россия» Дмитрию Фалалееву.

— Вы называете Александра Суворова единственным русским военным гением. А как же Кутузов? Нахимов? Ушаков?

— Все-таки это другой уровень. Возьмем победы Ушакова. Русские корабли подходили вплотную к вражескому флоту, бросали якорь, и после этого противники начинали палить друг в друга. Порох тогда был дымный, и все искусство состояло в том, чтобы поразить неприятеля, пока в дыму еще что-то видно. Тут нужен был не столько лидер и флотоводец, сколько опытный канонир, который мог бы быстро рассчитать, куда попадет ядро — в корпус или в воду. То есть битва была соревнованием на скорострельность. Ушаковцы в этом умении превосходили своих злейших противников турок. Турецкие корабли не выдерживали шквального огня и спасались бегством. Кто-то тонул по дороге, кого-то догоняли и брали в плен. Вот так заканчивалось большинство сражений Ушакова. А такого, чтобы на месте потопить десятки судов, как, например, при Трафальгаре, наверное, ни разу и не было.

— Вернемся к Суворову. Как он воспитал в себе лидера?

— Развивал себя с самых ранних лет. В детстве Александр был очень болезненным. Это его тяготило, и он стал воспитывать себя по-спартански: обливаться холодной водой, рано вставать, поздно ложиться, делать физические упражнения. Очень скоро он перегнал своих сверстников в развитии. А едва повзрослев, ушел в солдаты.

— Подождите, но ведь он же был аристократом.

— У нас неверное представление о дворянах екатерининских времен: якобы они вели праздную и разгульную жизнь. Все было не так: дворянские дети в 12—14 лет уже служили. Они были освобождены от черновых работ, но строевую службу несли в полной мере. Так что молодой Суворов знал все армейские премудрости «от и до» и мог показать любому, как чистить ружье, как обращаться со шпагой, как маршировать. Во многом именно это качество — стремление знать все лучше других — и сделало его лидером. А еще он любил общаться с людьми — от своих собеседников он получал знания, которых ему не хватало.

— В чем, по-вашему, главный секрет лидерства Суворова?

— Он понял душу русского солдата. Именно русского, это очень важно. Армия тогда была практически на сто процентов русской: национальные окраины, как правило, обладали привилегиями.

К примеру, Финляндия рекрутов в армию не поставляла — за это она платила специальный налог. Когда в русскую деревню приходила «разнарядка», деревенский сход отправлял в солдаты людей двух типов: либо буйных, драчливых парней, с которыми было много мороки, либо, наоборот, лентяев. Армия для них была чем-то вроде тюрьмы, наказанием уж точно. Отдавали тех, кто был не нужен «на земле».

— И самых трудных в управлении…

— Ну да. Но у Суворова буйные солдаты становились героями, а ленивые — добросовестными.

С одной стороны, управлять такими парнями было трудно, с другой — легко. Психология крестьян была общинной — люди всегда жили коллективами и почти все делали сообща: расчищали лес, рубили дрова, обрабатывали землю. Эта общинность сохранялась и в армии. Полки ведь формировали по географическому принципу: рекрутов отправляли в ближайшую воинскую часть, так что все там были либо односельчанами, либо из одной волости или уезда. Солдаты даже кормились артелями. Так что в каком-то плане воспитывать их было просто — сложившийся коллектив был с самого начала.

— Вы сказали, что Суворов понял душу русского солдата. В чем это проявлялось?

— Простой пример. Над Суворовым частенько подшучивали: утром он поднимался чуть свет и кукарекал на весь лагерь. Но объяснялось это очень просто. В походе солдат за сутки проходил 20, а то и все 40 километров, причем в амуниции весом под 20 килограммов. Естественно, уставал он смертельно. Вечером ему была положена чарка «белого вина» — попросту водки. После этого он засыпал как убитый, и утром командиры не могли поднять его даже палками и зуботычинами. Большинство же солдат были родом из деревни и привыкли вставать с первыми петухами. Услышав кукарекание Суворова, они вставали без всяких палок. Это не байка, а исторический факт. Суворовские солдаты вообще души не чаяли в своем отце-командире.

— За что же они его так любили?

— Главным образом потому, что и он их любил и заботился о них. У Суворова были свои причуды, которые очень нравились простым солдатам. Он мог запросто сесть с ними за котелок, попробовать каши, пошутить.

— Он это специально делал?

— Да нет, просто он по-своему складу был очень простым человеком. Справедливым, хотя и суровым. Как лидер Суворов ярко предстает в своей книге «Наука побеждать», где он рассказывает о смысле войны, о том, как должна сражаться русская армия, как нужно воспитывать русского солдата. В книге он наставлял подчиненных: солдат дорог, береги его здоровье. Он всегда заботился о здоровье людей: в его армии больные никогда не спали со здоровыми. Здоровье надо было беречь, и наказание за неисполнение этого правила было довольно жестким: провинившимся полагались «палочки» — наказание палками. Впрочем, мало кто роптал на это.

— Простота в общении была типична для армии того времени?

— Естественно, офицеры, дворянство всегда ставили себя выше мужика, поэтому вряд ли можно говорить о духовном единстве в армии. Офицеры иначе питались, спали в другом месте, у них были денщики. Суворов эту грань переступил, поэтому солдаты понимали его, а он их. Он разговаривал с ними на одном языке, мог пошутить с ними, по-отечески пожурить. Не стоит этого недооценивать — солдаты ведь жили замкнутой и тяжелой жизнью — все время работа и учения. Проявления доброжелательности они очень ценили.

— Как же Суворов вел себя перед сражением? Настраивал ли подчиненных?

— У него была традиция объезжать полки вечером перед битвой. Ехал он без конвоя, запросто, останавливался поговорить с солдатами, садился за костер, беседовал, спрашивал о настроении, шутил. Кому-то давал серебряный рубль, кого-то ободрял. Кроме того, у Суворова была феноменальная память на лица, он многих своих солдат помнил и никогда не считал зазорным похвалить за былые заслуги: не забыл, как ты отличился под Рымником, братец! Солдаты знали об этой особенности отца-командира, такая похвала из его уст была важна для каждого.

— В исторических картинах всегда есть такая сцена: главнокомандующий выступает перед полками, дает им напутствие. Александр Суворов так делал?

— Это было в принципе нереально, громкоговорителей ведь тогда не существовало. Услышать командующего могли лишь ближние ряды. Свое напутствие он давал вечером перед битвой, у костра. Очень быстро эти слова главнокомандующего по «солдатскому телеграфу» облетали полки. Так что, сидя в кругу солдат, Суворов говорил, по сути, со всей армией.

— Как думаете, он это понимал?

— Я думаю, Суворов прекрасно отдавал себе в этом отчет.

— Как великий полководец Суворов обращался с офицерами?

— Как с равными, как с товарищами по оружию. Он знал, что офицер русской армии живет небогато, что шансов уцелеть в бою у него гораздо меньше, чем у солдата, командир шел в атаку первым, первым и погибал. Кстати, уже став генералом, Суворов не гнушался в самых критических ситуациях лично вести за собой полки, не раз ходил в рукопашную и даже бывал в ней ранен.

— Любовь и уважение к подчиненным важны. Но, наверное, управленческий талант Суворова проявлялся не только в этом?

— Нет, конечно. Суворов уделял очень большое внимание подготовке солдата. У полководца была даже фраза: «Всякий воин должен знать свой маневр». Проще говоря, он учил своих офицеров всегда объяснять солдатам, что будет происходить на поле боя. Требовал, чтобы каждый знал, зачем затеяли перестроение, почему пошли в атаку именно сейчас и почему отступают. Суворов считал: если человек представляет себе конечную цель, то делает все разумно. Потому действия суворовских частей и были всегда спокойными, уверенными и продуманными. Никакой паники в рядах: все понимали, что если приказали отступать, это не бегство, а маневр, военная хитрость. Такой подход очень нетипичен для того времени. В большинстве армий учили не рассуждать, а слепо исполнять. Великий прусский полководец король Фридрих Великий — он кстати, проиграл Суворову в Семилетней войне — так и говорил: палки фельдфебеля солдат должен бояться больше, чем врага. Считалось, что солдату думать вредно, а Суворов был уверен, что воевать он должен сознательно.

— А как же он добивался этой сознательности?

— Перед сражением он составлял диспозицию для своих командиров. После ее делали для каждого из них, и они уже доводили ее до сведения младших офицеров, а те собирали солдат и объясняли, что будет происходить завтра, как и зачем нужно будет действовать.

— Это и есть знаменитая суворовская наука управления?

— Да что вы, тогда и науки такой не было. Надо было просто знать человеческий материал, в том числе и противника.

— Как же он узнавал этот материал?

— Много общался, читал, старался как можно лучше понять своего противника, узнать о нем все, что можно — от вероисповедания до национальных традиций.

— Зачем? — Ну скажем, многолетние боевые противники русских турки были религиозными фанатами. При этом фанатизм их был «недолгого действия». Турецких солдат накачивали: искусственно возбуждали, перед ними ходили дервиши, султан грозил страшными карами. И янычары атаковали невероятно яростно: с криком «Аллах акбар!» они сметали противника. Но если первый натиск завершался неудачей, второго, как правило, не следовало. А уж если турок заставляли идти в рукопашную в третий раз, они устраивали «янычарский бунт»: опрокидывался казан с кашей, что служило знаком для «акции неповиновения». Суворов психологию турок знал и настраивал русских солдат на то, что обязательно нужно выдержать первый напор.

— То, что Суворов был мудрым военачальником, наверное, только прибавляло ему баллов в глазах подчиненных.

— Конечно. Сказанное Суворовым часто растаскивалось по цитатам, на которых и учили солдат. Была, скажем, крылатая фраза, которую сейчас иногда неверно трактуют: «пуля дура, штык молодец». Якобы полководец уповал на русского солдата как на рукопашного бойца и не слишком-то ценил его жизнь. Все не так. Просто, чтобы перезарядить ружье, в те времена требовалось три-четыре минуты. За это время противник мог пробежать сотню шагов, так что второй раз иногда и не получалось выстрелить. Вот в этом и есть мудрость Суворова. Обо всем этом он писал в своей «Науке побеждать».

— Для кого, кстати, он написал свое руководство? Солдаты ведь по большей части были неграмотными и прочесть его не могли.

— Офицеры в обязательном порядке читали его в своих частях, когда у солдат были свободные от работы и учений часы.

— Известно, что большинство гениев авторитарны. Александр Суворов тоже грешил этим? — Да, пожалуй, он был человеком жестким, подчас даже жестоким, но при этом никогда не требовал, чтобы его приказы исполнялись от первого до последнего слова. Он всегда оставлял людям право на инициативу. Доверять он им мог — ведь он понимал, что каждый солдат «знает маневр».

— А как принимались серьезные решения в армии того времени?

— В русской армии традиционно действовал коллегиальный орган принятия решений — консилиум. На нем обсуждались и решались все важные вопросы: идти в бой или нет, какова будет стратегия, а какова тактика. Часто консилиум был на руку опасливому командующему — не нужно было принимать решения единолично, поэтому личной ответственности он практически не нес.

— Но Суворов-то наверняка был не таким человеком…

— Конечно. Суворову консилиум нужен был, чтобы выслушать все точки зрения, что-то уточнить. Первым на суворовских военных советах давали слово самому младшему офицеру — чтобы на его позицию не повлияло мнение старших. Ну а дальше — по восходящей, пока черед не доходил до Суворова. Когда решался вопрос о штурме Измаила, ситуация была непростая — совет уже решил отступить, а тут назначили Суворова и нужно было еще раз принять решение. Первым получил слово молодой казачий атаман Матвей Платов, а Суворов даже вышел из шатра — чтобы не давить на него. Но главнокомандующий все слышал. Платов сказал: только штурм. Суворов зашел, обнял его и расцеловал. Все закричали: штурм! штурм!

— Суворов принимал решения единолично или он советовался со своими командирами?

— Хотя на консилиумах Суворов вел себя демократично, решение у него уже было. Но он всегда требовал, чтобы каждый сказал свое слово. Ему это нужно было, чтобы уточнить какие-то детали, увидеть ситуацию с иной стороны. Суворов молча выслушивал всех офицеров и генералов, а сам всегда говорил последним — чтобы никто не подстраивался под него. Доходило до того, что собравшиеся до последнего мгновения не знали, что он думает и какое решение примет.

— Консилиум действовал и во время сражения?

— Нет, на поле боя Суворов уже ни с кем не советовался, решения принимал быстро и единолично.

— А как, кстати, Суворов отдавал приказы? У него была какая-то особенная манера?

— Приказы он отдавал всегда лично непосредственному исполнителю. Сказанное тут же протоколировал писарь.

— Зачем?

— Такой в то время был стиль работы. Объяснить эту особенность несложно: приказы надо было зачитать в полку, в батальонах. К тому же тогда вообще считалось, что война — дело подотчетное. Если армия терпела поражение, то полководец должен был как-то оправдаться, объяснить причины провала.

А тут протокол: со всеми приказами, комментариями, ремарками. По этому официальному документу можно было с легкостью проследить, что делалось верно, а что нет и кто же в результате виноват. То же самое, если дело заканчивалось победой — под протоколом писали победное донесение: так-то и так-то, выиграли, отличились такие-то, нижайше просим наградить.

— Расскажите, как Суворов вел себя непосредственно в бою?

— Обычно он занимал какую-нибудь возвышенность и наблюдал оттуда за ходом сражения — полководец должен был видеть всю картину. По передовой, конечно, не перемещался — как стратег в этой ситуации он был гораздо нужнее.

— Какие выводы великий полководец извлекал из неудач?

— А неудач просто не было — ни одной. Более того, Суворов выиграл, пожалуй, самую кровопролитную битву в истории человечества. Я имею в виду взятие крепости Измаил. Война заканчивалась, турецкая армия была разбита и по большей части рассеяна. Самые непримиримые и воинственные турки бежали под Измаил — эта крепость считалась неприступной, и там могла разместиться целая армия. Под стенами стояла турецкая флотилия. В таких условиях на роль лидера годился только один человек — Суворов. Когда он прибыл в войска, то сразу же отправился на рекогносцировку без конвоя, с одним казачком, объехал крепость. По всем канонам осадного искусства перед штурмом надо было провести длительную массированную артиллерийскую подготовку. Но Суворов решил действовать иначе: долго стоять было нельзя, начались бы эпидемии. Далеко в степи построили вал и стали учить солдат брать его. Натренировав, их тут же бросили на штурм.

— Мотивация в армии наверняка была не очень высокой: конец войны, а тут штурмовать неприступный Измаил…

— Суворов приехал в армию, которая его прекрасно знала. Героев всегда любят — имя его было овеяно легендами, солдаты любили его и готовы были за него умереть. И после кровопролитной битвы Суворов взял самую неприступную на свете крепость, закончив тем самым тяжелую войну.