Экологи
против нефтяников

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ РУВИНСКИМ ВЛАДИМИРОМ ВЛАДИМИРОВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА РУВИНСКОГО ВЛАДИМИРА ВЛАДИМИРОВИЧА.

Антон Пахомов, вице-президент негосударствкенной компании «Газойл», стряхнул усталость и вошел в московский пресс-центр ИА «Энергетические новости». Он окинул взглядом почти полный зал и с мрачным удовлетворением заметил своих давних оппонентов — экологов и журналистов иностранных изданий.

Выступать перед ними Пахомову было не впервой, но на этот раз тема пресс-конференции была приятной. «Газойл» договорился с администрацией Ненецкого автономного округа (НАО) о спутниковом мониторинге района нефтедобычи. Руководство «Газойла» надеялось, что эта технология позволит не только в любое время года выявлять вероятные утечки на скважинах и трубопроводах, но и избавиться от несправедливых упреков в адрес компании.

За столом, уставленным микрофонами, уже сидел начальник службы экологического контроля «Газойла» Михаил Терентьев. Антон Пахомов поприветствовал его, откашлялся и начал выступление: — Как вы знаете, наша компания пришла в Ненецкий автономный округ всерьез и надолго. Мы планируем начать добычу на двух месторождениях, разведанных еще в 1960—1970-х годах. Поэтому мы решили наладить стратегическое партнерство с руководством округа, обеспокоенного экологической безопасностью в регионе...

За два дня до пресс-конференции Пахомов прилетел из Нарьян-Мара, столицы НАО. Там он встречался с губернатором округа и проверял, как идет подготовка к расконсервации первой скважины. Нервов она потрепала много: начиная с того, что документация на скважину потерялась, так что пришлось самим тщательно ее обследовать, и заканчивая тем, что согласования в Минприроды и Ростехнадзоре постоянно затягивались и приносили лишь головную боль. К тому же выяснилось, что из-за глобального потепления веч-

ная мерзлота в тундре подтаяла и требуются дополнительные вложения­ при прокладке трубопровода к ­месторождению. Но овчинка стоила выделки: уточненные запасы нефти в скважине в три раза превосходили прежние прогнозы.

— Мы учли печальный опыт других компаний, работающих в округе, и приняли повышенные меры безопасности, которые минимизируют риски разлива нефти. В частности, мы работаем по более жестким техническим и экологическим стандартам, чем те, которых требует от нас российское законодательство.

Это была правда. «Газойл» владел нефтеперерабатывающими заводами в европейских странах и стремилась стать глобальной компанией с международными стандартами и безупречной репутацией. У владельцев были планы выйти на IPO, компания активно внедряла у себя качественный независимый аудит и стремилась быть максимально открытой.

С места поднялся уже немолодой человек в вельветовом пиджаке — биолог Евгений Ремчук, замдиректора организации «Экобаланс», готовивший когда-то доклад о состоянии экологии в ненецкой тундре и воздействии на нее нефтедобычи:

— Но вы же не можете гарантировать, что аварий не произойдет?

— Нет, и этого никто не может гарантировать. Но, повторю, риски сведены к минимуму. Мы готовы в кратчайшие сроки ликвидировать любые утечки, для чего и поддержали идею постоянного спутникового мониторинга. ­У нас современные технологии сбора разлива и рекультивации почвы. Повторение истории с месторождением имени Гагарина исключено.

Два года назад на этом месторождении компания «Регионгаз» ­расконсервировала 40-летнюю скважину. Но при запуске произошла авария, в результате которой в тундру вылилось около 800 тонн нефти и на территории в тысячу квадратных километров вымерло все живое. Причиной, как показало расследование, послужила трагическая случайность, человеческий фактор — рабочие вышли на смену без нужных инструментов. Аварию ликвидировали спустя сутки, но природа сильно пострадала.

— У нас есть все правительственные экспертизы, показывающие безопасность нашей работы в НАО, — взял слово Михаил Терентьев. — Вы можете все проверить!

— Доверия к этим заключениям нет... Посмотрите, во что превратилась тундра, она уничтожается, — раздраженно махнул рукой эколог Ремчук. — Добывать там нефть — неоправданный риск и преступление! У вас же есть разрабатываемые месторождения — ну и следите там дальше. Что вы все загадить спешите?!

— Послушайте, вы только разговаривать можете! А всю работу по сохранению экологии делаем мы сами: это мы закупаем новое оборудование, мы ищем и оплачиваем инновационные разработки, исследования, рекультивацией нарушенных земляных покровов собираемся заняться. Ну давайте перестанем добывать нефть и газ — на чем вы будут греть себе еду и чем заправлять машину?

Экологи в знак протеста покинули пресс-конференцию. В оставшееся время Пахомов рассказывал, что «Газ­ойл» стремится сломать стереотипы о нефтяных компаниях как о безответственных и жадных организациях, гонящихся только за прибылью.

Журналистов западных изданий интересовало, зачем вообще добывать нефть в суровых северных условиях — Россия ведь богата на месторождения. Пахомов, как мог, объяснял, что запасы на действующих скважинах иссякают, работать там становится сложнее, а при нынешних ценах на нефть добыча в тундре — очень рентабельное дело, к тому же технологии шагнули далеко вперед. «Газойл», убеждал он, вложил в расконсервируемую скважину около семи миллиардов рублей. «Мы вкладывались не для того, чтобы допускать аварии и рисковать этими деньгами, — уверял он. — Напротив, мы первые, кто заинтересован в безаварийной работе и, как следствие, росте капитализации».

Личная неприязнь

Уходящая вдаль цветущая тундра, усыпанная морошкой, напоминала ковер.

— Жаль, если вся эта красота пропадет, — со вздохом произнес Евгений Ремчук. Он с коллегами прилетел в Нарьян-Мар проинспектировать, как «Газойл» готовится ввести в эксплуатацию нефтяную скважину «Пионерская», о которой Пахомов говорил на пресс-конференции.

«Экобаланс» был для нефтяников как бельмо на глазу: существовал на международные гранты, что гарантировало независимость от российского правительства. Нефтяники же считали, что экологи необъективны.

Ремчук с коллегами брали пробы воды и почвы для международного отчета. На «Пионерской» уже прошел пробный пуск, скважина должна была вот-вот заработать на полную мощность, и экологи не собирались этого допускать.

— Эй, что вы здесь делаете?! — окрикнули экологов из проезжавшего мимо вездехода. Машина резко остановилась, из нее вышел укутанный­ в плащ худощавый мужчина и решительно направился в их сторону.

— Георгий Серебров, начальник буровой, — представился он. — Кто вас сюда пропустил?

— Никто, мы сами прошли. На вертолете, — ответил Ремчук. — Экологи мы.

— Экологи... — протянул Серебров и сделал знак своему помощнику, чтобы тот проверил у них документы. — Тут частная территория, но у меня указание вам не препятствовать. Ничего противозаконного вы все равно не найдете.

— Как сказать. Дело не в законе. Вы, еще не начав добычу, нанесли урон природе. Смотрите: строительной техникой вы повредили растительность и вызвали эрозию почвы. А тут уникальные растения! Далее, олени лишились традиционных пастбищ и мигрировали на восток. От вашей стройки не сразу, но исчезнет рыба в реке. И это вы ­еще не приступили к выкачке нефти. Случись авария, что здесь останется? Вы уедете, а следы вашего пребывания: мусор, трубы, дороги, нефтяные пятна — останутся здесь на десятилетия. Понимаете, все это накапливается и приводит к необратимым изменениям.

— Да ладно. У нас положительное заключение Главгосэкспертизы о том, что строить здесь можно. И от местных жителей согласие получено. И вы же знаете о компенсационных посадках: компания взамен вырубленных деревьев сажает новые. Природа прекрасно восстанавливается, дайте ей только время. Потом — посмотрите на наше оборудование, это же песня! А трубы? Они же не подвергаются коррозии, а значит, не будет и утечек.

И если вы такие экологи, может, голыми ходить будете: ваши приборы, ботинки, одежда — они же все на газу да на нефти сделаны... Лучше давайте я вас отвезу в поселок, посмотрите, что «Газойл» там построил.

Дело шло к вечеру, в поселке экологи как раз собирались переночевать, и Ремчук согласно кивнул.

На вездеходе они доехали до местного центра — несколько десятков одно- и двухэтажных домов, сбитых посреди тундры в полукруг, в 20 минутах езды от вышки. «Газойл» построил здесь школу, привез врача, — завел рассказ начальник буровой. — Новые дома видите? Это тоже компания постаралась». В поселке, пояснил он, живут строители и нефтяники вперемешку с теми из местных, кто решил работать на «Газойл».

Машина остановилась возле гостиницы, и Серебров пригласил экологов в кафе — продолжить знакомство. Коллеги Ремчука, сославшись на ­усталость, от предложения уклонились, а сам он согласился. «Интересно, с какой целью он нас зовет? — подумал эколог. — Но, может, из этого какой-то толк выйдет, интересное что расскажет». В гостиничном кафе никого не было. Они заказали горячее, от алкоголя эколог отказался, а Серебров настаивать не стал.

— Если откровенно, — признался Ремчук, отхлебывая кофе, — больше всего мне в вашей компании не нравится гендиректор.

— А при чем здесь он? Что не поделили?

— Да было дело, когда несколько лет назад «Газойл» тянул газопровод рядом с заповедными зонами на Алтае. Мы активно мешали, до тех пор пока нас не приняла ФСБ. Всех задержали, дело завели... Хотя «контора» тогда и на них наехала, проверки, туда-сюда. Но мне кажется, это для отвода глаз было. В итоге они все построили, а мы тогда еле ноги унесли.

Серебров наклонился вперед:

— Зря вы так. Верховный наш вкладывается вдолгую. Я с ним встречался, он человек жесткий, но по делу. ­

В нефтянке разбирается от и до, людям платит хорошо. Он лично приезжал смотреть нашу «Пионерскую», проверял, как тут с экологией. А вы говорите!

После кафе Ремчук отправился к себе, размышляя, как поступить. «Экобаланс» вместе с международными организациями зеленых уже неоднократно требовал закрытия «Пионерской». «Газойл» отфутболил их, ссылаясь на то, что нарушений норм нет; обращения к ­правительству, ­

к президенту ничего не дали. Общественное мнение тоже никого не волновало. «Нужно что-то более действенное», — подумал Ремчук.

Решительные меры

Гендиректор «Газойла» Константин Тольский, подтянутый мужчина 47 лет, поднимался на лифте к себе в кабинет. Он только что закончил тренировку — благо, спортзал находился в здании центрального офиса, высокой башни из стекла и бетона.

Накануне ему сообщили две приятные новости. Во-первых, в совет директоров «Газойла» согласился войти Брюс Хайли, американец, работавший в Shell и ВР и имевший большие связи в правительственных и политических кругах США и Европы. Во-вторых, запасы нефти на другой скважине в НАО также превысили прогнозы. По самым скромным прикидкам, новые скважины сулили рост прибыли «Газойла» на 20% в год. «Все складывается очень неплохо, — думал он. — Часть прибыли пустим на скупку активов в Европе, часть — на модернизацию наших предприятий».

Лифт остановился на 14-м, последнем этаже. Тольский зашел в кабинет, обставленный по вкусу хозяина. Длинный рабочий стол, на нем лампа, одна стена заставлена книжными полками, на другой карты России и мира, утыканные красными булавками, — места, где работает компания. Из окна открывался вид на сверкающую вечерними огнями Москву.

В кармане зазудел телефон. Звонил Антон Пахомов.

— Слушаю, Антон.

— Костя, включи Euronews!

— А что такое?

— Экологи... у нас на скважине в НАО.

Гендиректор щелкнул пультом: по телевизору показывали «зеленых», которые разбили палаточный лагерь рядом со скважиной и растянули баннер с требованием остановить добычу нефти.

— Антон, что там происходит?!

— У нас все под контролем. Сереб­ров, начальник буровой, мне только что отзвонился. В общем, «Эко-

баланс» проник на нашу территорию, ­

к буровой пока не подходит, мы их пока не трогаем. Но они здесь надолго.

— Твою мать, — процедил Тольский. — Давай, собирай всех наших срочно, совещание через час. И добудь мне самую подробную информацию — почему я не в курсе дела?!

Через час в кабинете у гендиректора сидели юристы, представители службы безопасности, ­топ-менеджеры, ­отвечавшие за экологию и эксплуатацию­­. Вопроса было два: как допустили экологов на буровую и что теперь с ними делать? Антон Пахомов доложил, что на переговоры зеленые не идут и вряд ли пойдут: как рассказал начальник «Пионерской», у них зуб на Тольского.

— Чего же они хотят? — спросил гендиректор.

— Закрытия скважины.

— Исключено! Ищите другие варианты.

Служба безопасности предлагала задержать экологов, и правовые основания для этого были: они находились на частной территории — земля была у «Газойла» в аренде. Но тогда все имиджевые и репутационные поте-

ри лягут на компанию. К тому же с экологами были европейские ­телевизионщики и наверняка еще какие-нибудь журналисты. Юристы предлагали вызвать правоохранительные органы — это их работа, пусть задерживают и разбираются с ними по закону. «А может, оставить все как есть? — подумал Тольский. — Закон на нашей стороне. Но вдруг они полезут на вышку? И по времени это все затянется... Надо действовать быстро. Но как? Вступать в переговоры? — но мы и так сделали много. Или действовать силой? Ни один из вариантов не идеален...»

Как поступить гендиректору?

Ситуацию комментируют эксперты.

Сергей Чернин, президент ГК «Корпорация ГазЭнергоСтрой»

Ситуация, описанная в кейсе, непростая, но подобные конфликты, к сожалению, не редкость. Нужно оговориться, что любые продукты прогресса наносят вред природе, будь то электростанция или трубопровод. Но это не значит, что мы должны жить в пещерах. Весь вопрос в масштабе ущерба. В России есть свои экологические нормы, за которыми уполномочен следить Росприроднадзор, а также другие контролирующие органы: Ростехнадзор, Главгосэкспертиза. Эти требования, надо отметить, подчас в чем-то жестче, чем в Европе, на которую у нас часто ссылаются.

Насколько можно судить, проект «Газойла» прошел все предусмот­ренные законом согласования и проверки. В этом случае никто не имеет права мешать компании только потому, что ему кажется: проект нарушает экологические нормы или может плохо повлиять на природу. Так что «Газойл» вправе защищаться и даже принимать силовые меры против экологов, как и предлагает служба безопасности. Не чтобы их побить, а чтобы предотвратить возможные серьезные инциденты на скважине: экологи часто недопонимают, что такое строительная площадка и с ними, не дай бог, что-то может случиться. Одновременно я бы посоветовал компании обжаловать действия экологов в Росприроднадзоре и прокуратуре.

Я хочу особо подчеркнуть, что экологи, безусловно, нужны. Компаниям не выгодно инвестировать в охрану окружающей среды, и экологи их к этому подталкивают. Но ключевой вопрос — в разумности их требований. Если все сделано по закону, то претензии «Экобаланса» и Ремчука в данном случае необоснованны. Мы сами неоднократно получали разрешения Росприродназдора, и хочу заверить, что экспертиза проводится совершенно независимыми специалистами — это доктора и кандидаты наук, заведующие кафедр, которые обычно сами симпатизируют идеям «зеленых». Этот экспертный совет большинством голосов решает, соответствует ли российскому законодательству тот или иной нефтяной проект. Надо отметить, что в своем решении эксперты всегда перестраховываются, руководствуясь принципом «как бы чего не вышло». Случай «Газойла» осложняется тем, что компания задумала IPO и ей из репутационных соображений, возможно, не стоит принимать решительные меры. Поэтому я бы посоветовал компании также выделить побольше времени и денег на упрочение своей «зеленой» репутации, чтобы донести до общества, что подобные действия «Экоконтроля» незаконны и вредны. Кроме того, можно показать, что добыча нефти на «Пионерской» более экологична и безопасна, чем в той же Европе или США. По нашему опыту, впрочем, сделать это нелегко: часто, когда общественное мнение накручено, здравый голос тонет во всеобщем ажиотаже.

Экологи также заявляют, что причиной аварии может стать не техническая неподготовленность компании, а «человеческий фактор». Но при добыче нефти утечки есть всегда. И специалисты как раз моделируют все возможные ситуации, чтобы знать, как на них реагировать. Все эти варианты предусмотрены проектом, иначе он бы не прошел Главгосэкспертизу. Если у экологов все же есть возражения, то они вправе представить их в госорганы еще на стадии согласования проекта. Сейчас любое строительство инженерного объекта проходит общественное обсуждение. Неизвестно, участвовал ли в них «Экоконтроль». Но сейчас действия экологов, по моему мнению, выходят за рамки закона.

Вадим Шомесов, первый заместитель технического директора ОАО «МОЭСК»

Ситуация выглядит неоднозначной и патовой.

С одной стороны, у частной компании, судя по всему, есть все разрешения от регулирующих органов на добычу нефти из этой скважины. Более того, компания взяла на себя дополнительные экологические обязательства, стремясь придерживаться стандартов более жестких, чем требует регулятор.

С другой — у экологов есть основания считать, что, не­смотря на все согласования и разрешения, гарантий, что аварий не будет, нет.

И с ними трудно не согласиться: нам, энергетикам, эта проблема хорошо знакома. Около 90% случаев аварий на энергообъектах происходят в силу человеческого фактора, а если точнее — от вмешательства в энергосети тех, кто в МОЭСК не работает и не владеет нужными знаниями. В России от удара током на линиях электропередач ежегодно гибнут около 100 человек. Полностью предотвратить аварии, связанные с человеческим фактором, сложно, можно говорить только о том, как свести риски к минимуму. У нас, например, как-то строители по халатности оборвали линию электропередач и обесточили аэропорт Шереметьево. Мы с ними проводим ликбез, разъясняем им правила безопасности, связанные с электросетями, какие меры предосторожности необходимо предусмотреть. А своих сотрудников надо обучать постоянно, повышая их квалификацию — для нас это вопрос номер один, так как речь идет о жизни людей. Возможно, нефтяным компаниям тоже стоит уделять особое внимание обучению технике безопасности.

Мне кажется, у компании есть возможность наладить сотрудничество с экологами, которые действительно заинтересованы в бережливом отношении к природе и не политизированы.

У нас в компании был случай, который казался неразрешимым. После ледяного дождя на рубеже 2010—2011 годов в Московской области оказались обесточенными тысячи потребителей. Нам нужно было очистить просеки линий электропередач от завалов, как того требовал техрегламент.

На деле это означало вырубку почти 4 тысяч га лесов — экологи, конечно, выступили против. Долго не могли найти решения, устраивающего всех, но в конце концов мы договорились. Мы выяснили, что у правительства Московской области есть ежегодный план посадки деревьев, но совершенно нет для этой работы людей. Тогда мы договорились с экологами, волонтерами, привлекли своих сотрудников и выполнили годовой план чуть ли не за неделю. И экологи были довольны, и мы произвели компенсационные посадки, и подмосковное правительство выполнило свой план.

МОЭСК с экологами соприкасается в двух вопросах: это прокладка лесных просек и соблюдение природоохранных норм на энергообъектах. Экологи нам, конечно, стараются вставлять палки в колеса, но с ними надо обязательно искать общий язык, и если видно, что они ведут себя честно, то стоит дружить с ними. Но гораздо жестче экологов природоохранная прокуратура: она требует разрешения бувально на каждое срубленное дерево. Нормы у нее очень жесткие.