Берегите серые клеточки | Большие Идеи

・ Психология
Статья, опубликованная в журнале «Гарвард Бизнес Ревью Россия»

Берегите
серые клеточки

Беседа с нейробиологом Джоном Мединой

Автор: Дайан Кутю

Берегите серые клеточки

читайте также

Школа для ума

Гусинская Ирина

Встреча интеллектуального клуба «Harvard Business Review — Россия» 01.03.2011

Умная платформа

Андрей Скобеев,  Антон Аристов,  Владимир Рогов,  Данис Маганов,  Леонид Жуков

«Осторожно, газлайтинг!»: что делать, если менеджер манипулирует сотрудниками

Мита Маллик

Сейчас об открытиях нейробиологии пишут в газетах, популярных журналах, и понятно, почему эта тема интересует руководителей предприятий. С точки зрения экономики знаний бизнес стоит прежде всего на интеллектуальном капитале. Как часто бывает, о достижениях молодой науки о мозге, о том, что она может дать менеджерам, говорится очень много — но часто совсем не по делу. Многие и вправду поверили, что стоит овладеть секретами человеческого мозга — и сразу станешь настоящим руководителем. Это далеко от истины: если управление организацией построить по прин­ципу работы нашего мозга, то ее деятельность больше всего будет напоминать биржу в день краха фондового рынка. Джон Медина, специалист в области эволюционной молекулярной биологии, может отделить истину от вымысла. Он располагает самой достоверной информацией, поскольку занимается выделением и описанием генов, участвующих в развитии человеческого мозга, и генетикой психиатрических заболеваний. Медина — частный научный консультант; по вопросам, связанным с умственным здоровьем, к нему обращаются биотехнологические и фармацевтические компании. Он также преподает в Вашингтонском университете на кафедре биотехнологий, и в Тихоокеанском университете (Сиэтл), где возглавляет Центр прикладных исследований познавательных способностей. Медина — автор многих книг, в том числе «Brain Rules: 12 Principles for Surviving and Thriving at Work, Home, and School».

Старший редактор HBR Дайан Кутю встретилась с Мединой, чтобы спросить: что может быть общего у нейробиологии и практики управления. В числе прочего они говорили о нейробиологии стресса и о том, как связаны физические упражнения и острота ума. Ознакомившись с полученными нейробиологами данными по устойчивости к стрессу, компании смогут найти новые способы повысить работо­способность людей, занятых ум­ственным трудом, а значит, добиться прочного конкурентного преимущества.

— О нейробиологии сейчас кто только не пишет. Почему именно в наши дни все так ею заинтересовались?

— Думаю, потому, что мозг — интереснейший и сложнейший инструмент, с помощью которого мы перерабатываем информацию, и благодаря достижениям нейробиологии мы лучше понимаем, как он работает. А разобраться в этом, прямо скажем, не просто. В здоровом мозге нейронов столько же, сколько звезд в галактике. Это фантастика! Есть люди, у которых определенный участок мозга реагирует только на изображения Дженнифер Энистон или Холли Берри, а у других повышенную активность в какой-то зоне вызывает только образ Билла Клинтона. Подобные эксперименты действительно проводились! Мозг, оказывается, настолько восприимчив к внешним впечатлениям, что если вы открыты для культурных влияний, то можете его в буквальном смысле перенастроить, создав множество новых связей. Так подумайте: а что еще кроме Дженнифер Энистон может поспособствовать перенастройке вашего мозга? Существует ли мозг Boeing? Мозг Goldman Sachs?

Понять, как работает мозг, — задача страшно увлекательная. Но, несмотря на все достижения науки, не могу хотя бы отчасти не охладить всеобщего ликования. Ученые пока еще на удивление мало знают, как все то, что нам известно, применить к реальной жизни. Если бы мы поняли, каким образом мозг узнает, что надо взять стакан с водой и выпить воду, вот это было бы действительно великое достижение. Люди, которые не относятся к научному сообществу, знают, конечно же, еще меньше. Я бы посоветовал бизнесменам не принимать за чистую монету то, что они читают в популярной прессе. Если я натыкаюсь на статью, в которой утверждается, что новая наука о мозге поможет улучшить бизнес-методики, я говорю: «Да ну?!» Я свободно ориентируюсь в нескольких направлениях науки о мозге — в поведенческой, молекулярной биологии и в биологии клетки, но даже я не знаю, как науку о мозге можно «приспособить» к бизнесу. Понятно, что мозг есть у каждого, и, когда мы работаем, не важно в бизнесе или нет, он у нас включен на полную катушку. Но еще слишком рано говорить о том, каким образом революция в нейробиологии отразится на методах управления организациями.

— То есть открытия нейробиологии могут быть полезны предпринимателям и руководителям только для общего развития?

— Нет-нет, я бы так не сказал. Многое из того, что мы узнали, имеет — в потенциале — огромную практическую пользу. Взять хотя бы воздействие стресса на мозг. Стресс травмирует мозг, и это неизбежно сказывается на работе. Наш мозг был «рассчитан» на выживание в джунглях и саваннах — природой в нас была заложена способность справляться с внезапным и коротким стрессом. Вот вам пример из нашего весьма драматического эволюционного прошлого: перед вами саблезубый тигр — либо он вас сейчас съест, либо вы от него убежите. В любом случае стресс продлится меньше минуты. За день вы можете испытать несколько таких стрессов — и отлично их «переработаете». На самом деле, похоже, что стресс нам полезен: он приводит в движение мышцы. Но сотни тысяч лет эволюции приспосабливали нас к тому, чтобы выдерживать стресс, длящийся от 30 до 60 секунд. А нынешние наши стрессы измеряются не мгновениями встреч с хищниками, а часами, днями, иногда даже месяцами. Сумасшедшая гонка на работе, вопящие отпрыски, несчастливые браки, денежные проблемы — все это может длиться бесконечно. Наш организм к этому не приспособлен. Если саблезубый тигр годами подкарауливает вас за дверью, у вас выходят из строя все внутренние механизмы, от ритмов сна до иммунной системы. Жить в состоянии хронического стресса — это примерно то же самое, что взять гигантский самолет и столкнуть его в воду. Самолет не создан для пребывания в воде, а наш мозг не приспособлен к тому, чтобы выдерживать хронический стресс.

— Какой именно вред стресс причиняет мозгу?

— При стрессе вырабатываются гормоны с труднопроизносимым названием глюкокортикоиды. Они хороши, если речь идет о кратко­временных реакциях на травму и напряжение, но если они «болтаются» в нас подолгу, это плохо. При определенных видах стресса эти гормоны начинают злоупотреблять нашим гостеприимством, и тогда организм серьезно страдает, мозг в том числе. Может прерваться связь между его клетками, которые хранят самую ценную для вас информацию. И тогда мозг перестает вырабатывать новые нейроны.

По-видимому, гормоны стресса питают особое пристрастие к клеткам гиппокампа, и это неприятно, поскольку гиппокамп играет большую роль во многих видах обучения человека. И в результате что? У людей, пребывающих в состоянии стресса, начинаются проблемы со счетом. У них хуже работают речевые функ­ции, слабеет память. А без этого в бизнесе не преуспеть. Одно исследование показало даже, что взрослые люди с хронически высоким уровнем стресса на 50 процентов хуже справлялись с некоторыми тестами на познавательные способности, чем люди, не затронутые стрессом. В ходе других исследований оценивались финансовые издержки, связанные с подобным снижением работоспособности: более $200 млрд в год. И это по самым скромным подсчетам.

— А существует какая-нибудь генетическая защита от стресса?

— Похоже, что у некоторых людей мозг устроен так, что они выдерживают практически любой стресс. Один такой из ряда вон выходящий случай — про некую Джил — описан в литературе по психиатрии. Над девочкой жесточайшим образом надругался отец, после чего покончил с собой у нее на глазах. Тем не менее когда она выросла, то превратилась в очаровательную девушку и пользовалась громким успехом в школе. Она стала одной из лучших учениц, и у нее открылся певческий талант. Джил была общительна, эмоционально адаптирована, и на ней, похоже, никак не отразились ужасные обстоятельства ее детства.

Молекулярная генетика еще не может объяснить, почему некоторым­ людям удается быстро восстанавливаться, как Джил. Но наука о мозге начинает понемногу докапываться до физиологических причин неустойчивости большинст­ва людей к стрессу. Есть такой ген — 5-HTT, ответственный за транспортировку серотонина. Он помогает регулировать настроение. Если у вас мутация в этом гене, то больше вероятность, что при стрессе у вас разовьется клиническая депрессия. В будущем, надеюсь, мы сможем выяснять, кто устойчив к стрессу, а кто нет, — с помощью простого анализа крови определять наличие мутаций в генах вроде 5-HTT. Конечно, история Джил исключение. Такое почти никто не может пережить без последствий.

— Давайте поговорим о памяти. Насколько она надежна?

— На этот счет исследования мозга дают вполне однозначный ответ. Наша память не стенографирует происходящее — это если и случается, то исключительно редко. Дело в том, что мозг не интересует реальность, для него самое важное — выживание. И чтобы выжить, он исказит восприятие действительности. К сожалению, многие до сих пор полагают, что мозг — это что-то вроде записывающего устройства. Надо что-то выучить — нажимаешь кнопку «запись»; надо что-то вспомнить — «обратную перемотку». На самом деле эта метафора устарела. Реальность такова: текущий момент обучения, момент «стенографирования», чрезвычайно сложен, и мы плохо еще понимаем, что творится у нас в мозгу в эти быстротечные секунды. С долгосрочной памятью все обстоит еще хуже. Потому что памяти, как цементу, нужно время, чтобы принять некую фиксированную форму. В процессе «застывания» человеческая память легко может претерпеть изменения, поскольку в ней запечатлеваются более ранние воспоминания. Это я все к тому, что наши представления о действительности в лучшем случае весьма приблизительны.

— Но можно как-нибудь укрепить свою долгосрочную память? — Можно, но надо постоянно возвращаться к информации, перебирать одни и те же воспоминания, проигрывать одну и ту же пластинку. Такой целенаправленный повтор оказался самым эффективным с точки зрения надежности восстановления информации. Мы, например, точно знаем, что, если надо что-то вспомнить, можно облегчить себе задачу, воспроизведя ту обстановку (или то свое внутреннее состояние), в которой мозг впервые зафиксировал информацию. Скажем, вы узнали нечто, когда были чем-то расстроены, и вам проще будет это вспомнить, если в момент восстановления информации вас что-нибудь огорчит.

Я бы очень хотел вывести из всего этого рекомендации для бизнеса, например, для тех, кто работает в маркетинге. С какой частотой надо повторять рекламу, чтобы человек купил продукт? От чего зависит, будет ли он помнить название продукта и его характеристики через полгода или год? Но, увы, ученые до сих пор не знают ответов на эти вопросы. Могу только сказать, что в момент узнавания чего бы то ни было память не закрепляет узнанное раз и навсегда и что ошибки в воспроизведении информации исправляются только с помощью повторения.

— Психиатры и психологи говорят, что впечатления, полученные в младенчестве и раннем детстве, определяют нашу судьбу. Это так?

— Они важны, но мы каждый день узнаем новое о том, как существенно мозг растет и изменяется в течение жизни. Вот мы с вами сейчас разговариваем, а в это время и у вас, и у меня мозг изменяется. Мозг подобен мышце. Чем вы деятельнее, чем больше набираете впечатлений, тем больше и сложнее он становится. Нейробиолог Эрик Кэндел в 2000 году получил Нобелевскую премию за то, что сумел показать: когда люди что-то узнают, у них изменяются связи в мозге. Ставьте эксперимент хоть с голожаберными моллюсками, хоть с людьми, — результат будет тот же: любое существо, которое ­чему-либо­ научается, достигает этого по причине физических изменений в структуре мозга. Это поразительно. Мы привыкли думать, что количество нейронов, которое нам положено иметь, заложено в нас от рождения и что после определенного возраста оно почти не изменяется. Но сейчас уже совершенно очевидно, что те физические изменения, которым подвергаются нейроны, когда человек узнает что-либо новое, происходят в любом мозгу в любом возрасте. До самой смерти мозг остается пластичным. Мы можем учиться всю жизнь. Это, на самом деле, очень позитивный момент.

— Говорят, физические упражнения полезны для мозга. Это звучит здраво, но что по этому поводу думают нейробиологи?

— Исследованиям, которые ищут зависимость между физическими упражнениями и здоровьем мозга, нет конца и края. Эта зависимость проявляется по-разному. Начать с того, что занятия спортом, как известно, очень полезны для сердечно-сосудистой системы. Мозг тоже снабжается кровью, следовательно, физическая нагрузка поддерживает кровеносные сосуды мозга в здоровом состоянии. В итоге, в частности, получается, что люди, которые занимаются спортом, на пятьдесят процентов меньше подвержены болезни Альцгеймера. Почему? Вы, возможно, не знаете, но большин­ство случаев болезни Альцгеймера, похоже, не обусловлено генетически, и наука все больше склоняется к тому, что многие негенетические ее проявления имеют как раз сосудистое происхождение. По-видимому, происходит вот что: некоторые люди переносят множество микроинсультов, которые разрушают их мозг так же, как это происходит при генетической болезни Альцгеймера. Физкультура, улучшающая работу сердечно-сосудистой системы, снижает вероятность таких микроинсультов, а вместе с тем и вероятность того, что дело закончится Альцгеймером.

— А как вы считаете: без генетического тестирования есть ли какой-нибудь прок от психологических тестов, которыми пользуются некоторые компании, — вроде теста Майерс-Бриггс?

— Ну вот! Сейчас я буду ругаться. Мое мнение насчет этих тестов вполне определенное: из них раздувают невесть что. Говорят даже, что тесты вроде Майерс-Бриггс якобы основаны на «глубоких нейробиологических принципах», что наука о мозге подтверждает их целесообразность и что даже их создатели использовали достижения нейробиологии. Но дело в том, что тесты эти большей частью — в том числе и тесты на IQ — были разработаны задолго до того, как мы много всякого узнали о том, как мозг перерабатывает информацию. Это не значит, что нам никогда не создать тестов, основанных на глубоких нейробиологических принципах. Наука движется вперед семимильными шагами, так что можно ожидать всего на свете. Не надо только делать из нее сенсацию. То, что обнаруживают ученые, уже само по себе потрясающе.