Мороз как стимул
для инноваций

Траектория экономического развития государства, как утверждают ученые, зависит от его культурных особенностей. Но в такой большой стране, как Россия, культурные особенности не могут быть однородными. Это связано с историческими, географическими, религиозными и прочими характеристиками регионов. Выявив установки и нормы, которые могут послужить основой инновационного роста той или иной территории, можно определить, на какие отрасли там делать ставку и какие бизнесы развивать. На это направлено исследование Российской венчурной компании и Института национальных проектов. Один из его авторов, доктор экономических наук, профессор, декан экономического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова Александр Аузан, рассказывает об открытиях, сделанных в ходе исследования, о том, какую пользу экономике могут принести культурные факторы, которые считаются неблагоприятными для бизнеса, и о том, как их корректировать, если они не могут дать толчок экономическому росту.

К концу ХХ века правительства и экономисты убедили друг друга, что состояние экономики зависит от качества институтов. Тут же родилась идея: почему бы не заимствовать институты успешных стран и за счет этого существенно поднять показатели ВВП? Оказалось, не все так просто: институты — это растения, у которых есть видимая часть и невидимая — корни. Видимая часть — это система норм, законоприменения, суды, а огромная невидимая — неформальные институты, культура. Если пересадить растение на другую почву, многое может измениться: то, что было полезным, станет ядовитым.

Все, что находится «под землей», — массовые, поддерживаемые общественным сознанием ценности, поведенческие установки, представления о том, что хорошо, а что плохо, — зачастую идет вразрез с буквой закона. В латиноамериканских странах, например, действуют прекрасные конституции — не хуже североамериканской и французской. Но, накладываясь на культуру, порожденную рентным хозяйством, стремлением получать, не инвестируя, они работают не так, как должны. Мы наблюдали подобный парадокс в России. Закон о банкротстве, за введение которого так боролись, должен был привести к санации и улучшению экономической ситуации — но, попав на нашу почву, создал инструмент рейдерских захватов.

В мировой науке идея о взаимодействии экономики и культуры укоренилась во многом благодаря работе американских социологов Самюэля Хантингтона и Лоуренса Харрисона «Культура имеет значение», опубликованной в 2000 году. Исследования, выявляющие пути и последствия такого взаимодействия, проводятся по нескольким методикам, наиболее известные из которых принадлежат американцу Рональду Инглхарту и голландцу Герту Хофстеде. Методика Инглхарта, основанная на данных мирового исследования ценностей, демонстрирует жесткую корреляцию ценностей и экономической успешности стран. Опросы Хофстеде, позволившие ему создавать сравнительные портреты наций, показывают, что культурные особенности могут стать козырем в конкурентной борьбе.

В России о культурных факторах экономического роста стали говорить ученые Е. Г. Ясин и В. М. Полтерович в начале 2000-х, хотя вопрос о том, какие закономерности определяют развитие страны, мучил специалистов не одно десятилетие. Мы с коллегами 20 лет думали о том, почему государство, которое в ХХ веке создало атомную и водородную бомбы, гидротурбины, спутник, космический корабль, не может разработать конкурентоспособный автомобиль, телевизор, холодильник, персональный компьютер. Первое исследование, пролившее на это свет («Культурные факторы модернизации», А. А. Аузан, А. Н. Архангельский, П. С. Лунгин, В. А. Найшуль и др.), появилось лишь в 2011 году. В нем сопоставлялись наши соотечественники, работающие в инновационном секторе Германии, США и России. Результаты показали: мы способны хорошо производить нестандартные вещи и опытные партии, но не очень успешны в массовом производстве. Этот вывод ярко сформулировал опрошенный нами американский менеджер — он заявил: «Если вы хотите получить одну уникальную вещь, закажите русским. Если хотите десять одинаковых, заказывайте кому угодно, только не русским».

Это высказывание описывает русских в целом — Россия же страна пестрая. Мы с коллегами из Института национальных проектов и с экономического факультета МГУ долгое время вели переговоры с несколькими крупными промышленниками, которые хотели понять, почему на их предприятиях, расположенных в разных областях с преобладающим русским населением, по--разному относятся к системам стимулирования и управления. Мы предлагали бизнесменам тщательно изучить этот вопрос, но дальше разговоров дело не пошло — пока в игру не вступила Российская венчурная компания. Вместе с ней и Центром стратегических разработок в 2016 году мы изучили социальные и культурные характеристики 14 регионов и проанализировали социокультурные факторы инновационного развития и успешной имплементации реформ. Однако последовательно строить социокультурную карту страны мы начали в 2018 году, когда запустили многолетний проект с Российской венчурной компанией по изучению культурных особенностей регионов. Задача проекта — определить, как эти особенности можно использовать для развития инновационной экономики. В 2018—2019 годах мы исследовали 10 регионов и в дальнейшем планируем ежегодно наносить на карту еще по 5—7 (см. врезку «Об исследовании»).

Драйверы инновационного роста

В ходе исследования мы обращали внимание на факторы, которые существенно влияют на инновационные процессы и предпринимательскую деятельность. Основные из них — индивидуализм, избегание неопределенности, дистанция власти.

Чтобы пояснить, что стоит за понятием «индивидуализм», приведу слова советского и российского писателя Даниила Гранина. Он сказал: «В России можно сделать очень многое, если не спрашивать разрешения». С моей точки зрения, готовность действовать, не спрашивая разрешения, и есть индивидуализм.

Наше исследование выявило, что в России индивидуализм нарастает с запада на восток. За Уралом он становится значительно более выраженным и достигает максимума на Дальнем Востоке. Он зависит также от размера населенного пункта: в маленьких городах, поселках городского типа он низкий, в мегаполисах — высокий. Учитывая, что крупные города в стране расположены в основном на западе, индивидуализм распределен по карте сложным образом.

Индивидуализм способствовал радикальным инновациям в западных странах, в восточных же в основе так называемых инкрементных — постоянных и постепенных — инноваций лежал коллективизм. Россия, говоря биологическим языком, страна двоякодышащая: мы и индивидуалисты, и коллективисты. Нас хорошо описывают слова Редьярда Киплинга, который сказал: «Русские думают, что они самая восточная из западных наций, а между тем, они самая западная из восточных». Мы действительно немного смещены от мировой медианы в сторону коллективизма, присущего восточным культурам. Так что у нас есть, с одной стороны, запас индивидуализма и возможность двигаться западным путем, особенно в мегаполисах и за Уралом; а с другой — коллективизм и шанс пойти по стопам передовых стран Востока. Если мы придумаем, как использовать свойство двоякодышащих, то нащупаем особые пути инновационного и технологического развития.

Другая важная характеристика, которую мы исследовали, — избегание неопределенности. Представьте себе людей, которые говорят: «Не открывайте эту дверь — там страшно, не меняйте этого человека — следующий будет хуже, не трогайте эту систему — она посыплется». С таким настроением венчурных рынков не строят.

Удивительным образом самым низким этот показатель оказался в Якутии: там меньше всего боятся неизвестности. Трудно сказать, где искать объяснение этого феномена: в длинных исторических трендах, в том, как формировался якутский этнос, как он вел хозяйство. Возможно, дело в том, что якуты живут в зоне чрезвычайно рискованного земледелия и скотоводства и из-за климата все время должны быть готовы к кардинальным переменам.

Еще один важный для инновационного процесса показатель — дистанция власти: чем она ниже, тем бóльшую склонность к предпринимательству проявляют люди. Неожиданно низкие показатели продемонстрировали Дагестан, Якутия и Татарстан. Скорее всего, во многом это связано с наличием коллективистских структур и крепких родственных связей: если вы лично не знаете представителей власти, то ваши родственники или их знакомые знают. Это создает ощущение, что власть имущий — не бог, спустившийся с небес, а один из нас, и до него можно дотянуться рукой.

Низкая дистанция власти создает благоприятный климат для модернизации экономики. Это наводит на мысли о том, что в регионах, которым она свойственна, модернизация уже идет по той или иной модели. Например, Дагестан сегодня напоминает европейские страны XVII — XVIII веков: многочисленное сельское население теряет привычную занятость, стекается в города и при этом сохраняет высокую рождаемость. Со временем мы увидим, к чему это приведет.

Ставка на негативные факторы

Отсутствие благоприятных для инновационного развития факторов — не приговор для предпринимательства и экономики в целом. Если нам кажется, что культура не подходит для экономического роста, значит, мы не придумали, как ее использовать. Проанализируйте, например, успех восточноазиатских модернизаций. Южная Корея, вместо того чтобы следовать рекомендациям западных экспертов, пошла своим путем — сделала ставку на присущую ей клановую систему, то есть на коллективизм. Это дало в том числе низкие транзакционные издержки и дешевые иерархии. На культурных особенностях, а не на их отрицании, основано развитие многих компаний, возникших из так называемых чеболей, — например Samsung. Коллективизм стал драйвером роста и других стран, в том числе Японии.

В истории России также можно найти подобные «промежуточные институты» — например, институт земства, возникший в XIX веке. С точки зрения Англии, самой успешной экономической и политической империи того времени, этот институт — полное безумие: разве можно объединить гражданское общество, сословность и самодержавие? Оказалось, можно. Это дало сначала социальный результат — появление земских школ и больниц, потом экономический — рост экономики конца XIX — начала ХХ веков, а затем политический — развитие куриальной демократии, которая подготовила первую Государственную думу.

Наши исследования выявили современные примеры превращения культурных особенностей региона в ценный актив. Один из них показывает Якутия, которую мы уже упоминали: в том, как ее население ведет себя, как относится ко всему новому и неожиданному, мы усмотрели большой инновационный потенциал. И действительно, в республике, как выяснилось, растут «единороги», в частности производители компьютерных игр. Там работает второй по величине разработчик игр в России, компания MyTona, которая уже вышла на глобальный рынок и вызвала интерес у Google. Известная альтернатива Яндексу и Uber — платформа такси inDriver — также якутского происхождения. На примере этого региона мы увидели, что климат, даже самый суровый, не может стать препятствием для развития экономики: в отраслях, работа в которых требует низкой температуры, можно строить успешный бизнес. Скажем, на Севере, как выяснилось, удобно располагать центры обработки данных: там есть все условия для дешевого охлаждения.

Другой пример — Северная Осетия — Алания. С одной стороны, население республики демонстрирует очень низкий уровень доверия властям; с другой, в отличие от той же Якутии, — высокую степень коллективизма и консервативности. Как уже было сказано, эти показатели плохо коррелируют с инновационностью и деловой активностью. При этом предпринимательство в республике ценится значительно выше, чем в среднем по России. Этот фактор, как представляется, можно использовать в комбинации с коллективистскими структурами: предприниматели могут строить и развивать бизнес с помощью родственных связей, налаживать экспорт в другие регионы через представителей осетинской диаспоры.

Открытие неожиданных источников инновационного развития требует углубленного изучения регионов с большим потенциалом. Поэтому следующий этап наших исследований — анализ культурных особенностей этих территорий, поиск очагов инновационного роста и возможностей создавать и поддерживать креативные индустрии.

Первым регионом, который включился в этот проект, стала Якутия — самая большая республика на -территории России. Вместе с партнерами на местах, в том числе представителями власти, мы начали тщательно изучать социокультурный ландшафт региона и состояние его институтов. Задача оказалась не только интересной, но и сложной. Якутск — быстрорастущий город, его население превышает 300 тыс. человек и стремительно увеличивается. Возникает вопрос — чем заниматься людям, которые снялись с привычных мест и приехали в большой город? Там нет промышленности, которая может обеспечить необходимое количество рабочих мест, поэтому нужно выискивать другие возможности.

Наша цель — определить, в какой сфере люди могут трудоустроиться и производить продукты и услуги, которые были бы интересны и полезны не только региону, но и всей стране. А также найти новые отрасли, которые можно развивать, используя свойства местного населения и условия жизни в республике, в том числе климатические. Разработчик игр, упоминавшийся выше, — отличный пример того, как природные условия определяют развитие бизнеса. Суровый климат заставляет людей проводить много времени в помещении — и они находят себе занятия: много учатся, играют в шахматы и компьютерные игры. Отсюда интерес к геймингу и умение программировать, усидчивость и готовность искать новые пути приложения своих знаний и талантов.

Корректировка ценностей

Хотя многие культурные особенности, если найти к ним правильный подход, могут стать драйверами экономического роста, некоторые установки имеет смысл корректировать так, чтобы из неблагоприятных для предпринимательской активности они превратились в благоприятные. Для этого в первую очередь нужно отладить социальные институты, которые, как считается, производят ценности. Важнейшие из них — школа в широком смысле слова, то есть образовательная система, а также армия и тюрьма.

Институт, затрагивающий всех жителей страны без исключения, — образовательная система. В ходе мировой истории она неоднократно играла существенную роль в обновлении культуры и, как следствие, в модернизации общества и экономики. Школа с классно-урочной системой, созданная Яном Амосом Коменским в XVII веке, породила систему разделения труда, дала представление о тайминге и в итоге привела к промышленной революции.

Считается, что человек лучше всего усваивает ценности в период так называемой ранней взрослости, в 18—25 лет, однако формирование личности, безусловно, происходит и в школьные годы. В России, однако, согласно исследованиям, школа не только не способствует развитию креативности, необходимой для предпринимательской деятельности, но и гасит творческие порывы. Если в начальной школе дети демонстрируют высокую степень изобретательности (по этому показателю мы входим в первую пятерку стран), то в средней, по данным Boston Consulting Group, ситуация значительно ухудшается: мы «падаем» на места из третьего десятка.

В вузах, к сожалению, улучшения не происходит. Мы с коллегами из Института национальных проектов и с экономического факультета МГУ четыре года анализировали установки студентов 26 университетов России, чтобы понять, как меняются их ценности в процессе обучения. Для этого мы применили тест, который выявляет отношение к списыванию, то есть к присвоению чужого труда и авторского права. Результаты оказались неутешительными. Если на первом курсе студенты осуждали списывающего, то к четвертому курсу перестали. Кроме того, за это же время у них упали готовность вкладывать силы в общественные проекты, доверие к знакомым и к людям, которых они видят впервые, выросла лояльность к неуплате налогов и к проезду «зайцем» в общественном транспорте. Все это не сулит стране лучшего будущего. (Одно утешение — выросла готовность участвовать деньгами в -общественных проектах.)

В отдельных вузах, впрочем, ситуация оказалась иной. Студенты МГУ, например, и на четвертом курсе продолжают осуждать списавшего: для них репутация имеет большое значение. А в Санкт-Петербургском университете, согласно другим исследованиям, студенты больше, чем во многих вузах, верят, что успех зависит от их труда и усилий, а не от знакомств и везения. Это дает основание полагать, что, отладив работу образовательных учреждений и изменив действующие там правила и нормы, можно существенно повлиять на процесс становления молодежи.

Другой фактор, который может играть существенную роль в корректировке национальных культурных установок, — пространственное развитие, то есть изменение облика и переустройство городов, которое сейчас проходит в России.

В 2012 году Институт национальных проектов вместе с институтом «Стрелка» исследовал, как искусственные столицы воздействуют на формирование ценностей и поведенческих установок соответствующих народов. Помимо таких городов, как Вашингтон, Бразилиа, Астана, мы изучали Санкт-Петербург. Мы увидели, что этот город, открыв Летний сад, создал новый стиль общения представителей власти с населением: там могли встретиться правители и управляемые, которым не нужно было низкопоклонствовать. Оттуда пошли городские сады многих губернских и уездных городов России. Подобным образом нынешние преобразования Москвы несут в себе новые импульсы. Возникли широкие пешеходные зоны, которые подчеркивают значение пешехода, а не боярина, проезжающего на машине с мигалкой. Появилось множество маленьких театров, где люди совместно переживают происходящее. Вслед за парком Горького, в котором есть место разным поколениям горожан, где все много общаются, играют, стали появляться другие парки с подобной новой стилистикой, в том числе в других городах. Все это, несомненно, будет воздействовать на уровень взаимного доверия, сокращать дистанцию власти и создавать новые предпосылки для инновационного и социального развития.

Поняв, как с помощью перечисленных здесь, а также других факторов влиять на культурные установки, ценности и поведение людей, можно сделать существенный шаг к модернизации институтов — как формальных, так и неформальных, и за счет этого сбалансировать «вершки» и «корешки», о которых говорилось в начале статьи.

Утверждение Самюэля Хантингтона и Лоуренса Харрисона о том, что «культура имеет значение», нельзя понимать как «культура определяет». И все же, хотя речь не идет о детерминизме, культурный фактор игнорировать нельзя: за ним стоит 5—10% валового продукта. Для России это немало. Если при построении институтов учитывать исторический опыт страны, специфику поведения людей, их реакцию на разно-образные вызовы, а также научиться при необходимости корректировать национальные ценностные установки, можно найти неожиданные точки инновационного роста и добиться существенных экономических результатов.

Об авторе. Александр Аузан — доктор экономических наук, профессор, декан экономического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова.